— Я… нет… — и замолчал, уже не делая попыток отодвинуться, когда король вновь обнял его, опрокидывая к себе на широкую грудь. Ну, вот как рассказать о видениях прошлого?! Да его за идиота примут!

— Перестань скрываться, — шепнул Габраэл, щекотно скользя губами по дернувшемуся ушку юного волка. — Чего ты боишься? Я вот ради тебя и дураком не прочь побыть… как вспомню пробку!..

— Дураком себя ты выставил сам! — Из чувства противоречия буркнул Арэль. — Хорошо хоть никто, кроме меня этого не видел.

— Ну, и что? — Улыбнулся Габраэл, поглаживая его по вспотевшей груди и провокационно задевая все еще твердые бусинки сосков… заставляя одного вредного волчонка слабо вздрагивать от легкого возбуждения. — Иногда не мешает немного подурачиться. Тем более, что я не собирался афишировать собственную дурость ни перед кем, кроме тебя. А тебе, любимый, можно видеть меня в любых ситуациях. Не бойся уронить свое достоинство перед тем, кого любишь. Кстати, тебе бы тоже не помешало немного расслабиться, а то ты слишком серьезный. Знаешь… только не обижайся!.. но ты почти не умеешь шутить.

— Неправда! — Вскинулся Арэль.

— Может, и неправда, — вновь уложил его на свою грудь Габраэл. — Но, поверь, со стороны виднее. Ты слишком серьезен, слишком напряжен, слишком ответственен… старик, не достигший второго совершеннолетия! Я понимаю, что таким тебя сделала жизнь. Только объясни мне другое…

— Что? — Насторожился Арэль, судорожно пытаясь обдумать свое поведение. Если Гирр-Эстег прав, то почему близкие друзья ничего подобного ему не говорили? Или наг с котом настолько привыкли видеть его именно ТАКИМ, что просто не замечали несоответствий между возрастом и манерой поведения?

— Скажи мне, Арр-Эа-Аль, — Габраэл невесомо отвел с лица юноши черно-серебряную прядку. — Скажи мне, почему ты мечешься, пытаясь то принять меня, то оттолкнуть? Я же вижу, что не безразличен тебе. Но ты словно разрываешься на части. И дело не только в том, что я сделал. Я замечал подобное и раньше. К тому же, если бы ты не желал меня простить, то не допустил бы до своего тела. Но ты… ты словно что-то решил для себя… и разбиваешь наши сердца, отказывая себе в праве любить. С натугой рвешь невидимые нити, что нас с тобой связали. Я бы хотел знать, кто причинил тебе такую боль, что ты больше не хочешь любить? Крэйн? Жаль, что я так быстро убил эту мразь. За то, что он с тобой делал, мало даже в котле с маслом сварить!

— Я… я не готов говорить об этом, — с заметной запинкой отозвался Арэль, каменея в ласковых объятиях своего Единственного.

Я… я сам причинил себе безумную боль! Когда убил тебя своей рукой… когда словно бескрылая птица слетел с высокой башни, разбиваясь об камни внизу… Оооо!.. боль была запредельной… пусть и короткой как вспышка!

И вновь испытать подобное я не хочу. Не желаю! Но рядом с тобой я каждый раз умираю заново, не в силах отказаться от тебя… и не в силах перебороть страх тебя потерять… вновь покончить счеты с жизнью, уходя вслед за тобой.

Или уходя отвергнутым тобой, когда спадет родовое проклятие…

Что мне делать, любимый? Подскажи! Не лучше ли именно сейчас разорвать нашу пагубную связь, когда она еще не так сильна?!

Или разорвать уже не получится?..

Счастье еще, что ты не помнишь прошлого… не страдаешь, как я. Никому не пожелаю ТАКИХ мук… даже врагу.

Но, кажется, уже поздно. И ты врос в меня как душой, так и сердцем. Как и я в тебя…

Или все же поспорить с судьбой?

Поздно… уже поздно, мой жестокий, прекрасный, самовластный Вирран. Ради тебя Таур отказался от собственной воли… ты же никогда ни от чего не отказывался…

Мой Вирран… мой Габраэл…

— Почему, Ари? — Не отставал король. — Почему? Ты словно одновременно и желаешь нашей связи и отвергаешь ее! Ответь мне, любимый! Ответь своему консорту.

— ЧТО?! — Вскинулся Арэль, подскакивая на постели и поворачиваясь к королю лицом. — Ты!.. Ты же не желал быть консортом!

