— Никто тебя и не винит, — ответила старуха. — А про налоги лучше помолчи, не пришлось бы пожалеть, что проронила такие слова. Но слушай и не перебивай меня. Император, узнав про это злодейство, очень разгневался, созвал своих советчиков и звездочетов и спросил, как это могло случиться, что посреди его столицы, в самом его дворце, осмелились убить его любимца. А звездочеты и советники ответили, что не будет покоя в стране, пока в Ханбалыке останется хоть один китаец.

— Откуда вы знаете, что говорилось во дворце? — прервала Сюй Сань. — Вас там не было.

— Меня там, конечно, не было, — обиженно возразила старуха. — Но другие люди были. А мой хозяин — большой купец, и у него всюду есть знакомство. И хотя приказ еще не обнародован, но хозяина уже обо всем известили, и поэтому я и пришла за вышивкой, и мне уже давно пора уходить.

— Ваша вода остыла, разрешите, я вам подолью кипятка, — сказала Сюй Сань. — А что это за приказ?

— А приказ этот вот какой. Звездочеты сказали: «В сплетении узких улиц таятся семена заговора и гнездятся корни восстаний». А советники сказали: «Надо выселить всех китайцев из Ханбалыка и построить новый город за рекой, чтобы улицы в нем были широкие и прямые и можно было бы прострелить их стрелой из конца в конец». А в приказе сказано, что каждый китаец должен разобрать свой дом и ограду и перенести его за реку на отведенный ему участок. Значит, придется тебе ломать свой дом и вышивать тебе будет некогда и негде. Не задерживай меня больше, я ухожу. Зови моего мальчишку, чтобы забирал пяльцы.

— А плата за работу? — спросила Сюй Сань. Лицо у нее было белее белого и руки и ноги дрожали.

— Какая же плата, если работа не окончена? — нагло ответила старуха.

— Но ведь не разгибаясь сидела я над ней три месяца! — закричала Сюй Сань. — Я пойду к судье. Есть еще справедливость!

— Смотри, как бы судья тебя самою не посадил в тюрьму. Вздумала нищая баба тягаться с богатым купцом! Справедливые судьи только в загробном царстве. Наберись терпения, пока умрешь, там твою тень рассудят. Но не кричи, дура, не ломай руки. Мой хозяин человек милостивый. Он велел мне, если ты начнешь спорить, отдать тебе эти деньги.

— Что ты мне суешь? Эти деньги обгрызены крысами. У меня их не примут.

— Примут. Цену прочесть можно. Это хорошие деньги. — С этими словами она сунула Сюй Сань небольшую пачку бумажных денег, закрыла вышивку принесенным с собой полотном и с помощью мальчишки вынесла пяльцы.

Сюй Сань, дважды пересчитав бумажки, спрятала их подальше и побежала к соседу за советом.

Сосед подтвердил, что тоже уже слыхал об этом приказе, что старый дом следует разбирать умеючи, потому что многое из старого может пригодиться при постройке нового. Балки и крепления крыши, переплеты окон, двери и часть кирпичей и черепицы придете отнести на новый участок. Конечно, это дело не под силу одинокой женщине.

— Нету ли у вас родных, которые могли бы вам помочь? — спросил он.

— Я родом с юга, из Линьани, — ответила Сюй Сань, — и там остался у меня дядя, брат моего отца.

— Будь я на вашем месте, — сказал сосед, — я связал бы в узел одеяло, чашки и палочки для еды и тронулся бы к югу, где, конечно, найдете вы пристанище.

— А как же мой дом? — спросила Сюй Сань.

— Будь он получше, можно бы продать его на снос, хотя сейчас не такое время, чтобы покупать. А ваш дом к тому же крыт соломой, пол земляной, а в переборках больше щелей, чем дерева. Кому такой нужен?

— Еще я вас хотела спросить, — робко сказала Сюй Сань. — Если деньги немножко с краев обгрызены крысами, их примут?

— Если только с краев и цену можно разобрать, деньги действительны. А откуда у вас деньги, да еще такие, которые, видно, долго хранились в тайнике?

— У меня нету денег, — ответила Сюй Сань.

— А в таком случае мой вам совет — уходите. Чем скорей вы пуститесь в путь, тем скорее доберетесь до вашего дяди.

