***

Если нос меня не обманул, я на месте. Хотя если не верить носу, легко поверить ушам ‑ хохот, визг и звон разбивающегося стекла. Хм, кажется, это называется... точно, бордель ‑ обитель всех униженных и оскорбленных. Высокая башня едва ли не упирается шпилем в черное небо. Даже в замке нет таких громадин. Похоже, щенок любит броскую роскошь. Надеюсь, он не прочь поделиться каплей своего гостеприимства. Хотя вряд ли это у него семейное.

Соблюдая "этикет" вхожу через парадную дверь. Уже отсюда тянется облако боли и слез. Гости лютуют, гости хотят крови и зрелищ! И судя по царившему здесь веселью, им всегда будет мало.

‑ Чего‑нибудь желаете, господин? ‑ прошептали мне на ухо.

Хрупкая нежность лилась из уст этой девочки. Увенчана золотом и камнями не хуже любой княгини, золотистая прядь мягко спадает на личико, а в лазурного цвета глазах горит подобострастное пламя. Красота, но не та, что мелькала в моей голове...

‑ Желаю, ‑ оскалился я. От фальшивого тепла не осталось и следа, лишь страх перед сильной кровью. Другие посетители продолжали веселиться, не обращая на нас никакого внимания. ‑ Где сейчас отдыхает Барон?

‑ Какой именно, господин? ‑ ее голос едва заметно дрожал.

‑ Мелкий, наглый щеголь, ‑ уточнил я.

Девушка слегка улыбнулась.

‑ Здесь таких много, ‑ смущенно сказала она.

‑ Заметно. Племянник Зеина.

‑ А, господин Ангус? Он в своих апартаментах, на самом верху. Но у него сейчас плохое настроение, вряд ли он согласится Вас принять.

‑ Согласится, можешь не сомневаться...

‑ Вас проводить?

‑ Нет, спасибо, я сам. Добрых ночей, сестра.

Юркнув в свой уголок, девушка еще долго смотрела мне в спину. Даже не глядя в глаза я читал ее, как открытую книгу. Она не понимала меня, лишь чувствовала силу, власть старшего. Не понимала мыслей, не понимала запаха, все чувства говорили ей, что я чужой. И пусть, это не важно.

Шаг за шагом я приближался к этому ублюдку. Винтовая лестница, словно змея, вила свои кольца, и на каждом витке‑этаже было одно и то же. Веселье и шлюхи, шлюхи и веселье. Об одном из них и вовсе не хотелось вспоминать. Смазливые молоденькие кровопийцы никогда не были моей страстью, даже сейчас я могу смело это утверждать. Каждый получит по заслугам, даже они.

Две сестры проходят мимо меня. Одна из них поднимает взор на мое изуродованное яростью лицо. Вот она, огневолосая, видит все. Ее взгляд гораздо чище и осмысленней, чем у большинства гостей этого странного места. Она уже знает, чего я хочу, и улыбка озаряет ее измученный лик. Ты тоже держишь обиду на этого ублюдка, красавица. Что ж, я утолю твою печаль, можешь быть спокойна.

Наконец, последний этаж! Я уже чувствую его вонь! И тут, на самой границе сознания промелькнула странная мысль: как поступить лучше ‑ обойтись малой кровью, оторвать ему голову из Темноты, или поддаться внутреннему зверю и растерзать его у всех на глазах, на мгновение утолив эту проклятую незатухающую жажду крови? Такой простой выбор, но зудящий в голове, словно блоха!

И как всегда, все решил случай. Увидев меня, девушка, несшая огромный поднос, с грохотом уронила на пол свою ношу. Сперва все недоуменно уставились нее... И это был мой единственный шанс первым нанести удар.

Резкий бросок сквозь Тьму... он успел заметить меня! Трубка медленно вылетела из его губ, наложницы с дикими криками бросились в стороны. Прекрасная картина, но увы, в этой серой бесконечности некому и нечем рисовать.

Моя рука уже тянулась к его жилистой глотке, как багровая стена заслонила его и оглушительно лопнула, разбросав нас по разным концам комнаты. Со всех сторон летели осколки стекла и металла, деревянная щепа и каменная пыль заполнили собой раскаленный от животной ярости воздух. За мгновение я уловил резкий запах крови, настолько сильный, что не шел ни в какое сравнение с той нитью, по которой я пришел сюда. Но Тьма и звериная сущность спасут всякого, с кем чуют родство.

