Он напоил вороного коня водой из серебряной реки Хоргос. Заветный Алмалык стоял за песчаной грядой. Мариньола искал встречи с братьями-миноритами и первым епископом Армалекским, Рикардом из Бургундии. Но их не было в живых.
Оказалось, что сарацины обратили свою ярость на епископа Рикарда, Пасхалия, индийского толмача Петра, купца Гилотта.
Свидетели этой расправы рассказали, что Алисольда-сокольничий, захвативший власть в Алмалыке, приказал своим подручным умертвить пришельцев из страны Заката. Рассказчики уверяли, что и сам Алисольда не долго прожил после этого страшного дня. Он был убит, а дом его сожжен. К власти возвратился преемник прежнего правителя Алмалыка, и в городе воцарилось спокойствие. Мариньола на некоторое время задержался там, отъедаясь илийскими фазанами. Он готовился к переходу через песчаную область Циоллоскагону, за которой лежал, по его уверению, «жаркий пояс земли».
Черный копь в кольчужной попоне прошел по вьючным тропам через пустыни и горы. В 1342 году Мариньола вступил в Ханбалык, и 19 августа великий хан Шунь-ди милостиво принял авиньонское посольство в своем дворце.
Мариньола позаботился о том, чтобы окружить свое появление внешним блеском. Он держал в руках позлащенное письмо короля Роберта, впереди папского посла несли сверкающий крест, освещенный огнями восковых свечей, сизый дым ладана струился из серебряных кадил. Мариньола, приблизившись к великому хану, запел духовный гимн, подхваченный спутниками епископа. Это произвело впечатление на хана. А вороной авиньонский конь — подарок хану — нетерпеливо ржал у подъезда ханского дворца.
Шунь-ди пришел в восторг от этого живого дара. Придворный художник Чжоу Лан уже делал наброски для будущей картины, изображавшей могучего скакуна. Прекрасные придворные куртизанки вместе со своим царственным покровителем внимали стихам, поспешно сочиненным в честь чудесного «фуланского» коня.
Папские посланцы в свою очередь тоже были довольны приемом, оказанным им в Ханбалыке. Особенно радовались они католическому собору, стоявшему напротив ханского дворца. Над храмом возвышалась звонница с тремя колоколами. Собор был выстроен в 1305–1308 годах силами архиепископа Джиованни Монтекорвино и купца Пьетро из Лукалонго. Кроме них в Ханбалыке в то время жили французский монах Арнольд, родом из Кельна, и какой-то лекарь-хирург, ломбардец по происхождению.
Авиньонцы узнали, что архиепископ Монтекорвино «снял богатый плод с нивы сердца» предшественника Шунь-ди, великого хана У-цзуна: в одно прекрасное время окрестили его! Но хан имел необыкновенное пристрастие к крепким напиткам и вскорости так запил, что его духовному отцу с трудом удалось вложить У-цзуну в рот предсмертное причастие. Преемники У-цзуну креститься никак не хотели. Наоборот, веселый Шунь-ди вдруг захотел принять магометанство и с этой целью отправил посольство в Египет к мамелюкскому султапу. Великий хан просил прислать ему священные книги и ученого мужа, постигшего все тонкости богословских паук. В ожидании приезда этого египтянина великий хан проводил время в беседах с каким-то факиром в белой чалме.
Мариньоле удалось очаровать великого хана. Шунь-ди долго не отпускал от себя авиньонского вестника, взял с него слово, что тот вернется в Ханбалык после того, как передаст папе богатые ответные дары.
Монаху-путешественнику в 1346 году был указан путь через Южный Китай, где он должен был сесть на корабль, чтобы повторить путь Марко Поло, когда великий венецианец сопровождал монгольскую царевну в плавании к берегам Персидского залива.
Восемь лет добирался Мариньола обратно в Авиньон. Он на два года задержался в Италии. Естественно, что его потянуло в родную Флоренцию. Там он ходил по улицам, держа в руках вывезенную из Индии трость с козырьком для защиты от солнца.
Едва ли я ошибусь в своем предположении, что Джиованни Мариньола виделся во Флоренции с Боккаччо. Великий писатель был связан тесными узами с Робертом Неаполитанским, возложившим на Мариньолу обязанности посла к великому хану. Боккаччо, как и Петрарка, уделял большое внимание истории путешествий, разыскивал рукописи и географические карты, опрашивал людей, возвратившихся из дальних странствий, увлекался рассказами мореплавателей.
