Не удержавшись я зеваю с таким подвыванием, что оруженосец, ведущий куда‑то взмыленного жеребца, нервно вздрагивает. Испуганный конь резко дергает головой, едва не вырывая повод из держащей его руки. Воин вспыхивает, судя по перекошенному злобой лицу он готов разразиться бранью, но я останавливаю его холодным взглядом. Что же касается выдвинутого из ножен на ладонь меча, то это у меня выходит машинально. Рефлекс, знаете ли.

У самой башни меня ожидает сюрприз, одновременно со мною туда выбирается какой‑то человек. Он нервно вздрагивает от доносящихся со стороны донжона криков, и поминутно озирается. Правую руку мужчина прижимает к груди, из‑под намотанного в спешке полотна проступают кровавые пятна. Лицо его бледно и устало, высокий лоб собран морщинами, глаза упрятаны под густыми бровями.

И хоть одет как простой воин, по его манере двигаться я сразу вижу, что он прикидывается. Меня нелегко обмануть, недаром в меня вколачивали науку маскировки, где главное – не умелый грим, а манера вести себя. Слишком уж гордо для обычного воина держит раненый голову, да и спина чересчур ровная – как палку проглотил.

Монахи и торговцы, простолюдины и воины – они ведь двигаются по разному, знаете ли. Так что навстречу мне прет настоящий аристократ, чем угодно могу поклясться. Барона де Каньера, управителя замка Ламбье я видел, так что же, это и есть объект нашей охоты, один из семи? Все внимание беглеца обращено назад, туда, где остались преследователи, а потому он замечает меня, едва не напоровшись на выставленный меч.

Вздрогнув, он замирает на месте, левая рука с такой силой стискивает зажатую в ней рукоять кинжала, что пальцы белеют. Но тут же рука с клинком бессильно опускается. Я одобрительно киваю, не сводя с раненого глаз. Не ему нападать на здоровенного детину с плечами, как у профессионального борца, да вдобавок до зубов вооруженного.

Лицо его враз стареет, словно у человека, который понял: вот он, конец надеждам. И тогда я с легким поклоном отступаю от двери в башню, делая приглашающий жест. Мол, давай, не мешкай, пока я не передумал. На лице неизвестного вспыхивает надежда пополам с недоверием. Промедлив пару секунд он осторожно, по стеночке заходит внутрь, карауля каждое мое движение. На всякий случай ногой я придерживаю распахнутую дверь, а то еще закроется сдуру изнутри, где я отдыхать тогда буду?

Через мгновение бухает вторая, наружная дверь, я тут же оказываюсь рядом и без всякого промедления задвигаю тяжелые засовы. После я закрываю внутреннюю дверь и укладываюсь на стоящий тут топчан. Лежак пронзительно скрипит при каждом движении, и поначалу я никак не могу заснуть.

Некоторое время я прислушиваюсь к суете во дворе замка и далеким звукам боя, затем как‑то незаметно проваливаюсь в дрему. Просыпаюсь я ближе к обеду. Дверь во двор прогибается от тяжелых ударов, и пару минут я пытаюсь сообразить что происходит, и как я тут очутился.

Окончательно придя в себя я отпираю дверь, внутрь тут же врываются трое воинов с топорами наизготовку. Глаза их горят азартом, из ноздрей пыхает пламенем. Коньки‑горбунки какие‑то, а не гордые воины‑розенкрейцеры! Узрев своего один разочарованно плюет на землю, и в злобном бормотании его я улавливаю, что вовсе не меня они были бы рады видеть.

Я, не удержавшись, в голос зеваю, а за моей спиной уже нетерпеливо скидывают засовы и, возбужденно гомоня вываливают на площадку над рекой. Из брошенных ими реплик я понимаю, что ищут они некоего беглеца, уже и посуленные за него деньги промеж собой поделили, но еще не до конца. Продолжают торговаться за каждый медяк.

Пожав плечами я иду к донжону. Тот уже взят, сейчас там пытают слуг и ломают внутренние стены, пытаясь обнаружить потайные ходы. Поиски пропавшего магистра продолжаются еще несколько часов, и только вечером мы покидаем замок Ламбье.

Стефан едет непривычно хмурый, губы плотно сжаты, потемневшие глаза смотрят прямо перед собой. С прямотой старого друга и соратника по заговору я спрашиваю:

– Что случилось? Ты чего голову повесил?