Скользнув обратно в спасительное лоно, я избежал хорошей дыры в своих ребрах. Алый сгусток величиной с катапультный снаряд врезался в древний камень, и одной стеной в башне стало меньше. Ангус стоял, прислонившись к останкам посудного шкафа, озираясь вокруг с яростью испуганной крысы. Кровавый ореол окружал его с ног до головы, готовясь в любой момент превратиться во что угодно, лишь бы спасти своего хозяина. Как много крови, не пожалел ни одной из своих наложниц, эгоистичный подонок. Но это ему не поможет, клянусь всеми Богами!

Прорвав пелену Тьмы, я выскользнул позади него. Когти опутали склизкие щупальца багрового щита. По всему телу поползли мелкие трещины, я взвыл от боли и ненависти. Как он посмел проделать это снова?! Еще ухмыляется перекошенным, изорванным, словно ветошь, ртом! Хочешь смешать свою кровь с моей?! Прекрасно, чем я хуже?!

Моя кровь ‑ моя сила, она течет внутри меня, переливается, изменяет саму мою сущность, питая силой Теней и пробуждая забытые инстинкты... Она движется по моим жилам, но теперь у нее есть новый путь. Я укажу его ей, и она наполнит этого подонка, да так, что он не выдержит напора! Вот уже перебивает его вязкие путы, перешивает багровый аркан на мой манер. И кто скажет, на чей же стороне сейчас победа?

Проклятая сеть перешла в мои руки, и теперь медленно забиралась под кожу наглому щенку. Он еще пытается сопротивляться, но я уже чувствую, как немеют его руки, а в глазах брезжит страх. Ему невдомек, кто сейчас стоит перед ним, и как я посмел обратить его искусство против него самого. Вот уже поддались ноги, подкосились, словно сухие ветки.

Медленно, пядь за пядью подбираюсь к его мертвому сердцу. Оно не бьется уже много лет, и никакой пользы от порабощения гнилого сосуда... Нет, все же есть. Напитать его своей силой, заставить разносить мою чуму по всему телу, вплоть до самого мозга, пропитать ею все, до последней жилки, и он уже готов сдаться.

Его глаза молят меня о пощаде, обещая все что угодно в обмен на продолжение своей жалкой не‑жизни. Он мог бы дрожать, стенать и плакать, но отравленная кровь заполнила его почти до предела. Даже язык уже не находится в его власти. Лишь мозг еще сопротивляется из последних сил, ожидая своей участи.

‑ Хочешь жить, щенок? ‑ прошипел я, выпустив зубы на всю возможную монструозную длину. ‑ Хочешь, твоя кровь говорит, просто кричит об этом! Но ты не заслужил прощения, не быть тебе жалким рабом!!! ПРОЩАЙСЯ С ЖИЗНЬЮ, ЩЕНОК!!!

***

Один миг до триумфа, один единственный миг, и мертвая кровь разорвет изнутри несчастного Барона. Всего лишь жалкое мгновение. Напрасно.

‑ Хватит!

Упругая волна сбила сцепившихся кровью вампиров. Багровые нити расплескались по полу вязкой лужей.

Некромант вернулся в свои владения. С ровным лицом он осмотрел то, что осталось от вершины башни. Камень, осыпанный пылью и трухой, памятью былого величия этого места. Жалкие обломки стен, изуродованные тела прислужниц, и два чудовища, обрамленные багровым силуэтом ‑ зверь охотящийся, и зверь загнанный.

‑ Вы перестарались, мой друг, ‑ с холодом в голосе произнес волшебник.

Поднявшись на негнущихся ногах, гость посмотрел ему в глаза. Бурливший в душе хищник был готов растерзать наглеца, оторвавшего его от добычи, но человеческий разум твердил, что с магами не стоит состязаться в силе. Мутный взгляд скользнул по Ангусу, скулящему, словно побитый пес. Щенок он и есть щенок, и ничем не прикрыть этот порок. Барон не умрет. По крайней мере, пока. Ему грозит участь гораздо более позорная, нежели смерть от рук неизвестного собрата.

‑ Ты повержен, брат, ‑ выдохнул вампир, ‑ и станешь моим рабом. Моя кровь течет в твоих жилах. Это ‑ печать моей власти.

Из растерзанного прохода не скрывая ужаса смотрели наложницы и слуги. Где‑то внизу грохотали сапоги городской стражи, доносилась брань, погребая под собой крики впечатлительных гостей. Никто не понимал, что происходит в этих стенах, где даже боль и позор являются чьей‑то усладой. Все это оставалось за закрытыми дверями, а теперь весь донжон шумел, точно улей, взбудораженный невиданным доселе взрывом чувств.