Как завороженный, мальчишка медленно кивает, не отрывая круглых как пуговицы глаз от моего лица.

– Ты слышал, о чем мы говорили? – спрашиваю я.

Паж что‑ то шепчет.

– Не слышу!

– Да, – выдавливает он тонким голосом.

– Я знаю, что твой бывший хозяин обманул меня, – заявляю я, – за это мне пришлось его убить. Убью и тебя, если не покажешь, где он прячет карты. Меня интересуют секретные карты, понял?

И, дождавшись поспешного кивка, говорю:

– Показывай.

– Там, вон в той шкатулке, – тычет пальцем паж.

Знаком приказав Стефану следить за пацаном я подхожу к шкатулке, что больше напоминает окованный железом сундук.

– Где ключ?

– У хозяина на шее.

Внутри обнаруживается не менее сотни карт, я быстро просматриваю несколько из них на выбор, сокрушенно качаю головой.

– Все‑таки придется тебя убить, – грустно заявляю я пажу.

– Но за что? Ведь я все показал!

– Не все, – мрачно говорю я. – Не может быть, чтобы у твоего хозяина не было тайного места для самых ценных карт. Что же, прощай, маленький лгунишка, я сам их найду!

Я подмигиваю Стефану. Тот, умница, рявкнув что‑то грозное, ухватывает мальчишку за волосы и прижимает к тонкому горлу лезвие боевого топора.

– Нипочем не найдете, – пищит тот, – без меня.

– Ага, торгуешься, – хмыкаю я. – Давай показывай, но больше не лги. Еще раз – и ты покойник.

– Вон там, – тычет паж, шмыгая носом.

Не уверен, что даже мой учитель, покойный отец Морис смог бы отыскать тайник. Мальчишка нажимает на какие‑то точки на стене, топает ногой, и перед ним открывается небольшое отверстие. Тонкая рука мгновенно ныряет внутрь, паж разворачивается, в повороте нанося мне удар. Собственно, чего‑то подобного я и ожидал, а потому ловлю его за руку и с силой стискиваю пальцы. Вскрикнув от боли мальчишка выпускает кинжал, тот звеня и подпрыгивая катится по каменному полу.

– Подержи‑ка пацана, – сухо говорю я Стефану. – Да смотри повнимательнее, чтобы не сбежал. Парнишка‑то шустрый.

Валлиец кивает, широкая твердая ладонь ложится пажу на плечо. Такой мог бы удержать медведя, что ему тринадцатилетний мальчишка? Я выгребаю содержимое тайника, кошель с драгоценными камнями небрежно сую в карман, потом разберемся, что там у нас с чистотой и каратами. Десяток обнаруженных карт быстро разворачиваю и проглядываю. Стефан смотрит вопросительно, я киваю, на хмурое лицо валлийца наползает скупая улыбка.

– Теперь с тобой, пацан, – я подхожу к пажу, в руке холодно поблескивает поднятый с пола кинжал.

На лезвии я без труда различаю маслянистые капли самого подозрительного вида.

– Ты уверен, что показал нам все тайники с картами?

– Я больше ничего не скажу, – рычит тот, сущий волчонок, – можешь убить меня, как моего хозяина!

– Отчего бы и нет, – пожимаю я плечами, – карты мы нашли, и ты нам больше не нужен.

– Держи его крепче, – предупреждаю я Стефана, – чтобы не вырвался.

Тот хоть и глядит на меня с недоумением, но кивает. Убить того, кто покушался на твою жизнь, будь то женщина или ребенок – не только право, но и обязанность воина. Я замахиваюсь, с тонким криком мальчишка зажмуривает глаза. Лезвие кинжала отточено до бритвенной остроты, оно должно войти в плоть мягко, без сопротивления.

С тупым звуком рукоять клинка бьет Стефана в висок, пару секунд тот недоуменно смотрит на меня, затем ноги его подгибаются, и он рушится на пол. Не медля ни секунды я бью его по затылку. Начавший было шевелиться валлиец обмякает, закатив глаза.

– Вот так‑то, – тихо говорю я. – Всегда знал, что яд – это лишнее. Главное – хорошо поставленный удар.

Я уже у камина. Найденные в тайнике карты летят в огонь, пламя радостно лижет пергамент, тот тихо потрескивает, сопротивляясь. Я оборачиваюсь к пажу, того, похоже, настиг столбняк. Глупо разинув рот мальчишка пялится на меня, как на циркового слона, того и гляди слюну пустит. А ты думал мне взаправду нужны ваши секретные карты? Рано вам открывать Америку, пусть поживет чуток без европейцев, еще наплачется от вашей алчности и жестокости.

