А может и не стоит сдерживаться, раз его Зверю так хорошо рядом с волчонком?

И, отпустив себя на волю, Габраэл вновь потянулся губами к лицу окаменевшего от страха мальчишки.

Арэль же хотел что-то сказать… объяснить! Но слов не было. И он стоял, судорожно сглатывая застрявший в горле колючий комок страха. Умом волчонок понимал, что должен хоть что-то сделать, но лишь продолжал беспомощно цепляться за широкие плечи короля, то ли отталкивая, то ли обнимая… все крепче и крепче… растворяясь в ответных объятиях и сумасшедших поцелуях Габраэла. Теряя остатки рассудка, вплавлялся в жаркое тело Гирр-Эстега… такое желанное, потерянное и вновь обретенное… такое родное!

И больше не нужны слова. Зачем бессмысленно спорить, если губы короля опять терзают его рот, а жаркие руки сомкнулись за спиной, пробравшись под рубашку!

Ноги Арэля подкосились, отказываясь держать волчонка. Забылось все — Крэйн, далекий Северный материк, недавний плен, страх… Зачем думать, если то, что происходит сейчас, ПРАВИЛЬНО…

Юноша почти повис, доверчиво отдаваясь этим сильным объятиям. Вцепился в плечи Габраэла, сам не зная, чего боится больше — неизбежной близости или своего одиночества.

— Ты так красив, Иранн, — прошептал вдруг Габраэл, на миг отрываясь от волчонка. И эти слова разбили непонятное наваждение, вернув маленькому северянину разум.

Арэль дернулся, но сильная рука короля сжала его затылок, не дав увернуться от очередного поцелуя. Юноша замер, а потом снова попытался вырваться. Ледяная волна вновь проснувшегося страха прошла по его телу. И юный Посредник закаменел, с пронзительной ясностью понимая, что скоро опять переживет то, что творил с ним Крейн.

Он не хотел… он больше не желал боли!

Но увернуться не удалось.

Второй рукой Габраэл схватил юношу за талию и ещё крепче прижал к себе. И со страстью впился в задрожавшие губы Арэля. А затем ладони Габраэла властно опустились ниже. Левой он начал поглаживать волчонка по груди, задевая сквозь ткань рубашки ставшие чувствительными соски своего невольного пленника. А правая ловко проникла в штаны и мягко легла на упругие юношеские ягодицы, сжимая их массирующими движениями.

Ощутив всю полноту пьянящей власти над замершим телом мальчишки, Габраэл поплыл, еще яростнее… еще жарче принимаясь целовать безответные губы Иранна. Король более не ожидал сопротивления, чувствуя, как расслабляется под ним напряженное тело. И тем более неожиданным оказалась реакция юноши на действия Защищающего.

Арэль в последний раз судорожно дёрнулся в руках своего победителя, и из его глаз безмолвно потекли горячие слёзы.

Почувствовав на своих губах соленую влагу, Габраэл в недоумении отстранился. Иранн с остановившимся взглядом медленно оседал в его руках, давясь безмолвными рыданиями.

Мужчина подхватил его на руки, прижав к своей груди и чувствуя непонятную глухую тоску: еще никто и никогда не реагировал ТАК на его поцелуи.

— Да что с тобой такое? Ты испугался? — Но Арэль не отвечал, продолжая вглядываться в темноту остекленевшими глазами. И Гирр-Эстег невольно запаниковал. Поведение Ира напоминало поведение тех, кто подвергался в своей жизни насилию.

Жестокому и неоднократному изнасилованию.

Неужели хромоногий волчонок сбежал из борделя? Или его кто-то когда-то взял силой? Но не спросишь ведь прямо — есть раны, которые лучше не бередить. К тому же время, отпущенное королю, стремительно истекало. Безумие вновь подступало к нему темной волной. И в этот раз Габраэл был уверен, что не сумеет вынырнуть из этого омута. Слегка успокоившийся было член вновь заныл, с каждым мигом пульсируя все яростней и больнее. Надо было решать все как можно быстрее, пока он хоть как-то контролирует себя. Иначе это окончится травмами для его подневольного партнера. Но и брать силой несчастного мальчишку… брать того, кто не может сопротивляться… все равно что собственными руками измазать себя в дерьме, потеряв честь!

