Но золотоглазый волк решительно навис над ним… и на грудь Арэля хлынул водопад распущенных волос белее снега, прохладным шелком будоража разгоряченную кожу. Мышцы на руках короля вздулись, удерживая на весу массивное тело и грозя разорвать широкие золотые браслеты на жилистых запястьях мужчины.
— Глупый!.. — жадно шепнул Гирр-Эстег, шумно принюхиваясь к родному запаху своей Пары. — Плевать мне на заклятье… я всегда хотел тебя… и только ТЕБЯ! Ты… и только ТЫ!.. дороже мне всего на свете… дороже жизни и даже чести! Я дурак… хотел добиться любви любыми способами, наплевав на твои желания. Поверь мне — я не повторю ошибки!
И вновь принялся вылизывать задрожавшее тело Арэля, чуть царапая удлинившимися клыками его горевшую от возбуждения кожу.
Юноша изо всех сил вцепился в широкие плечи Габраэла, больше всего на свете стремясь протолкнуть сквозь пересохшее горло застрявшие колючим комом слова.
— Габ…раэээл!.. — выдохнул он, наконец: на глаза навернулись непрошеные слезы. Как же давно один упрямый, гордый и полудикий волчонок плакал! Как давно он привык скрывать свои чувства ото всех… от друзей, от врагов, от самого себя. Привык быть сильным, решительным. Привык никому и никогда не показывать собственную слабость…
И отучился быть Дарующим… или никогда не умел?
Что же произошло… что же сломалось, что в объятиях именно этого волка он впервые узнал, что значит быть слабым?! Быть желанным.
— Какой же ты дурак, Габраэл! Ты… ты так мне нравился… я готов был отдать тебе всего себя… всю свою любовь! Всю свою преданность… А ты ТАК со мной поступил!
Белый Волк вдруг сел на корточки, касаясь горячим бедром согнутого колена Арэля.
— Ну, и за чем же дело стало? — Ответил весело. — Я ведь тебе уже говорил, что собираюсь раз и навсегда заслужить твое прощение. Возьми меня!
— Ч-ЧЕГОООО?! — Обалдел Арэль, подскакивая на постели. — Ты… опять?!
— А как еще я смогу доказать тебе свою любовь? — Поднял брови король. И Арэль невольно улыбнулся.
— А зачем ее доказывать? Она или есть или ее нет.
— Нуууу… тогда назови это желанием принадлежать тому, в кого влюблен, — ответил Габраэл, распуская руки — еще бы! Видеть перед собой обнаженное тело любимого и сдержаться?!
— Ты же Защищающий! — Вырвался из Арэля воистину крик души. — И король…
— Ну и что! А ты князь. И в нашей семье Защищающие всегда принадлежали своим Парам.
— Даже под заклятием?!
Гирр-Эстег тяжело вздохнул.
— Какой же ты недоверчивый… — произнес он. — Дор Фин-и-Гуинарам приходилось надевать на свои Пары амулеты Забвения. Иначе бы они… да ты и сам все знаешь! Но даже амулеты не мешали моим предкам отдаваться своим Единственным, тем самым подтверждая союз.
Арэль невольно скривился, представив себе близость с безголосой, послушной любой воле куклой.
— Но с тобой я подобного не проделывал. Да и ты больше не под заклятьем, — указательный палец короля мягко лег на губы юноши, проскользнув во влажную глубину его рта. — И НИКОГДА больше не окажешься. Так что позволь мне завершить ритуал принадлежности. Уверен, он станет для нас обоих намного приятнее, чем, если бы им наслаждался я один. Просто смотри! И постарайся поверить в мою любовь.
— В твою любовь… — грустно отозвался юный князь. — Я очень хочу поверить в нее. Но всегда помню о проклятии… о том, что ты всего лишь вынужден любить меня. Но это не любовь, Габраэл. Это одержимость, что бы ты мне ни говорил… И мои чувства к тебе ни на что не влияют. Я… я просто боюсь в очередной раз обмануться… вновь оказаться с разорванным сердцем, когда тебе надоест играть в нежность и терпение.
— А ты не бойся… — прошептал в ответ король, осторожно заключая в объятия не сопротивляющегося юношу. — Не бойся и поверь. Разве ты не видишь, что я меняюсь… меняюсь ради тебя, Ари! И мне это нравится. Потребовалось почти тебя потерять, чтобы осознать, что нельзя добиться любви силой. А проклятие… да наплюй ты на него! Есть только ты и я… и больше никого между нами.