— Если это единственная возможность остаться подле тебя, то я приму все что угодно, — твердо ответил Габраэл, не делая попыток дотронуться до взбудораженного Арэля. Только смотрел спокойно и серьезно. — Мне теперь плевать на статус. Плевать на интересы государства… тем более, что они не ущемляются… только моя гордость правителя. Я понял, что нужно идти на жертвы, если хочешь быть с тем, кого любишь. И мне это сделать проще, чем тебе: в отличие от Северного княжества, мое королевство довольно благополучно. Я могу позволить себе изредка покидать Гирр. Тем более через порталы, что готовы сократить любое расстояние. А вот тебе необходимо оставаться здесь… поднимать княжество. Быть со своим народом. Я не вправе забирать в единоличное пользование князя-Посредника. Ты тоже правитель. Как и я.

— Этого просто не может быть! — Ошарашенный Арэль сел на пятки и воззрился на короля как на чудо, ниспосланное богами. Чтобы надменный, эгоистичный Гирр-Эстег, не привыкший ни в чем себе отказывать, пошел на подобное?!

Абсурд!

— Знаешь, — произнес вдруг Габраэл, глядя одновременно и ласково и пытливо. — Мне порой кажется, что наша с тобой связь много глубже той, что мы помним.

Арэль похолодел, непроизвольно обхватив себя руками за плечи.

— Что я знал тебя в далеком прошлом… — тихо продолжал король, — …словно мы с тобой раз за разом возрождаемся, чтобы встретиться вновь… и вновь потерять. Глупо, правда? Хотя жрецы нас и учат, что есть иные миры и другие воплощения. Но… я очень хочу быть свободным от прошлого!

— Почему? — Глухо спросил Ар, не выдержав долгого молчания, затопившего спальню.

— А потому, мой прекрасный и яростный возлюбленный, — Габраэл сел и обнял словно бы заледеневшего юношу, укутывая его в тепло своих рук. — Потому, что в нашем прошлом видимо было слишком много горя… и сейчас мы мечемся, не в силах разобраться с собой… Разобраться в том, в чем, по сути, и разбираться то нечего — надо просто любить. И прощать друг другу невольные ошибки.

— Прощать… — горечь этого слова сладким ядом обожгла губы Арэля.

А как себя простить?

— Прощать, — кивнул Габраэл, мягко укачивая прильнувшего к нему князя. — Пусть и не сразу, но прощать… Прощать, когда виновный сумеет заслужить свое прощение. Я, надеюсь, что ты меня тоже когда-нибудь простишь. Во всяком случае, я все для этого сделаю. А теперь спи: до рассвета осталось совсем ничего. Тебе нужно отдохнуть… а то работаешь на износ. Если не думаешь о себе, то хотя бы подумай о Диранне: мальчику нужен живой и здоровый отец, а не засушенная бесконечной работой мумия.

— Утром мы закончим разговор… и я не мумия… — сонно пробормотал Арэль, неудержимо проваливаясь в сон. И впервые ему было легко и спокойно, словно неожиданное признание Габраэла вскрыло старый гнойник, подарив облегчение от застарелой боли.

…Габраэл держал в руках свое уснувшее и такое ершистое счастье.

Обнимал, как самое дорогое, что у него есть в жизни. Смотрел на расслабленное во сне лицо и не мог насмотреться, не желая отпускать этого невозможного мальчишку. Короля захлестывала бесконечная нежность.

Но следовало ковать железо пока горячо. Арэль согласился на консортство. А, значит, нужно поспешить и подготовить все документы, чтобы он не отказался от своих слов. Умом король понимал, что подобного за юным князем никогда не замечалось. Наоборот, Ари излишне строго выполнял обещанное. Но то умом… а вот сердце, изболевшееся ожиданием, требовало немедленных действий.

Тихонько выбравшись из постели, Гирр-Эстег прошлепал босыми ногами к изящному письменному шкафчику в углу спальни и при неярком свете ночника быстро набросал несколько слов: «Люблю. Не теряй. Скоро вернусь.»

И положил сверху фамильный перстень с огромным солитером, в прозрачной глубине которого мерцал родовой герб Дор Фин-и-Гуинаров. Крупный алмаз тут же вспыхнул крошечной радугой, удачно угодив как раз под свет ночника. И захочешь, да не сможешь пройти мимо. Его любимому Арэлю давно пора носить родовые украшения королевского дома. Впрочем, как и самому Габраэлу отныне пойдут перстни с гербами Мираннов.