Из-за скудности сети коммуникаций наша артиллерия не смогла поддержать пехоту, вышедшую к линии Маннергейма и попытавшуюся сходу пробить бреши в обороне финских войск. Колонна советской пехоты на марше в первые дни войны.

Тем временем, действия на сухопутье кипели вовсю. Преодолевая сопротивление финских арьергардов, снежные заносы, естественные и искусственные препятствия, войска 7-й армии продвигались по территории Карельского перешейка. Темпы наступления составляли всего от трёх до семи километров в сутки – вдвое меньше запланированного. 2 декабря они вышли к главной оборонительной полосе линии Маннергейма на правом фланге, в районе Тайпалс. С 6-го начались ожесточенные атаки, преследовавшие цель захватить плацдармы на северном берегу реки Тайпален-Йоки для ввода в бой бригад 10-го танкового корпуса. Лишенные поддержки с воздуха и застрявшей в тылу артиллерии наши соединения понесли большие потери и откатились назад. Уже этих неудач оказалось достаточно, чтобы на должность командующего 7-й армии был назначен сам Мерецков. Тем временем, в течение 8 – 12 декабря войска достигли линии Маннергейма на её центральном участке и на левом фланге.

Система оборонительных сооружений Финляндии, известная как «линия Маннергейма», создавалась не вдруг и отнюдь не за год – два до начала войны с Советским Союзом, а с конца 20-х годов, так что времени на сбор развединформации о ней теоретически имелось в достатке.

Так выглядела линия Маннергейма на плане (вверху).

А так выглядел один из многочисленных бронеколпаков первой полосы обороны линии Маннергейма.

Типичный вид на превосходно замаскированные финские укрепления. Что скрывает этот одинокий стог сена, без тщательной, и в том числе воздушной, разведки можно было только предполагать…

Перед системой бетонных ДОТов оборудовались многочисленные линии эскарпов, надолбов, минных молей, ряды колючей проволоки. Каждый метр фронта перед главной полосой был пристрелян. Глубина её на наиболее важных направлениях достигала восьми километров. ДОТы практически не имели «мертвых зон» – каждый из них прикрывал своих соседей справа и слева. При этом огневые точки располагались в шахматном порядке, как правило – на возвышенностях, крутых берегах озер и рек, и были связаны друг с другом системой бетонированных ходов и окопов, так что внезапный захват позиций не представлялся возможным. Бетонные стены ДОТов достигали полутораметровой толщины, входы закрывались дверьми из броневой стали толщиной не менее 15 мм. Сверху сооружения прикрывались слоем земли до двух метров толщиной. Часто на земляном покрытии ДОТов высаживались деревья, которые к началу Зимней войны достигли 10 – 12-летнего возраста и служили превосходной маскировкой. Немудрено, что многочисленные атаки нашей пехоты быстро захлёбывались под мощным огнем, хлеставшим из таких «рощиц». Подавить его сходу оказалось невозможно, так как разведданные о начертании главной полосы предстояло ещё только собрать. Отсутствовала и слишком медленно двигавшаяся к фронту крупнокалиберная дивизионная и корпусная артиллерия.

17 декабря начался первый штурм финских позиции на главном направлении, проходившем вдоль железнодорожной ветки Ленинград – Выборг, в районе станций Сумма и Ляхде. Везде ситуация повторялась с трагическим однообразием: части многократно атаковали противника без необходимой разведки; пехота останавливалась у надолбов, где отсекалась от танков пулеметным и миномётным огнем, несла потери и отходила в наспех отрытые окопы. Танки же, преодолев линию ДОТов, также не могли решить задачу. Выйдя в назначенный район они блокировались финнами, которые, подтянув противотанковые пушки, расстреливали наши машины как в тире. Бои с подобным «успехом» продолжались до 21 декабря и впоследствии в финской историографии получили название «чудо на Сумме». После провала предпринятой 23- 24 декабря попытки финнов нанести контрудар, положение на Карельском перешейке временно стабилизировалось, хотя боевые действия местного значения на самом деле не прекращались ни на один день.

