Изменить стиль страницы

Один год. Целый год собачьей преданности мастеру по манипулированию незрелыми душами. Как Киттен сумела все это выдержать? Тот момент, когда к ней пришло решение покончить с этим, Киттен помнит со всеми подробностями. Произошло это поздним вечером, когда она сидела в своей актерской кабинке и ждала вызова. Томми выступал по радио, а Киттен слушала и пыталась понять, что он за человек. В студию позвонила очередная женщина и пожаловалась, что некоторые сексуальные приемы мужа ей кажутся отвратительными. Томми посоветовал ей примириться с этим и уступать просьбам мужа, ибо в любви нет ничего отвратительного. Киттен возмутилась — с какой стати жена обязана ублажать мужа любым способом? Томми Паттерсон даже по радио не стесняется быть свиньей!

Тут в дверь постучали. Пришел Стивен Кэйн, директор фильма, чтобы извиниться за срыв съемок — у актера, назначенного на главную роль, снова началось кровотечение из носа.

И вдруг они обменялись теми выразительными взглядами, какими с незапамятных времен смотрят друг на друга мужчина и женщина. Стивен подошел и страстно обнял ее, их губы слились в поцелуе, и вскоре она уже всем своим телом умоляла его заняться плотской любовью. Он вошел в нее, потом снова и снова, она громко стенала, хотя понимала, что ее сладострастные вопли слышат за дверью, но ничего не могла поделать с собой, сдерживаться просто не было сил. Она умерла в конвульсиях и очнулась счастливой — вот человек, который хочет ее, не требуя ничего. Вернее, ему от нее кое-что надо, но это не так уж и много — чтобы она хорошо сыграла свою роль перед камерами.

Этот фильм оказался одним из лучших ее достижений. Киттен сыграла молодую женщину, которая вдруг узнает, что ее возлюбленный в действительности является наемным убийцей, нанятым ее братом, который решил отделаться от нее, чтобы одному заполучить родительское наследство. Фильм назывался «Люби ее до смерти». В нем Киттен впервые попробовала себя в жанре легкой комедии. Критики назвали ее игру «замечательной, с теплым и остроумным юмором». Киттен была благодарна Стивену за его неоценимую помощь. Правда, он «помогал» и другим актрисам… Но все же!

В других фильмах были другие директора, со Стивеном ей с тех пор больше не доводилось работать, но она всегда хранила в сердце благодарность к нему. Он пробудил в ней здравый смысл, вернул ей уверенность в себе, по крайней мере, уверенность в своей сексуальной полноценности. Киттен поняла, что в ее холодности к Томми виноват он сам, а не она. Жить дальше с этим типом нельзя. Она захотела развода.

— Я не позволю тебе унизить меня, — ответил Томми.

Это означало, что он, Томми Паттерсон, великий знаток человеческих душ, ни за что не отпустит от себя такую сексапильную женщину, как она. А чтобы она не рыпалась, он пригрозил, что если она вздумает подать на развод, то он всему миру расскажет правду, что скрывается за ее мнимой сексапильностью.

— У меня все в порядке, это ты импотент, — парировала она.

— Ты еще увидишь, что я наговорю о тебе. У меня богатое воображение.

— Можешь болтать что угодно. Если понадобится, я пересплю со всеми журналистами мира, и они докажут, что твои измышления — это бред сивой кобылы. Я пересплю и с журналистками!

Тем не менее Киттен испугалась — черт его знает, чего можно ждать от этого Томми. Что, если он устроит такое, что потом всю жизнь не отмоешься? И она решила поговорить с адвокатом, конечно, строго конфиденциально.

— Обычное дело, люди часто поливают друг друга грязью во время разводов, — сказал ей адвокат. — Не надо зря беспокоиться.

Но Киттен не могла успокоиться. Вранье Томми Паттерсона могло ей сломать карьеру. Поэтому Киттен пока решила не разводиться, чтобы не поднимать лишнего шума. Они с Томми по-прежнему вместе жили в его доме «Ми асиенда», но не спали вместе. Отныне у каждого из них была своя отдельная жизнь. А вскоре Киттен встретила Давида Тернера.

