Липатов был коренаст, густоволос, мужиковат. Приехал в Москву из Сибири. В широкоскулом лице проглядывали черты бабушки монголки. В узковатых светлых, немного исподлобья, глазах — умная насмешка и сдержанность. Трогательно обожал свою дочку Таню, чертовски хорошенькую, с точеной фигуркой и непредсказуемым характером. Всюду таскал ее с собой, гордился дочкой. А она обожала отца. Жена, Александра Владимировна, была хирургом. Скромная, миловидная, приветливая, простоватая. Переехав из Сибири в Москву, стала работать и тут хирургом, пока не вышла на пенсию и не стала вести хозяйство на даче, помогая всем, кто обращался к ней за медицинской помощью. Но это уже после смерти мужа.

А тогда, с появлением новой колоритной фигуры, дамы нашего поселка возбудились, попробовали писателя приручить, ввести в свой круг, приглашали в гости, желательно без жены, которая была для них слишком провинциальна. Писатель вел себя с ними без надлежащей галантности, чем приобрел репутацию «типичного мужлана». Хотя дамы и признавали, что есть в нем обаяние таланта.

Скорая его смерть была для всех совершенной неожиданностью. Ему было всего пятьдесят два года. Ну, излишне выпивал, но так быстро сгореть, на пике известности! Закупорка вен, отказали почки, сердце оказалось слабым…

Виля Липатова теперь мало читают. Книги его не переиздаются. Разве что фильм «Деревенский детектив» про милиционера Анискина время от времени показывают по телевизору.

Таня Липатова — художница. Главное дело ее жизни — куклы. Сделанные ее руками, эти куклы — настоящие шедевры. Таня могла бы создать себе громкое имя, стать богатой, если бы хотела. Но она человек верующий, алчность и тщеславие — не для нее.

Молодость провела бурно, много раз была замужем. Видно, искала человека, похожего на отца, да так и не нашла. И детей не родила. Ее дети — это ее куклы. На просьбы продать какую-нибудь за любые деньги очень редко соглашается, хотя ради благого дела бывает и продает. Например, продала за две тысячи долларов куклу богатому иностранцу и тут же отдала все деньги на восстановление церкви, где настоятелем тогда работал ее духовник. Подарить друзьям, отдать безвозмездно — другое дело. Вот и у нас стоят три ее дивные куклы, тончайшей работы, совершенно живые, каждая со своим характером. Много Таниных «детей» хранятся в Московском музее Игрушки, организованном вдовой Булата Окуджавы Ольгой.

Последние годы у Тани очень ослабело зрение, и она уже не делает кукол. Почти не выходит за калитку дачи. Пишет стихи — странные, пророческие, на грани гениальности и безумия. Читает их друзьям. Публиковать ни за что не хочет.

Старенькая Александра Владимировна, пока могла, вела хозяйство, но теперь уже сама нуждается в заботе.

Так и живут вдвоем на старой даче, скромно, достойно, помогая ближним, чем могут. Ну, и им ближние помогают. Дом чудесный, просторный, со старой удобной мебелью, с мастерской, оставшейся еще от отца, с богатой библиотекой, картинами, с крыльцом, на котором сидит и оповещает лаем о пришедших ушастая черненькая Мотька. С большим заросшим участком, где осенью можно собирать белые и подосиновики.

А семидесятые годы продолжали свой жестокий покос.

В январе семьдесят седьмого, в возрасте шестидесяти четырех лет, умер композитор Модест Ефимович Табачников.

Его песни, популярнейшие в свое время, и теперь не забыты: «Ты одессит, Мишка», «Давай закурим», «У Черного моря». Услышу — и сразу нахлынут ностальгические воспоминания — пионерский лагерь, где мы пели их хором под аккордеон, ледяные дорожки Парка Культуры имени Горького, катание на коньках под голос Клавдии Шульженко из репродукторов: «Дядя Ваня, хороший и пригожий, дядя Ваня, всех юношей моложе!..» Эпоха!