Стефан мрачно косится на меня, я замечаю в его глазах колебание и быстро добавляю:

– Мы что‑то сделали не так?

Стефан вздыхает:

– К нам с тобой никаких претензий. Сработали чисто, не придерешься. Но вот с замком вышло неудачно.

– Не тот взяли? – натужно скалю я зубы, пытаясь подбодрить спутника.

– Понимаешь, я не все тебе рассказал, да многого тебе знать и не надо. Опасно, да и вообще… – мямлит Стефан.

Я подбадриваю его взглядом, и тот, морщась, решается.

– Как я и говорил, здесь гостил один из магистров, враг нашего хозяина. Сэр де Моубрей столько золота отсыпал за эти сведения, что замок Ламбье проще было бы не штурмовать, а купить. Так вот, мы нашли и слуг того гада, и одежду! А вот самого – никак, сколько не старались. Ни в тайных ходах его нет, ни в пленниках, ни среди убитых. Словно сквозь землю провалился!

– Подумаешь, – пожимаю я плечами, – ушел в этот раз, возьмем в другой.

Стефан тяжело вздыхает. Кинув по сторонам быстрый взгляд тихо говорит, почти шепчет:

– О том, что сэр де Моубрей хотел убить одного из магистров остальные как бы не знают, понимаешь? И если бы ему удалось… ты же понимаешь, что победителей обычно не судят.

– А фокус в том, – подхватываю я, – что у него не вышло. И что же теперь?

– Ничего хорошего я не жду, – так же тихо говорит он. – Сэр де Моубрей пожелал отхватить кусок шире рта, да вот не вышло.

Остаток пути мы проделываем молча. Я еду, улыбаясь про себя. За пойманного магистра я получил бы кошель золота, да глупую медальку с парой камней. За тем ли я здесь? А вот чем больше будет среди руководства ордена грязни за власть, тем меньше у них времени останется на Францию, и тем больше шансов добыть нужные мне доказательства.

Прошла неделя, за ней другая. Был объявлен траур по графу Крайхему, Великому магистру ордена Золотых Розенкрейцеров, и управитель замка сэр Джон де Моубрей, прихватив доверенных советников отправился в замок Барнстапл. Обратно мы его так и не дождались. Из Барнстапла прибыл новый управляющий замком Бунет, некий барон де Гаргат. Нам же объявили, что согласно решения капитула ордена сэр де Моубрей вовсе уже и не сэр, и дальнейшая его судьба не должна нас более волновать.

После этого в замке Бунет началось наведение порядка. Один из младших писарей, кого и по имени‑то никто не называл, а только "эй, малый", шпионил, как оказалось, на врагов бывшего управителя. На свет божий были извлечены некие списки, и прозвучали имена тех, чье присутствие отныне было нежелательным.

Среди прочих назвали и нас со Стефаном. Речь шла не о том, чтобы наказать нас, или выгнать со службы. Но, как запятнавшие себя сотрудничеством, мы должны были продолжить службу в других замках ордена. Под надежным присмотром и, как я подозреваю, до конца дней своих. Меня отправляли во Францию, Стефан – в Шотландию, и это было настоящим ударом. И что же, на этом все? Я опять вернусь туда, откуда начал, но на этот раз без малейшей возможности узнать, где прячут любимую?

Объявили нам эту новость на всеобщем построении. Отобранных для перевода в другие гарнизоны тут же отвели в сторону от прочих, основная масса воинов, оживленно обмениваясь новостями, ушла. Мы продолжали стоять, хмуро озираясь, и было нас человек пятьдесят. Без оружия и брони, и без каких‑либо шансов что‑то изменить, или исправить.

Вместе с новым управителем замка прибыла сотня воинов. Пара десятков всадников в тяжелой броне ожидала в седлах неподалеку, поглядывая в нашу сторону с живейшим интересом. Позади нас расположилось десятка три арбалетчиков. Страшные их машинки были отчего‑то заряжены, и глазели на нас стрелки просто неотрывно. Похоже, барон де Гаргат был человеком весьма предусмотрительным, и не намерен был давать нам ни единого шанса.

Я стоял стиснув кулаки, и напряженно размышлял. Ну должен же быть хоть какой‑то выход! Судя по угрюмым насупленным лицам окружающих меня воинов, по вороватым взглядом, какими мерили они расстояние до арбалетчиков и всадников, многие пытались что‑нибудь придумать. Все понимали, что карьере их пришел конец, и они так и завершат службу будучи ничем, и владея ничем.