Византийцы учили детей грамоте не только потому, что грамотный человек, как правило, с большим успехом обеспечивал себе сносные условия существования, но и потому, что образованность ценили и уважали в самых широких кругах византийского общества.

ВИЗАНТИЙЦЫ И ИНОСТРАНЦЫ

В течение всей своей жизни византиец постоянно слышал вокруг себя иноплеменную речь. Вплоть до начала XIII века Византийское государство было многоплеменной державой.

Иноплеменники — жители империи могли бегло говорить по-гречески, могли изъясняться с трудом, могли вовсе не знать этого языка.

И тем не менее, если они жили в пределах империи, то считались такими же «ромеями», как и греки по рождению. «Ромеями» не признавались только те подданные империи, которые не были правоверными христианами, как, например, подвластные империи арабы-мусульмане в малоазийских пограничных районах, язычники (печенеги и половцы) на Балканах, евреи на Пелопоннесе и в столице, армяне-монофиситы Фракии.

Но со временем в византийском привилегированном обществе стали все чаще обращать внимание и на этническое происхождение «ромея» — грек ли он родом, а если нет — то насколько ему удалось овладеть господствующей греческой культурой, уподобиться по мироощущению греку — представителю византийской элиты.

Стать «истым ромеем» было важно иноплеменнику, чтобы сделать карьеру и занять прочное положение в обществе.

Подавление самобытной культуры покоренных народов и внедрение культурно-этнических норм господствующей народности (то есть эллинизация или ромеизация) не всегда были сознательно направляемыми властями процессами (исключением являлось лишь отношение к иноверцам). Но ромеизация вытекала из всего уклада жизни и организации власти в империи.

В своих наиболее заметных формах она выступала в тех случаях, когда иноплеменник-индивид попадал в тесный круг ромеев-греков, связанных между собой общими служебными, профессиональными или семейными узами (церковный причт, канцелярия и т. д.).

Новобрачная иноплеменница, попав в греческую семью, получала даже новое имя — греческое. Рожденных «варваркой» детей воспитывали, разумеется, как истинных греков.

Своеобразная ситуация складывалась в контактных зонах, на рубежах империи и внутри нее, в пограничных областях между компактным греческим и иноплеменным населением. Неустойчивые границы империи были размыты обширным поясом буферных княжеств и эмиратов.

Одни из них находились в зависимости от империи, другие — в полузависимости, третьи — в союзе, четвертые — в состоянии постоянной вражды. Население, примыкавшее к этим районам с обеих сторон, испытывало двухстороннее влияние, не всегда знало и желало знать, каково его подданство.

В Северной Фракии и в Македонии, в контактной зоне, греческое население, примыкавшее к ней с юга, подвергалось серьезному славянскому влиянию, а славяне соседних с греками районов испытывали сильное воздействие греческой цивилизации.

В городах империи, особенно в Константинополе, всегда находилось множество иностранцев: купцов, богомольцев, церковных деятелей, приезжавших по делам к патриарху, монахов, подвизавшихся в греческих или в своих монастырях, воздвигнутых в византийских монашеских центрах, иноземных наемников, служивших в течение краткого или продолжительного срока в войске и расквартированных как в городах, так и в селах, постоянно поселившихся лиц иностранного происхождения, дипломатов и посланцев иностранных государей, проживавших в столице в течение недель или многих месяцев и даже нескольких лет.

Росли, занимая целые кварталы с пристанями, постоянные купеческие колонии иностранцев, в особенности итальянцев. Привилегированные колонии итальянцев практически были совершенно независимыми. Спаянные единством интересов, жившие на чужбине купцы и судовладельцы всегда приходили на помощь друг другу, причиняя порой прямой ущерб приютившей их стране.

Местные ремесленники и торговцы не раз поднимали восстания, в ходе которых громили итальянские кварталы.

Некоторые василевсы пытались ограничить деятельность итальянцев в столице, но делали это крайне непоследовательно. Империя нуждалась в военной помощи итальянцев, особенно их флота, и после погромов императоры выплачивали итальянцам компенсацию.

Иноземцы упрочивали свои позиции в империи.

Сознание своего превосходства над «варварами» и озлобление, испытываемое после неудачных попыток противостоять торгово-промышленной конкуренции, порождали у ромея чувство неприязни не только к «латынянам», но и к таким же православным, как и он сам, грузинам и русским.

В привилегированном положении находились иностранные наемники, служившие в Константинополе, особенно — в дворцовой гвардии. Они размещались в зданиях дворца, всегда окружали василевса и пользовались его щедротами. Им доверяли и жизнь императора, и проведение наиболее важных акций (например, арест патриарха).

В таком положении долго были русские и варяги.

При провозглашении нового василевса вельможи и их ставленник испытывали особое беспокойство и страх, если дворцовая гвардия не торопилась его славословить. Узурпаторы более всего опасались верности наемников законному василевсу.

Кекавмен предупреждал, что наемные воины не должны получать важных титулов и должностей: они обязаны нести службу «за хлеб и одежду», «посматривая на длань императора», высокая плата и почести могут развратить их, а главное — оскорбить чувства ромеев, охладить их служебное рвение. Возвышение иноземцев опасно и для международного престижа империи — на родине наемника будут смеяться над ромеями, вознесшими никчемного человека, не сумевшего ничего добиться у себя дома.

Но этим рекомендациям императоры обычно не следовали ни до, ни после Кекавмена. Они проявляли особую щедрость по отношению к тем знатным иностранцам, которые навсегда поселялись в империи. Эти люди быстро продвигались по службе, становились сановниками, порой командовали основными военными силами государства.

ПРАЗДНИКИ, ЗРЕЛИЩА, РАЗВЛЕЧЕНИЯ

Праздники в Византии были общенародными и местными, религиозными и политическими, профессиональными и семейными, регулярными и экстраординарными, официально дозволенными и запрещенными.

Один из наиболее стойких феноменов народной культуры, праздник воспринимался каждым новым поколением как неотъемлемый элемент устоявшегося жизненного распорядка, унаследованного от предков.

Наиболее древними, восходящими к античной и эллинистической эпохам, являлись языческие празднества, которые продолжали бытовать в христианском византийском обществе, медленно и трудно сходили со сцены, исчезали и возрождались, маскировались под христианские праздники или под местные обычаи, справлялись тем смелее, чем дальше от крупных центров, высших церковных и светских властей находилась та или иная местность.

Эти враждебные православию рудименты язычества в среде иноплеменного населения империи имели и древнеэллинское и свое, так сказать, отечественное происхождение. Они явственнее ощущались в тех провинциях, которые позже вошли в состав империи (например, некоторые армянские и грузинские земли, северо-западные районы Балкан (и где население вело более замкнутый образ жизни) например, влахи, албанцы). В основном, однако, оригинальные языческие обычаи и обряды иноплеменных ромеев успели тесно переплестись и слиться с чисто эллинскими, подверглись переосмыслению и даже некой ритуальной «христианизации».

Знаменательно, что число языческих торжеств и веселий даже увеличивалось с распространением христианства: языческие праздники приютились самозванцами в лоне самой ортодоксальной веры и вместе с нею наследовались неофитами. Поэтому церковь вынуждена была идти не по пути полного искоренения языческих обычаев, а по пути их адаптации, «обезвреживания» несовместимых с христианством идейных норм и истолкования древних игрищ в качестве обрядов, связанных, например, с циклами крестьянской трудовой деятельности.