А внешне — ничего особенного: среднего роста, живчик, любитель посплетничать и рассказать анекдот. Разве что особенное, одесское, обаяние.

После его смерти на даче много лет жила его вдова Риточка, Рита Борисовна, со своей сестрой Этточкой. Они были трогательно привязаны друг к другу, и когда умерла Риточка, то на следующий день умерла и Этточка.

Женя, сын Риты Борисовны, тот самый тощий подросток, что когда-то в квартире на Гнездниковском давился макаронами, стал врачом, дачу продал и давно живет в Штатах.

В семьдесят восьмом умер Роман Лазаревич Кармен, знаменитый кинооператор-документалист.

Чеканное, как на медали, строгое аскетическое лицо, строен, всегда подтянут, одет с иголочки, седые короткие волосы — он был очень эффектен, особенно когда проезжал мимо восхищенных дачниц в своей стального цвета иномарке — тогда иномарки были редкостью и шиком. Удивительно, что от него, такого успешного, знаменитого и красивого, ушла жена. Правда, ушла к более молодому, плейбоистому и знаменитому — писателю Василию Аксенову.

Это смачно обсуждалось в поселке.

Кармен умер внезапно, едва перевалив на седьмой десяток. Дачу унаследовала его бывшая жена. Вскоре она уехала в Америку вместе с Аксеновым. Дачу несколько лет сдавала Эльдару Рязанову, а потом продала кому-то.

В апреле семьдесят девятого не стало Лены Матусовской.

Она умерла от рака легких. Вижу ее очаровательное, нежное, одухотворенное лицо, слышу низковатый, медлительный голос… Она прожила всего тридцать четыре года. Стоя у ее гроба и глядя на молодое, изглоданное страданиями лицо, я думала, что она не так уж мало успела за свою жизнь. В сущности, она успела главное: родила сына и написала книгу.

Книгу ее стихов и статей об американских художниках (Лена была искусствоведом, какое-то время жила в Америке, изучая американскую реалистическую живопись) после ее смерти издал Михаил Львович Матусовский. После его смерти в 1990 году младшая его дочь Ирина с семьей уехала в Штаты, и туда же позже перебралась вдова поэта.

Сын Лены, Георгий, никуда не уехал и по-прежнему живет на старой даче со своей подругой Наташей. Ему уже за сорок. Пользователи интернета, пожилые и туповатые, вроде меня, души в нем не чают — он помогает нам освоить это чудо, мы без него как без рук.

В октябре семьдесят восьмого умер Павел Григорьевич Антокольский.

В ноябре семьдесят девятого умер мой отец.

Семидесятые перешли в восьмидесятые, и старожилы продолжали уходить с нарастающей скоростью, как падают камни с горы.

В восемьдесят первом умерли:

Юрий Валентинович Трифонов;

Александр Александрович Котов, гроссмейстер, автор книг об истории шахмат;

Владимир Викторович Жданов, литературовед, исследователь творчества русских писателей и поэтов девятнадцатого века;

Юрий Михайлович Корольков, журналист, фронтовик, писавший книги о войне, прочно сегодня забытые, но в свое время читаемые.

В марте восемьдесят второго умер Александр Семенович Менакер.

В восемьдесят четвертом — Владимир Федорович Тендряков.

В том же году — Владимир Михайлович Крепс, сценарист и автор любимой радиопередачи для детей моего поколения «Клуб знаменитых капитанов».

В восемьдесят пятом совсем молодым, двадцатипятилетним, умер от рака лимфатических желез Миша Ромм, красавец, спортсмен, внук Михаила Ильича Рома.

В восемьдесят шестом скончался Александр Григорьевич Дементьев, заместитель Твардовского в «Новом мире».

В восемьдесят седьмом не стало композитора Дмитрия Борисовича Кабалевского.

В расцвете таланта умер в том же году сорокашестилетний Андрей Миронов.

В девяностых продал дачу и уехал в Штаты Шура Червинский.

Продала дачу и перебралась с мужем и сыном в ФРГ Инна Ермашова.