Глаза Гирр-Эстега вспыхнули золотым пламенем. И король нежно сжал ладонями лицо юноши, разгладил его брови. Прохладные пальцы помассировали шею Арэля под волосами, скользнули вниз по позвоночнику, обласкали бока и ягодицы.
— Твой запах… У меня от него голова кругом… — язык Габраэла влажной лаской прошелся по задрожавшему от наплыва чувств чуть заметному кадыку юноши. — Ты для меня всегда был, остаешься и будешь Единственным… моим ершистым волчонком с глазами цвета изумрудного шелка…
Отстранившись от завороженного его словами и действиями князя, Гирр-Эстег сел на корточки и вытащил из-под подушки полированный ящичек из наборных кедровых дощечек.
— Как бы сказать… я всегда думал, что знаю о своем теле все, — с улыбкой признался он невольно заинтересованному князю. — Но, как оказалось, знать все невозможно… пришлось даже проштудировать кое-какую литературу. Тешу себя надеждой, что когда-нибудь мы оба будем изучать эту… гм!.. этот справочник. А пока…
Он встал и легко откинул покатую крышку ларца, доставая прозрачный фиал с маслом.
— Я ведь не Дарующий, — пояснил с невольным смущением. — У меня даже минимальной смазки нет… К тому же, ты у меня будешь первым.
И тут же, сильно изогнувшись в пояснице всем своим большим и очень напряженным телом, поставил согнутую в колене ногу на край постели, выпятив на обозрение два тугих полушария. Арэль словно завороженный наблюдал, как король, с силой разведя в стороны упрямые половинки, раскрыл свою щель со сморщенным и слегка покрасневшим колечком ануса. Оттуда выступило несколько капель густой смазки.
— Я тут пытался себя разработать… думал пойти к тебе… раз сам не идешь, — с натугой пропыхтел Белый волк, пытаясь воткнуть в собственный зад два пальца. — Но что-то не получается… Может, подсобишь?
Но Арэль, раскрыв рот, смотрел, как немыслимо перекрутившись, Габраэл все-таки достиг успеха. Да у него у самого позвоночник заныл при взгляде на немыслимую позу Защищающего!
— Наверное… надо как-то иначе… — нерешительно произнес он, не зная: то ли смеяться, то ли восхищаться подобной упертостью.
— Вот еще!.. — невнятно отозвался король. — Что я… не знаю, что ли?!.. Столько практики…
— Может… и, правда, я сам?.. — так же неуверенно предложил Арэль, которому было не слишком комфортно смотреть на то, как мужчина старательно таранит пальцем плохо поддающийся вход.
Такое впечатление, что Белый волк сам себя наказывал.
— Я сам! — Буркнул Гирр-Эстег, вытаскивая из попы пальцы и со вздохом облегчения разгибаясь.
Затем, достав из ящичка бархатный мешочек, король с гордостью продемонстрировал Арэлю анальную пробку, искусно выточенную из цельного куска горного хрусталя. Юноша, не раз лечивший обитателей одного приснопамятного борделя на окраине Нилары, сразу же узнал весьма характерные формы данного предмета.
Большая, округлая, похожая на толстую каплю с тупым концом, пробка заманчиво блестела при свете ламп. Утолщенный конец этой красавицы венчал кокетливый цветочек на довольно тонкой ножке.
— Может, не надо… — предложил Ар, бросив взгляд на собственный аккуратный орган, что и в сравнение не шел с крупным членом самого Гирр-Эстега. — Для меня вполне… гм!.. достаточно… Я тебя не порву.
Князю все еще не верилось, что Гирр-Эстег пойдет на ПОДОБНОЕ. Но, кажется, король действительно решил идти до конца.
— Надо… — Габраэл сел на корточки и, вновь изогнувшись, с заметным усилием протолкнул в себя хрустальную пробку. И замер белоснежной статуей, кокетливо покачивая налитым органом перед глазами заметно заинтересованного Ара.
— Ты слишком напрягаешься, — заявил юный лекарь. — Не можешь толком расслабиться.
— Ой!.. холодная! — Габраэл вздрогнул всем телом и поежился, вслушиваясь в самого себя.
— Надо было согреть, — запоздало посоветовал Арэль. Это же хрусталь! Об него в жару руки охлаждают.
Судя по кислому выражению лица Габраэла и его чуть увядшему органу, король тоже вспомнил об особенностях прозрачного минерала. Но было поздно.