Она была весёлой. Сексуальной. И починила мой блендер. И это не метафора.

Это наш ненаглядный раковый малыш? Как же он вымахал.

Отлично. Ты держал слово целых два часа.

– Уходи. Голова болит.

– Секс я и не предлагал. Иногда лучше обняться и поболтать.

– На всякий случай, я хотел тебе сказать…

– Если скажешь, что ты гей, и любишь меня, то все и так это предполагали.

– Можешь не волноваться.

– Хоть кто-то из нас оптимист.

– Но не я. Я уже нашёл пару мест, чтобы спрятать тело, если что.

– Ты скажешь – это глупо.

– Раньше тебе это не мешало.

Но помни – это подарок. И неприлично его сблёвывать. Помнишь, ты мне кексы дарил?

– Надо было мне жить как ты. Быть таким же подлым эгоцентричным самовлюблённым козлом, от которого все вокруг страдают.

– У тебя бы всё равно был рак.

– Да! Но тогда я бы его заслужил!

– Я, кажется, наговорил тебе…

– Ты много болтал. Я перестал слушать, когда ты сказал, что боишься дельфинов.

Встреча со смертью изменила мою жизнь. Банальность.

Любопытно. Синдром Котара. Или «синдром ходячего мертвеца». Закоротка в миндалевидном теле внушила ему, что он мёртв. Тайна раскрыта. А значит, она когда-то была любопытной.

Он презирает всех, и это взаимно.

Трайбер – легенда ботаников. Чем больше мы убьём – тем больше он спасёт.

– Давай вместе прокатимся? Хиты восьмидесятых, закусочные, пивко.

– Мне надо к зубному сейчас записаться.

Люди не меняются. Ты – человек. Следовательно – я пас.

– Впечатляет. Не твои навыки. А то, что ты пытаешься не подавать виду. Час прошёл, а слона в машине ты так и не приметил.

– Я не доплачивал за слона.

Я не хочу ни обсуждать, ни обсуждать необсуждение.

– Теперь я другой. Я… Кайл Кэллоуэй!

– Я думал, твой порно-псевдоним – "Ржавый Гвоздь".

– Кайл безбашенный, беззаботный и ничем не похож на Джэймса Уилсона.

– А ручную коробку он знает?

– Приятно блевать по праздничному поводу?

– Я не жалею. Видел, как все за меня болели? Я был героем. На какую-то секунду, по нереально тупому поводу для кучки придурков, которых больше не увижу. Но как же классно! А теперь, если позволишь, я освободил место для десерта.

– Хочу секс втроём.

– А может хоть вдвоём попробуем?

– С двумя женщинами!

– Ясно.

– Нет. Я за секс платить не намерен.

– И не надо. Я угощаю. Либо так, либо нужны две женщины без комплексов, которые за час тебя полюбят.

– Барменша вроде ничего.

– Вроде не мужик.

– Мой друг умирает от рака.

– Вот бедняжка. У меня мама два года назад так умерла. Но не надо сдаваться.

– Он уже почти смирился. Но хочет оттянуться напоследок. Ещё намёк – вы сегодня до скольки?

– Не выдержал.

– Господи. Начинается.

– Как всегда. Хотел беззаботного веселья, а вытерпел всего три дня.

– Я крепко сплю! И говорю во сне.

– Мог осуществить мечту всей жизни.

– Клянусь, я выпрыгну из автобуса, если не заткнёшься.

– Вместо этого полтора часа просидел со старушкой, которая меня забыла через три секунды. Самое нелепое – Джули Кристи не была моим кумиром. В двенадцатом классе я влюбился в Мелани Робинс.

Она была вылитая Джули Кристи из «Доктора Живаго». Я ей тоже нравился. На обеде играли с ней в пики в классе мистера Чарлтона. Конечно, был ещё парень. Красавец. Очень популярный. С машиной.

Играл в группе. Носил усы.

– Кайл Кэллоуэй.

– Я думал… Я надеялся, что на выпускной мы пойдём вместе, но она попросила об одолжении. Спросила, буду ли я против, если она пойдёт с ним. Буду ли я… против. И я ответил – нет. На этом всё. А теперь по новой. Я сдался, как обычно и бывало. И вот еду в автобусе по билету, купленному за часы. Еду домой, чтобы томограмма решила мою судьбу. Я не хочу домой, Хаус. Я хочу… и дальше быть Кайлом.

– Кайл бы бросил ту старушку на остановке. И меня бы тоже бросил. Мне и без Кайла хорошо.

– Чирлидер, девятнадцать лет. Кровь носом и головокружение.

– Ух ты. Супер. Я уже забыл, что лучший друг умирает. Чёрт, теперь вспомнил.

Полагаю, вы нам помешали, чтобы обсудить лечение пациента, которого я обсуждать не хочу.

– Стоп. Народ, нельзя же без ордера.

– Мы не копы, а врачи твоего соседа. Не знаешь, от какого сорта наркотиков ему стало плохо?

– Протестую. Наводящий вопрос. Я на юрфаке.

– Глядите – он восстал.

– Теперь ждать выпадения волос?

– Нет. Я лишь на время тебя убил. Как ощущения?

– Стоп, я… не умирал. Я был без сознания.

– Ни снов, ни мыслей. Никаких ощущений. А представь, если ты уже не проснёшься. Бесконечная пустота.

– Ты не доказал, что смерть – это пустота. Пропофол – не смерть.

– По-твоему, конец – это не конец? Я ждал ответа: "пустота лучше всякой дряни", но никак не сказок об ангелах.

– Хоть кто-то был моим пациентом?

– Где-то они есть. И устраивают стоячую овацию. Они есть. Ты спас им жизнь. Гораздо важнее – они заняты своими делами.

– Я же знаю, что это ты.

– Не знаешь. Я этого не делал. О чём бы ни шла речь.

– Знаешь, что сегодня было? Один из пациентов… вдруг заплакал.

– Неужели впервые?

– Впервые плакал обо мне.

Привет, это Грэг Хаус. Снова. Звоню третий раз, чтобы вы поняли, как это важно. Я бы для верности сказал, что ваш сын умирает, но вы и так в курсе. Подставные люди, которым Уилсон нужен живым, не помогли. Нужны настоящие, чтобы объяснить, какой он идиот.

– А куда мы идём?

– Меня вызвали в туалет. Куда вы идёте – не знаю.

– Тебе же в туалет надо было?

– Заходить я не планировал.