Девлин в своей гардеробной втирал в щеки золу, когда на пороге за его спиной появилась Геро. На руках виконтессы царственно восседал черный кот.

– Ну, и где он был? – покосившись на жену, улыбнулся Себастьян.

– Умудрился каким-то образом очутиться запертым на конюшне, в седельной кладовой.

– Кто-нибудь должен рассказать ему про любопытство, сгубившее кошку.

Высокомерно взмахнув длинным пушистым хвостом, кот спрыгнул с рук и убежал прочь.

– Я рассказывала, но он не проникся, – ответила Геро, переводя взгляд на поношенные мужнины штаны, кожаный жилет, затрапезный сюртук и не первой свежести рубашку, выбранные в лавках старьевщиков на Розмари-лейн. Виконт также обвязал вокруг торса накладку, которая действенно изменяла как его фигуру, так и поступь. – Правильно ли я догадываюсь, что ты не намерен провести сегодняшний вечер в своем клубе?

Не отводя глаз от зеркала, Себастьян наклонился к нему, добавляя немного золы, смешанной с кухонным жиром, в темные волосы на висках.

– У меня только что состоялась интересная беседа с тем ювелиром, Франсийоном.

– Вот как?

– По его словам, весьма вероятно, что похищение сокровищ французской короны в действительности было подстроено революционным правительством.

Оттолкнувшись от дверной рамы, виконтесса прошлась по гардеробной, потрогав сначала коробку с шейными платками, затем один из потасканных сюртуков, выложенных Калхоуном на выбор хозяину.

– Почему ты так уверен, будто этот голубой бриллиант вообще имеет отношение к смерти Эйслера?

– Пока что я в этом не уверен. Мне также рассказывали правдоподобные истории о безжалостных порядках Эйслера при взимании ссуд и о некоторой необычности плотских утех старика, которые вполне могли привести к его убийству.

Геро взглянула на мужа:

– Поясни, в чем состояла «необычность».

– Он принуждал молодых красивых женщин ложиться с ним в постель, когда те – или их мужья – просрочивали процентные платежи.

По лицу Геро пробежала волна отвращения.

– Я бы сказала, это переходит рамки необычности вплоть до жуткой мерзости. Чем больше узнаю об Эйслере, тем больше мне кажется, что его убийца заслуживает не кары, а награды.

Себастьян вытер руки полотенцем.

– Я бы согласился, если бы не одна мелкая деталь.

– Какая?

– Тот, кто убил Эйслера, намерен позволить повесить вместо себя невинного человека.

– Твоя правда. – Геро какой-то момент поколебалась, затем спросила: – Итак, почему тебя продолжают интересовать драгоценности французской короны?

– В силу каких-то причин, чем глубже я вникаю в дело Эйслера, тем чаще всплывает «Голубой француз». Он явно вписывается в происходящие события, я только не могу понять, куда и как.

– Поэтому приоделся разорившимся толстяком-трактирщиком?

Достав потертую черную шляпу, Девлин низко нахлобучил ее на лоб.

– Я решил, что следует еще раз поговорить с моим приятелем Жаком Колло. Начистоту.

– И что ты ожидаешь от него услышать? – улыбнулась Геро.

– Главным образом, что происходило с «Голубым французом» в промежуток времени между его исчезновением из Гард-Мёбль и появлением у Даниэля Эйслера незадолго до гибели старика. – Поставив ногу на край скамьи, Себастьян поправил спрятанный в сапоге кинжал, затем выпрямился и сунул в карман своего потрепанного пальто небольшой двуствольный пистолет. – И возможно – а вдруг? – где этот чертов бриллиант сейчас.

ГЛАВА 31

Ко времени, когда Девлин добрался до прихода Святого Джайлза, стало совершенно темно. Серп луны и несколько тусклых звезд, показавшиеся ранее в вечернем сумраке, скрылись за пеленой дыма и рассеявшихся по небу облаков. Запахи кухонных очагов и оставшаяся от дневного дождя пронизывающая сырость витали в воздухе поверх вездесущих зловонных испарений. Пока виконт рассчитывался с извозчиком, из тени соседней подворотни вынырнула растрепанная женщина в безвкусном, чересчур декольтированном алом платье и зазывно улыбнулась:

– Желаете развлечься, господин хороший?

