Как ни велика была роль беднячки-труженицы или знатной хозяйки, в большинстве полноценных семей женщина редко добивалась полного равенства с мужем. Источники сообщают о многочисленных жалобах простолюдинок, просивших у суда защиты от тирании мужей, от непосильного труда и побоев.

Власть мужа или тестя была непререкаемой, она имела прочные традиции, восходя к «власти отца семейства» эпохи Римской империи.

Целиком оправдывала тиранию мужчины в семье и христианская этика: природа женщины объявлялась потенциально порочной — именно женщина была виновной в «первородном грехе». Намекая на это, философ советует глаз не спускать с жены, невесток и подросших дочерей как способных на любой неожиданный поступок. Их позор, поучает он, причина уныния всей родни, укус ехидны в сердце.

В средних и высших слоях общества женщины были обычно затворницами в кинекеях. Лишь изредка знатная дама или девушка решалась отправиться на богомолье или в публичную женскую баню (и то в окружении служанок).

В одном источнике описывается разорение арабами города. И приводится одна деталь, по мнению автора способная сама по себе дать представление о грандиозности постигшей город катастрофы. Описывая картину убийств и разбоя, автор поражается, что «женщины не желали сдерживать себя и прятаться от глаз мужчин, не испытывая смущения, носились по городу с распущенными волосами, презрев всякое приличие» и издавая вопли.

И это делали, удивляется автор, не только матроны, но даже девушки-затворницы, «лелеемые для брака».

ДЕТИ И РОДСТВЕННЫЕ СВЯЗИ

Вступив в брак, супруги с нетерпением ожидали появления детей — их отсутствие воспринималось как божья кара. В житиях нередко рассказывается о бесплодии женщин, о растущей неприязни мужа и, наконец, о чудесном «вмешательстве» свыше.

Особую радость вызывало рождение мальчика — кормильца под старость. Когда в семье с небольшим достатком рождалось несколько сыновей, то родители нередко оскопляли одного из них. Как правило, сын-евнух отправлялся в город, чаще всего в столицу, мечтая сделать там духовную карьеру (много евнухов было среди епископов, митрополитов, диаконов крупных церквей и даже патриархов) либо устроиться в кинекее или мужских покоях вельможи, а возможно, и самого василевса.

Немало евнухов занимали важнейшие дворцовые должности, а порой, и не занимая их, в качестве спальничих — доверенных лиц императора — играли значительную роль в политической жизни государства.

Иногда сына оскопляли и в ожидании от него духовного подвига. По словам одного хрониста того времени, евнухов в императорском дворце было больше, чем мух в загоне для скотины.

Мер к ограничению рождаемости супруги не принимали. Попытки вытравить плод (законный или внебрачный — безразлично) расценивались как великий грех и сурово карались и властями, и церковью.

В отличие от Западной Европы в Византии все сыновья и дочери одной и той же родительской пары имели равные права на наследство. Лишить кого-либо из них законной доли можно было только в исключительных случаях (если дети бьют и оскорбляют родителей, клевещут на них, отрекаются от сидящего в тюрьме отца, вступают в связь с мачехой, заключают без согласия родителей брак, оставляют их без ухода при потере ими рассудка и так далее).

Если завещание отсутствовало, то суд поровну распределял имущество умерших родителей между их детьми.

За внебрачными детьми закон также признавал некоторые права на наследство родителя. Но в целом положение «от блуда рожденного» в обществе было тяжелым, особенно если отцом его являлось духовное лицо (греховность рождения как бы удваивалась).

Если незаконнорожденный оставался на нижних ступенях социальной лестницы, его жестоко травили, если он взбирался по ней вверх, положение дела нередко менялось: незаконнорожденный помыкал законнорожденной знатью. Случалось и такое.

В империи имелось немало детей-сирот.

Если сирота наследовал имущество, над ним устанавливалась опека. Опекуны — частные лица часто обкрадывали опекуемых, и закон поэтому рекомендовал богоугодным заведениям осуществлять опеку над сиротами.

Часть сирот-нищих государство устраивало в казенные орфанотрофии (приюты) при церкви и монастырях, ведал ими особый дворцовый чиновник, а обслуживали их клирики и монахи. Дети погибших видных воинов зачислялись в особый воинский отряд, членов которого называли «бессмертными», ибо на место каждого убывшего тотчас заступал новый.

Большинство сирот не попадало ни под опеку, ни в приюты. В житиях частенько мелькает фигура деревенского сироты-пастушка, который пасет коз или свиней за черствый кусок в зной и в холод, ночует в поле и едва не умирает от голода.

Именно на детях в ту пору в первую очередь отражались стихийные бедствия и общественные катаклизмы. Дети-рабы и дети-евнухи наполняли дома вельмож. Но таким сиротам, можно сказать, повезло. Другие просили милостыню на папертях, принуждались к непосильному труду, шныряли по рынкам под надзором взрослых воришек, а девочки-сироты стояли «на своих местах» в зловонных переулках и на площадях.

Спасения или помощи можно было ждать главным образом от родственников.

Помни о родственниках и оказывай им благодеяния, поучал Кекавмен: не исключено, что именно для этого господь даровал тебе успех. Послушание отцу — первая заповедь, почтение к матери — первейший долг.

Порой, во время мятежей аристократии, василевс призывал мать мятежника, убежденную в греховности сына, и отправлял ее в качестве парламентера: бывали случаи, когда ее увещевания и угроза родительского проклятия приносили василевсу бескровную победу.

Помимо многочисленных родственников, проживавших в одном доме, в семье ромея, особенно богатого и знатного, жило множество людей, не связанных узами родства с хозяином (воспитатели детей, друзья, нахлебники, наемные работники, слуги, рабы и так далее).

Числу таких домочадцев у столичного аристократа было порой столь велико, что он мог в случае нужды сформировать из них значительный вооруженный отряд.

Богатые дома в Константинополе занимали целые кварталы и представляли собой сложный комплекс с многочисленными постройками, амбарами, помещениями для прислуги, скотными дворами, конюшнями, погребами и обширным внутренним двором с портиками и галереями.

Тем не менее византиец, как правило, проявлял величайшую осторожность при допуске посторонних в свой дом. Византийская семья была тщательно отгорожена от чужих глаз и постоянно готова к осаде.

Полководец Кекавмен, вообще крайне недоверчиво относившийся к дружбе, советовал не оставлять в доме иногороднего друга даже на несколько дней: друг, оказывается, может соблазнить жену, невестку или дочь, вызнать размеры доходов, изучить недостатки в домашнем распорядке, чтобы потом забавлять своих домашних рассказами. Лучше послать другу какую-нибудь вещь в знак внимания.

Слуги в доме, даже не свободные, занимали самое разное положение. Некоторые удостаивались безграничного доверия хозяина, служили управителями и телохранителями.

Бывшие слуги, в особенности потомственные, получали иногда высокие официальные посты, если счастье улыбалось их господину. Слуга отца Алексея Комнина — Лев Кефала стал известным полководцем, другой слуга этого императора — первым советчиком василевса, его поверенным и духовником.

Большинство слуг, однако, находилось под строгим надзором господина и его управителей. Слуги могли не только «пожрать прибыль» хозяина, как говорил современник, но принять участие в политической интриге, изменить господину и даже посягнуть на его жизнь.

Широкие родственные связи каждого магната и сановника, значительное число лиц, зависимых от них, и множество приверженцев, превращали их семьи в значительную политическую силу.

Поэтому заключение брака в знатной среде все чаще становилось не только средством, способствующим укрепить экономическое положение семьи, но и важной политической акцией, укреплявшей влияние всего родственного клана.