Мне хотелось бы, чтобы эти строки нашли отклик у современных биографов Боккаччо и Петрарки. Возможно, в архивах этих писателей сохранились данные, позволяющие связать их имена с Мариньолой.
После возвращения в Авиньон в 1353 году Джиованни Мариньола получил епископство в Калабрии и поселился на самом «носке» итальянского «сапога» — в Бизиньяно. В своей калабрийской резиденции Мариньола и сочинил отчет о своих скитаниях по земному кругу.
Папа Иннокентий Шестой и император Карл Четвертый оказывали Мариньоле свое покровительство. Епископ не раз появлялся в Праге, при дворе Карла. В беседах с людьми, расспрашивавшими о его путешествии, Мариньола охотно рассказывал: находясь на Востоке, он был так близко от земного рая, что слышал чутким ухом хрустальное пенье райских рек. Там, «на вершине мира, напротив рая», он даже воздвиг мраморный столп, начертав на нем папский герб и свой собственный родовой знак.
Семена, брошенные Мариньолой, падали на благодатную почву: ученые монахи наносили на свои карты земной рай, помещая его на Востоке.
Карта братьев Пицигано
Вот что удалось узнать мне относительно одной очень красивой карты, составленной в 1367 году венецианцами Доминико и Франческо Пицигано.
Она описана Федором Аделунгом в 1840 году, вскоре после того, как копия карты была прислана в Россию великой герцогиней Пармской.
Серой краской на чертеже Пицигано был показан океан; опоясывающий Землю. Острова были золотыми и алыми, реки — лазоревыми, города и горы — коричневыми. В кругах на краях карты красовались изображения стран света и главных ветров. Тут были старец с золотою звездой в руке, бегущий по лону морскому; старец, сидящий в языках пламени; русалка с распущенными волосами и другие аллегорические рисунки.
Ф. Аделунг сразу же обратил внимание на то, что составители карты знали Русь, имели сведения об истоках Дона и Волги. Пицигано изобразили при донском устье город Тану, осененный крылатым львом — знаком Венеции. На Волге же Пицигано показали большой город «Сара». Это Сарай, где светился золотой полумесяц хана Узбека.
В моей картотеке нашлась и выписка из трудов В. Бартольда. Он отмечал, что на карте Пицигано более подробно, чем когда-либо, было показано Каспийское море.
Но вот сейчас, когда я пишу эти строки, ко всем прежним данным об этой карте прибавились новые важные сведения.
В Саранске живет историк Магамет Сафаргалиев, написавший очень ценный труд «Распад Золотой Орды» (1960). Раскрыв эту книгу на 85-й странице, я прочел: «На карте братьев Пицигано (1367) и Каталонской карте того времени, кроме Samara, отмечены следующие города: Bulgar, Carnbdom, Sibir, Tora — Тура — Тюмень». В другом месте М. Сафаргалиев подчеркивает, что название «Sibir» Пицигано относится не к стране, а к городу.
Напомню, что Мариньола возвратился в Италию в 1351 году, а карта Пицигано была закончена лет через пятнадцать после этого. Не послужил ли словоохотливый авиньонский посол живым источником для венецианских картографов? Так или иначе Сарай, Булгар, Сибирь и Тура (Тюмень) в 1367 году появились на древнеитальянской карте.
А теперь — несколько слов о безвестных современниках Пеголотти, Мариньолы и других моих героев — итальянцах Матфее и Андрее, чьи следы навеки замела печорская метель.
О них я узнал из грамоты, составленной между 1363 и 1389 годами.
«Се аз Князь Великий пожаловал есмь Андрея Фрязина Печорою, как было за его дядею за Матфеем за Фрязином» — так начинается она.
Грамоту эту Дмитрий Донской посылал печорянам, велел им слушаться во всем Андрея Фрязина, ибо он их блюдет. Далее великий князь приказывал жителям Печоры продолжать весь тот порядок, который был там установлен Иваном Калитой и поддерживался при Симеоне Гордом и Иване Втором. По смыслу грамоты это имело связь с начальным пребыванием фрязина Матфея на Севере. По-видимому, Матфей находился на Печоре еще при Иване Калите, затем служил его преемникам. Пришло время, когда Андрей Фрязин — вероятно, по смерти дяди — вступил в управление Печорской стороной.