Советский легкий танк Т-26, подорвавшийся на мине при попытке прорыва через Хотиненский укреплённый район (вверху), и расстрелянные финской противотанковой артиллерией (внизу).

Средние советские танки Т-28, застрявшие в противотанковом рве в районе высоты 65,5.

Авиация подключилась к поддержке наступления с 18 – 19 декабря. Однако лишь небольшое количество истребителей, легких бомбардировщиков и штурмовиков действовало в интересах непосредственной поддержки наступления. Этому препятствовало как отсутствие взаимодействия с сухопутными частями, так и отсутствие разведанных целей. Матчасть войсковых разведэскадрилий ЛВО, как уже отмечалось выше, состояла исключительно из самолетов Р-5, ССС и Р- Z. Эти тихоходные бипланы не рисковали выпускать за линию фронта без истребительного сопровождения, а летчикам-истребителям такие задания были в тягость – скорости их самолётов и упомянутых аэропланов были явно несопоставимы.

Но беды разведки не ограничивались только этим. Крайне мало оказалось экипажей, способных вести эффективную воздушную разведку чисто визуально. На «безориентирной» местности, с множеством схожих по очертаниям озер, заваленных снегом и потому неотличимых от лесных полян, при отсутствии ясно читаемых границ лесных массивов, авиаразведчик скорее сам мог заблудиться, чем обнаружить даже крупные части противника, не говоря уже об отдельных группах лыжников и замаскированных ледовых аэродромах и пр.

Другой причиной ограничения деятельности авиации против вражеского переднего края стало… противодействие собственных частей! Количество случаев обстрела своих самолётов наземными войсками не поддается учету. В первые недели войны они носили повальный характер. Стреляли по всему летящему. Штабы ВВС бурно возмущались, но данное положение практически не менялось до середины февраля 1940 г. Подобные факты могли иметь место из-за того, что многие красноармейцы не обладали навыками распознавания летящих машин, поскольку, по-видимому, до войны аэропланов вообще не видели. Пехотные командиры крайне равнодушно относились к открытию своими подчиненными огня по самолетам и не управляли своими подразделениями в этот момент. На счастье (если можно так сказать), точность стрельбы пехотинцев по воздушным целям оказалась крайне невелика – за все время войны ими был сбит достоверно только истребитель И-153 из состава 68-го ИАП. Летчик Тимофеев погиб.

Поскольку визуальная разведка оказывалась бессильной уточнить места расположения долговременных огневых точек финнов, то без фотографирования «линии Маннергейма» обойтись было невозможно. Состояние аэрофоторазведки оказалось настолько запущенным, что когда решили прибегнуть к ее помощи, поначалу пришлось помогать ей самой. В авиачастях нередко отсутствовали аэрофотоаппараты, а там, где они имелись, в огромном дефиците были фотопленка, химикаты, а также люди, разбиравшиеся в фотоделе. Бывало, в разведчасти присылали пленку с истекшим сроком хранения, непригодную к использованию. Болезненно сказывалось на оперативности подготовки схем укреплений отсутствие помещений, где можно было бы обработать фотоматериалы. Впоследствии в отчете ВВС Северо-Западного фронта признавалось, что отсутствие элементарных разведданных «привело к тому, что артиллерия и авиация, не видя целей и не зная точного их расположения, действовали в течение месяца почти вслепую». После провала первых попыток прорыва линии Маннергейма была проделана огромная работа по её фотографированию. Так, одна только 1-я ДРАЭ ВВС 7-й армии за январь 1940 г. сфотографировала 8,1 тыс. км , отпечатала 127 тыс. фотоснимков, которые впоследствии были объединены в схемы и переданы в штабы стрелковых корпусов, готовившихся к прорыву вражеских укреплений. Старания летчиков эскадрильи были оценены награждением подразделения орденом Боевого Красного Знамени.