– Да наш я, наш, – морщась, объясняю ребенку, – тамплиер. Тьфу, то есть розенкрейцер, хотя хрен редьки не слаще. Одним словом, рыцарь Кадифа, слышал про таких?

Паж истово кивает, слезы его на глазах мгновенно высыхают, на меня глядит с восхищением. Еще бы, не каждый день видишь красу и гордость ордена Золотых Розенкрейцеров, его живую легенду. Рыцари Кадифа – это разведка ордена, они работают по всей Европе, на мусульманском Востоке и даже в Азии.

– Я сжег все секретные карты, чтобы не попали в руки врагам. Не отдавать же наши секреты венецианцам, верно? Не стой как столб, закрой тайник!

Мальчишка мигом выполняет приказ.

– Рот захлопни, – морщусь я. – И что бы я не говорил – молчи, а спросят – поддакивай. Понял?

Тот кивает уже живее, взгляд у пажа собранный, решительный. Абы кого в розенкрейцеры не берут, у них, как и у масонов, сплошь одни молодцы подобрались. Умные, решительные, и кулаки – как у меня голова. Вот и этот, нутром чую, далеко пойдет.

– Господин, – заявляет он решительно. – Есть еще один тайник.

– Тащи все быстрее сюда, – командую я, – и в огонь!

Пламя жадно ревет, пожирая пергамент. Каждый штрих пера на нем оплачен смертельно опасным трудом многих сотен людей, из которых лишь единицы возвращались живыми и с нужными сведениями. И с каждым таким вернувшимся мир все рос и рос, пока я вновь его не сузил. А что делать?

Отчего‑ то я вспоминаю фанатиков, что сожгли Александрийскую библиотеку, уничтожив миллион рукописных книг. Знания – это сила и богатство, так было и так будет всегда, и те люди с факелами не могли этого не понимать. Вряд ли они развлекались подобным образом, жечь книги – это не с пивком да по бабам, тут нужны решительность и убежденность. Возможно ли что и они спасали мир на свой манер? Думаю, именно так им виделось происходящее.

Из коридора доносится громкий топот сапог, я осторожно выглядываю в дверной проем. Венецианцы ощетиниваются было оружием, но я тычу пальцем в белую повязку на правом плече, и воины успокаиваются. Я же во весь голос требую найти мне любого офицера. Мол, тут карты обнаружились, надо бы оприходовать.

Не проходит и пяти минут, как в комнату набивается куча народу. Старший, мужчина лет сорока с пронзительным взглядом и напомаженной бородкой, которого прочие именуют синьором Корбуччи, внимательно оглядывает помещение. Безошибочно выделив среди убитых Стефана, что до сих пор не пришел в себя, повелительно кивает:

– Что с ним?

– Оглушили, – пожимаю я плечами. – За него не волнуйтесь, у моего друга крепкая голова.

Взгляд синьора Корбуччи падает на мальчишку:

– А это еще кто?

– Этот теперь со мной, – ухмыляюсь я. – Мальчишка ладный, молоденький. Буду его воспитывать в правильном ключе. По нашему, по‑английски.

Дворянин кривится, но не возражает, не сориться же с союзником из‑за такой мелочи. Солдаты же на мальчишку смотрят сочувственно, как на будущую жертву матерого педофила. Пока синьор Корбуччи оценивает размеры захваченной добычи я просительно блею:

– Не выделит ли благородный господин сопровождающего, чтобы я мог выбраться из замка?

Не поворачиваясь, венецианец бросает пару слов, тут же один из солдат машет мне. Давай, мол, пошли скорее. Я подталкиваю пажа в костлявую спину:

– Шевели ногами, малец. Нам еще надо выбраться отсюда живыми.

Звуки сражения стихают, похоже, защитники Барнстапла окончательно разбиты. Мне надо исчезнуть из замка раньше, чем венецианцы начнут разбираться кто и при каких обстоятельствах обнаружил карты. Вдобавок скоро очнется Стефан, в этот момент мне хотелось бы находиться от него подальше.

Из замка мы выбираемся без помех. Едва оказываемся в городе, как паж, недоверчиво косившийся на меня всю дорогу, задает стрекача. Не успеваю я слова сказать, как шустрый малец скрывается из виду. Ну и слава богу, у меня и без пажа дел по горло. Высадившиеся венецианцы наводнили город, я то и дело натыкаюсь на патрули, но белая повязка на руке – лучший пропуск. Все, что мне сейчас нужно – это найти Жана Кера.