Как-то в начале 60-х прилетели в Марково, что на Чукотке. Этот полёт был из тех, что тогда назывались «свободная охота», когда в задание вписывались чуть ли не все аэропорты региона и… вперёд! Ищи загрузку и лети, куда душе угодно! А иначе нельзя было, авиация и сейчас там единственный круглогодичный вид транспорта, а тогда и подавно, поскольку большинство рек было и в период навигации ещё не освоено. И вот приземлились. Зарулили на стоянку. Что уж привезли — сейчас не помню, да и не суть важно. Поскольку сели в конце дня, то решили и заночевать. Гостиница — небольшой бревенчатый дом. Разошлись по койкам. Уже перед самым сном заходит дежурная, как сейчас помню, усталая уже пожилая женщина, посмотреть как мы устроились. Глянула в мою сторону и вдруг говорит:

— А ты ведь улёгся на кровать Вячеслава Михайловича Молотова!

Нельзя сказать, что мы все так сразу и вскочили, но в изумление впали. Оказывается, во время воины здесь действительно останавливался сталинский нарком, возвращаясь из США. Уж не знаю, на той ли кровати спал знаменитый Народный Комиссар Иностранных дел и второе лицо в Государстве или нет, но то, что в том же самом углу, несомненно…

на фото вверху лейтенант А. Бортник сразу после выпуска, 1960 г.

Камчатка, извержение вулкана Карымского, 16 февраля 1962 г. Фото сделано с борта самолёта зондировщика атмосферы Ли-2.

С командирами на Ли-2, как, впрочем, и на других типах машин, мне везло. Первым был внештатный пилот-инструктор Иван Николаевич Карпенко, бывший лётчик-штурмовик и участник войны. Невысокого роста, плотный, с лысой головой он был чрезвычайно подвижным и энергичным человеком. С нашим штурманом Юрием Шапиро, обладателем второй лысины в эскадрилье, они постоянно обменивались «волшебными» расчёсками, делая друг другу подарки с подначками. Уже в первом рейсе Иван Николаевич усадил меня в левое кресло и за все шесть часов полёта Хабаровск — Оха — Хабаровск ни разу не включил автопилот — мне нужно было восстановиться после перерыва.

Дольше всех на Ли-2 мне пришлось летать в качестве второго пилота с Валерием Филатовым, бывшим истребителем,^ тоже попавшего в тот «миллион двести». Родом из Горького (сейчас Нижний Новгород) он тоже был крепко сбитым и имел любимую поговорку «вот те хрен, в стакан не лезет». Он был старше меня, но доверял мне полностью. Мог на посадке (при полёте пустыми) оставить своё кресло, чтобы я прочувствовал психологический момент, сажая машину самостоятельно. Летать любил, но и выпить был не дурак. Впрочем, я — тоже, да и весь остальной экипаж немногим от нас отличался. И вот, помню, стоим на предварительном старте и ждём посадку международного Ту-114. Экипаж молчит. После вчерашнего тяжело… Зато вчера было очень хорошо, а трепались то за «рюмками чая» так, что не остановить было и даже счёт им в какой-то момент потеряли, потому сегодня и тяжело.

…Двигатели пофыркивают на малых оборотах, в такт им подрагивает и весь наш старенький, уже изрядно зачуханный Ли-2 со смурным экипажем на борту. И вдруг в эфире:

— Борт (далее следует позывной Ту-114), с вами говорит корреспондент газеты «Известия». Рады вас приветствовать на родной земле и просим сообщить, как чувствует себя экипаж и олимпийцы?

— Спасибо! Олимпийцы и экипаж чувствуют себя отлично!

И сказано это всё было с таким подъёмом, что хоть куда!.. А дальше тишина. И тут по СПУ вдруг прорывает моего командира — Хоть бы одна сволочь спросила, как наш экипаж себя чувствует… Ведь до чего хреново…

— Всегда хорошо не бывает! — тут как тут возник бортрадист Витя Звонарёв, явно намекая на вчерашнее.

А с Витей тоже летать не соскучишься. Сели как-то в очередной раз в Ташкенте. А у него там оказывается знакомые. И вот он предупредил всех: за дынями на рынок не ходить. Купим по дешёвке у знакомого духанщика.