Себастьян покачал головой и отправился прокладывать себе путь сквозь шумные, подвыпившие толпы торговцев и поденщиков, воров и карманников, проституток и нищих, рыская пристальным взглядом в море грубых, чумазых лиц.

Лондонский Ист-Энд кишел мужчинами, подобными Колло: выросшими в нужде и отчаянии, необразованными, обозленными и давно отбросившими нравственные основы, которые обычно сдерживали тех, кто смотрел на лондонское дно с неприятием. Большинство обитателей Ист-Энда были англичанами или ирландцами, но попадалось также немало французов, датчан, испанцев, даже выходцев из Африки. Перебиваясь кое-как со дня на день, питаясь в основном картофелем и хлебом, теснясь по пять-десять человек в одной комнатке, эти люди по-своему мстили системе, рассматривавшей их как необратимо «преступные элементы», которых нельзя перевоспитать и можно лишь удерживать от повсеместного распространения. Тех, кто не умирал в детстве или не погибал насильственной смертью, обычно ожидала либо петля, либо высылка в ужасную новую исправительную колонию Ботани-Бей, заменившую прежние адские бездны Джорджии и Ямайки.

С каждым сделанным шагом Сен-Сир все сильнее погружался в образ, которым часто пользовался во время службы в разведке в горах Иберии. Давным-давно именно Кэт Болейн впервые объяснила Себастьяну, что действенная маскировка – это больше, нежели выпачканное грязью лицо и надетые обноски. Для успешного обмана необходимо определить и сымитировать присущие каждому из людей отличия в движениях и выправке, в повадках и отношении к окружающим. Прямая осанка и непринужденно-уверенные манеры графского сына исчезли. Вместо этого Девлин переходил от одного трактира к другому, сгорбившись, втянув голову в плечи и бросая вороватые взгляды человека, который никогда не отдавал приказаний, которому приходится зубами и когтями пробивать себе путь в жизни, который зачастую не знает, где в следующий раз добудет еду, и понимает, что в любой момент на него может опуститься карающая длань закона.

Наконец в питейном заведении неподалеку от Грейт-Эрл-стрит Себастьян увидел объект своих поисков, совещавшийся за обшарпанным столом с какими-то тремя типами. Заказав пинту эля буфетчице, с виду никак не старше четырнадцати лет, Девлин встал спиной к прилавку, согнув ногу в колене и упершись подошвой сапога в грубые доски обшивки. Тяжелый воздух разил пролитым пивом, табаком и немытыми мужскими телами. Прищурив глаза от дыма, виконт наблюдал, как Колло кивнул собутыльникам, поднялся и направился в его сторону.

Себастьян замер.

Но француз проскользнул мимо него к двери, не выказав ни малейшего проблеска узнавания или подозрения. Его приятели остались за столом.

Поставив кружку, Девлин вышел за Колло в темную прохладу ночи.

Он последовал за французом по извилистой аллее, которую освещали только редкие факелы, вставленные в ржавые скобы высоко на потрескавшихся стенах, да тусклые отблески из толстых, грязных оконных стекол нечасто попадавшихся кофеен или забегаловок. Убыстрив шаги, Себастьян догнал Колло, когда тот проходил мимо узкого закоулка между закладной лавкой и свечной мастерской.

Словно почуяв за спиной опасность, Колло полуобернулся, и в этот самый миг Девлин налетел на него. Сила толчка бросила обоих мужчин глубоко в зловонную темноту закоулка.

– Mon Dieu![23] – завопил француз.

Приперев Колло лицом к грубо сложенной кирпичной стене, Себастьян захватил его правое запястье и выкрутил руку за спину, действенно удерживая противника на месте.

– Bête! Batard![24] – ругнулся тот, стараясь вырваться. Его лицо перекосилось, шляпа съехала набекрень, а видимый Девлину глаз до того выкатился, что можно было различить белый ободок вокруг темного, расширенного зрачка. – Только тронь мой кошелек, шлюхино отродье, и я …