И так случилось, что на следующее утро Сюй Сань и Маленькая Э покинули Ханбалык.

Глава шестая

КАК СЮЙ САНЬ ЗАПЛАТИЛА ЗА НОЧЛЕГ

Так начался их длинный-длинный путь, такой длинный, что Сюй Сань даже не могла себе представить, сколько времени он продлится, на сколько бесконечных дорог протянется. Она шла опустив голову, с щемящей сердце печалью прощалась с улицами, на которых не удосужилась побывать, и с домиками, которые раньше не успела увидеть. То привлекала ее внимание серая каменная стена с высеченным на ней цветочным узором, то резной, раскрашенный фасад лавочки, то фигурки львов и кур на углах крыши.

«Всего этого скоро не будет, — думала она. — Разрушат строения, срубят крепкие стебли глициний и тонкие ветви ив. Никогда-никогда я больше этого не увижу».

Но Маленькая Э была очень весела. Она то забегала вперед, плясала и прыгала и опять подбегала к матери. В руке она несла узелок с вареными на пару пышками. Их принесла на прощание добрая соседка. И мысль о том, что скоро мать позволит их попробовать, еще больше увеличивала ощущение неожиданного праздника.

Когда они вышли за городские стены, Маленькой Э стало еще радостней. По прямой мощеной дороге было легко идти. По сторонам зеленели сады и луга. Навстречу проскакал отряд монгольских всадников. На них были яркие халаты, а колчаны и седла пестро разукрашены.

Крестьяне везли тележки с молодыми овощами. От бледно-зеленого лука так очаровательно пахло, что весь рот наполнялся слюной. Прошел караван верблюдов, нагруженных углем. Последним бежал верблюжонок, взъерошенный и замызганный, но веселый. Утки, которых тащили на рынок п плетеных корзинках, крякали и квакали наперебой, будто торопились, прежде чем их зажарят, успеть рассказать что-то очень смешное. Проехала со свитой знатная монголка в сером в яблоках коне. У нее было плоское круглое лицо и глазки щелки, утопавшие в толстых щеках. Над ее головой высоко вздымался удивительный убор монгольских женщин — мужской сапог, натянутый голенищем на лоб с торчащим вперед тупым носком, сплошь унизанный драгоценными камнями. У мужчин ее свиты волосы были заплетены во множество мелких косичек и подвязаны с двух сторон за ушами. В седле они сидели низко и небрежно и перекликались хриплыми голосами. За ними бежали стройные собаки с узкими длинными мордами, похожими на змеиные головы.

Солнце поднималось все выше, и Сюй Сань, несшая тяжелый узел с одеялами, почувствовала усталость. Она подозвала Маленькую стерла рукавом пот с ее высокого лобика. Но Маленькая Э нетерпеливо вывернулась из ее рук и побежала за бабочкой, порхавшей перед ней. Сюй Сань вздохнула, переложила узел в другую руку и пошла дальше.

Наконец она почувствовала, что ей невмоготу. Недалеко от дороги заметила она небольшую рощицу из белостволых сосен, осенявших могилу. Тогда она подозвала Маленькую Э и сказала:

— Отдохнем и поедим.

Они присели на плоскую каменную ограду могилы. Сюй Сань раз. вязала узелок, и каждая взяла по пышке. Под скользкой от пара корочкой тесто было пушистым и нежным. Обе жевали, сонно глядя на дорогу. Под сенью сосен было прохладно, дорога сверкала, раскаленная полуденным солнцем. Тут они увидели, что по направлению и города показалось несколько тележек.

В каждую тележку было запряжено по тощему мулу и низенькому ослу. Мул тянул изо всех сил, ослик семенил рядом, ступая небрежно_: будто за компанию. На каждой тележке были навалены большие красные сундуки с углами, обшитыми собачьим мехом, свертки циновок, длинные бамбуковые шесты. Поверх поклажи сидели, свеси ноги, какие-то люди, и среди них несколько женщин в ярких платьях необычного покроя, но вылинявших и выгоревших от ветра, солнца непогоды. На последней тележке сидел, болтая ногами, стройный очень молодой человек в рваной куртке. При виде Маленькой Э, смотревшей на него разинув рот, он подмигнул ей и скорчил смешную гримасу.