Приехали по адресу. Подошли к дому. На завалинке — старики- узбеки. Все благообразные, чинные. Издалека видно, что уважаемые люди. Я ещё подумал много их сколько. Тут Витя выходит вперёд и сходу, так, ляпает, как кирпичом в лужу:

— Здорово, саксаулы!..

Что тут началось!.. Помню, что от благообразия и доброжелательности мгновенно ничего не осталось,, разъярённые лица, деревянные суковатые палки,, топот ног…

— Ты хоть соображаешь, что ты ляпнул? — зло спросил командир, когда мы отдышались.

Камчатка, аэропорт Соболево, февраль 1962 г. Самолет-зондировщик атмосферы. На крыльях видны кронштейны крепления метеоприборов.

— Ну, перепугал аксакала с саксаулом… А чё они так?..

— Дубина!.. Ты же их деревьями обозвал! Ты и есть настоящий саксаул… Поехали на рынок.

Но если Вы думаете, что Витя хоть на полпальца после этого стал осторожнее, то здорово ошибаетесь. Он продолжал постоянно влипать в разные комичные ситуации, из-за чего вскоре стал постоянным объектом для незлобных шуток и насмешек, а также розыгрышей. О том, что легенды о его «везучести» гуляли едва ли не по всем аэропортам Дальнего Востока и говорить не стоит. Как-то загрузили в Хабаровске для доставки в Советскую Гавань помимо прочего груза 40 бидонов сметаны. Взлетели. Над перевалом прошли на высоте 4200 м. Погода на маршруте — «миллион на миллион». Идём на автопилоте. И вот Витя, решил, что не плохо бы попробовать сметанки… Мы-то с командиром и бортмехаником знали, чем всё закончится и ещё спросили, типа, неужто так проголодался. А позавтракали перед вылетом, и достаточно плотно. Но куда там!.. Вы не знаете Витю. Если что-то везём съестное, то он, как дегустатор, в первом ряду!

Вот он вываливает в грузовой отсек, и не долго думая, начинает открывать первый попавшийся бидон. А мы-то на высоте 4200 в негерметичной кабине! Думать же надо! В общем, как только замок был отщёлкнут на крышке бидона, внутренним давлением крышку отбросило, и добрая половина содержимого ударила гурману в лицо…

Ошалевший стоял он посреди грузового отсека. Экипаж при этом лежал на креслах, а кое-кто и на полу. А наш Витя крутил головой, представлявшей собой большой белай ком. Крутил до тех пор, пока на ней не начали появляться три хлюпающие щёлочки. Из нижней вдруг внятно донеслось «…твою мать!..»

Зимой 1962 г. мы работали на трассе Магадан — Камчатка. Возили взрывчатку геологам. Груз, как правило, сопровождали два — три человека. Это были разбитные ребята, и если бы не при деле и не в самолёте — форменные бичи. Всегда с похмелья. И вот как-то при подходе к Елизово (аэропорт Петропавловск-Камчатского) погода ухудшилась, и нам пришлось занять 4500 м — безопасную исходную высоту для захода на посадку по схеме. Высота Корякской сопки, расположенной в районе аэродрома — 3456 м. Не успели подняться на эшелон, как испуганный бортрадист срочно просит выйти меня в грузовую кабину. Вышел. Смотрю и глазам не верю: разбитные ребята бесформенными тюками валяются прямо среди ящиков со взрывчаткой и не подают признаков жизни. Это пахло форменным ЧП с разбирательством, в котором, несомненно, приняли бы участие «компетентные органы». Но всех успокоил бортмеханик Яша Крадожен:

— Это у них кислородное голодание с похмелья. На снижении должны оклематься…

И точно — оклемались. Тихие и задумчивые с виноватыми рожами они чинно сидели в самолёте на откидных креслах даже после посадки. Тогда же при полётах на площадку у сопки Кроноцкой (Богачёвка) удалось заснять с эшелона извержение вулкана Карымского, которое началось на наших глазах. Интересное было зрелище. Да и вообще, полёты на Ли-2 всегда были интересными. Двух похожих не было никогда. То погода преподнесёт сюрпризы, то пассажиры, а тогда и …груз. Летали много и интенсивно. Редко за месяц налёт составлял менее 100 часов, но я не помню, чтобы мы уставали.