Журналы для киноманов были правы — Киттен часто влюблялась в своих партнеров по фильму. Правда, не со всеми из них спала. В этом смысле Давид Тернер появился в ее жизни в самый подходящий момент. Женщину легко соблазнить, когда у нее в любовных делах наступает кризис. Когда Киттен впервые увидела Давида, его тело, его глаза, то сразу поняла, что связь с ним будет приятной и долгой, по крайней мере, до конца съемок фильма. В этом остросюжетном приключенческом фильме действие происходило в Югославии. Давид играл роль нелегального торговца оружием, а она — монахини. Оба были вовлечены в международную шайку наемных террористов, которые совершили преступление века. Несмотря на то что Киттен играла монахиню, фильм изобиловал любовными сценами, скупыми в начале фильма и более бурными к концу. А в финале и вовсе она сбросила свое монашеское облачение, а он снял штаны, и последовала жутко эротическая сцена, которую они много раз репетировали без камер в полном уединении.

— Отлично! — похвалил директор фильма, увидев днем их хорошо отрепетированную игру.

Сцена действительно выглядела столь правдоподобно, что газетчики без особого труда вычислили их интимную связь.

— У нас с Давидом очень хорошие отношения, — так ответила Киттен на назойливые расспросы въедливого журналиста.

— А как же ваш брак с Томми Паттерсоном? — допытывался журналист. — Вы не собираетесь разводиться?

— У Томми очень широкие взгляды на брак, — соврала Киттен.

На самом же деле Томми бился в истерике, в неистовстве исходил криком о том, что она перед всеми выставляет его идиотом. Но адвокат обнадежил ее, что чем дольше будет продолжаться ее связь с Давидом, тем лучше — легче будет провести бракоразводный процесс. Кроме того, перед свадьбой Томми и Киттен подписали брачный контракт, по которому Томми не мог ничего потребовать от нее, впрочем, и она ничего от него не могла потребовать, кроме развода. В такой ситуации обвинения в измене никакого значения не имели.

Единственное, чего не могли предусмотреть Киттен и ее адвокат, — это убийства Томми. К счастью, у Киттен нашлось достаточно крепкое алиби, так что ее репутация отчасти была спасена. В тот момент, когда Томми планировал вниз головой с обрыва, Киттен в постели с Давидом Тернером осваивала позу номер сто тридцать восемь.

Томми Паттерсон не только имел наглость не вовремя помереть, но и за два дня до своей смерти не менее нагло изменил свое завещание, оставив неверной жене лишь несколько язвительных слов. А за день до смерти он дал поручение своему адвокату подготовить необходимые для развода бумаги. Разумеется, все это вскоре после убийства получило огласку, и в этом невыгодном свете Киттен выглядела настоящей злодейкой.

Чтобы хоть как-то уберечь себя от нападок, она вынуждена была играть роль обезумевшей от горя вдовы — самую трудную и неприятную роль в жизни. В многочисленных интервью Киттен в неясных выражениях говорила о любви, намекала, что у них с Томми возникли кое-какие трудности, которые они вместе пытались преодолеть, изображала безутешное горе и безысходное отчаяние. Киттен молила Бога, чтобы ее усилия оправдались, чтобы от нее отвернулось не слишком много поклонников.

И вот теперь репортер из газеты «Нью-Йорк таймс» спрашивает ее — не поработила ли она Томми Паттерсона? Нет, она никого не порабощала. Наоборот, кнут был в руках у Томми, и в прямом, и в переносном значении этого слова.

— Томми ушел от нас, — тихо сказала, почти прошептала она журналисту. — Мне кажется, о нем лучше всего говорит его жизнь, все, что он сделал за долгие годы.

— Ваш брак был не очень удачным?

— Увы, уже нет брака.

— Надеюсь, вы не убивали Томми.

— Нет, — улыбнулась Киттен, — я не убивала его.

— Я и не сомневался, — нервно хохотнул журналист. — Просто, я хотел, чтобы эти слова все-таки прозвучали из ваших уст.

Киттен глубоко-глубоко вздохнула, наклонилась вперед, показывая журналисту свою грудь в глубоком вырезе.

— До сих пор не могу поверить, что Томми нет, хотя полиция и уверяет меня в этом, — сказала она. — Мне кажется это каким-то недоразумением. Ведь его все так любили. — И она пожала плечами. — Не пойму, кто мог желать ему смерти?