Почти ломая себя, король медленно разжал руки и осторожно поставил Иранна на крыльцо, убедившись, что тот сможет удержаться на ногах. А потом так же медленно, через силу, отстранился.

— Прости… — произнес почти беззвучно. — Я сдержусь… Не надо меня бояться.

— Что произошло? — Взгляд волчонка наконец-то стал осмысленным. — Почему…

— Отрава… — коротко ответил Габраэл, чуть ли не враскорячку пятясь от крыльца. Мыслить, а тем более связно говорить становилось все труднее. Яйца набухли, мешая нормально идти, член превратился в толстый обрубок дерева — настолько онемел. И только чудо еще позволяло мужчине держаться, хотя он уже с трудом соображал. Все его силы были направлены на простое действие — уйти… не навредив. Что он будет делать дальше, как будет получать разрядку, Габраэл уже не думал. Он вообще уже ни о чем не думал, упрямо пятясь от удивленного столь резкой сменой поведения Арэля.

— Вы… — юноша протянул вперед руку, удерживая короля за рукав изодранной туники. Арэль слишком хорошо помнил действие афродизиака, чтобы не удивляться — как еще повелитель Гирра держится. — Вы… вы с собой не справитесь… не сможете…

И словно кидаясь в омут с головой, выдохнул:

— Используйте меня!

Нечленораздельный рык, вырвавшийся из полуизмененного горла Гирр-Эстега, был наполнен протестом. И Арэль невольно содрогнулся: вряд ли в таком состоянии король сумеет удержаться и не навредить ему. Но тут же одернул себя. Ничего, переживет! Ему не впервой, зато отрава будет нейтрализована. Уж это юный лекарь понимал слишком хорошо.

— Нннэээ!.. — но волчонок решительно шагнул с крыльца, сам прижимаясь к невольно остановившемуся мужчине.

…Он ожидал всего… того, что его тут же нагнут и грубо отымеют, разорвав до потоков крови. Или ударят, ломая ребра за нарушение приказа Вожака. Он ведь не пах взрослым Дарующим, которому запах служит дополнительной защитой…

Арэль был готов ко всему.

Но только не к тому, что горячие ладони Габраэла благоговейно, словно на величайшую драгоценность лягут на его невольно задрожавшие плечи. И губы короля вновь прикоснутся к его губам… вначале нежно-нежно, а потом все усиливая напор…

Они целовались словно сумасшедшие. Впрочем, они оба в этот миг сошли с ума. Как они добрались спальни, не навернувшись с крутой лестницы… как оказались раздетыми и в постели… никто из них не помнил потом, да и не хотел вспоминать. Зачем? Главное, что все сейчас происходившее, было правильным.

Арэль старался ни о чём не думать, боясь вновь испугаться. А уж Габраэл на грани древнего инстинкта понимал, что если юноша и попытается отстраниться, то он не даст этому произойти. В самом начале очарованного безумия Гирр-Эстег давал волчонку возможность оттолкнуть его. Тот этого не сделал, а теперь уже стало поздно. Да и не смог бы король отстраниться при всем своем желании — на такое его контроля уже не хватало.

Гирр-Эстег буквально завалил мальчишку на узкую кровать, слабо пахнувшую лавандой. Кажется, в последний миг Иранн все-таки дернулся от страха. Испугался… напрягся, но не отстранился. И король был ему за это безмерно благодарен. То, что сейчас испытывал Габраэл к этому отважному мальчику, не было любовью. Это было… он и сам не мог понять, ЧТО это было! Да и не хотел рассуждать и что-то обдумывать. Все, что ему оставалось, это образы и понятия вместо связных мыслей.

Одно он знал точно — этот мальчик отныне дорог ему не как брат и не как один из многочисленных любовников. Это было нечто необъяснимое, из самых глубин памяти. И понять это было невозможно… особенно в данный момент, когда все чувства короля словно с ума посходили. Плевать! У них еще будет время разобраться… разобраться со своей сумасшедшей страстью. Но не сейчас, ни сегодня, ни в этот миг.

Сейчас Габраэль жадно целовал… вылизывал… ласкал покорно подставленную шею своего невольного спасителя. Арэль и не сопротивлялся. Он полностью расслабился, придавленный крупным телом Защищающего. То, что сейчас с ним происходило, с одной стороны корежило парня от застарелого ужаса, а с другой…