Когда же открыли дверь в свои покои… Террен минуту молчал. Я аж испугаться решил, что переборщили. Он же обернулся с такой довольной рожей, схватил нас троих в охапку, закружил, повторяя, какие у него потрясающие братья. Когда отпустил нас, у меня в глазах двоилось. Вот же медведище! Тем временем он подхватил ненаглядную на руки и вошел в покои. Мы закрыли за ними дверь и отправились праздновать. 

========== Глава 5 ==========

***

За жарким летом пришла осень, яркая зелень сменилась на золотой багрянец. Потом разноцветье накрыло белым покрывалом.

Было еще два праздника, на летнем я был, прыгал через костер, танцевал до упада, облазил все, что только можно. На осенний меня не взяли, потому как он, как и зимний, проходил в звериной шкуре, и я мог ненароком пострадать. Все ж в звериной шкуре очень трудно соизмерить силу, вроде легонько ткнет – и во мне дырка. Но я не успел соскучиться. Дел было полным-полно. С теми же учениками. Из тридцати желающих в зиму только семерых оставил. Я решил, что сначала обучу самых способных, они и быстрее материал схватят, и сами смогут в следующем году учить. И я тоже в остальные зимы не намерен был прекращать рисовать и учить.

Потом снова весна.

И снова лето.

С близнецами мы облазили близлежащие леса, но далеко не уходили, дети ещё, никто не отпускал далеко. Они частенько гуляли в шкуре, я – развалившись на их широких спинах. Научили меня охотиться, стрелять из лука. Поскольку их были для меня неприподъёмными, батя смастерил для меня небольшой, по моей руке. Ещё – метать ножи, когда стало более-менее получаться, мне приподнесли набор метательных ножей, тонких, красивых. Мечей у них не было, да и зачем, если они в шкуре любой меч голыми ручищами пополам сломают. А еще научили драться на ножах, хоть и не так ловко, как у них, выходило. Ничего, какие наши годы. Зато я приноровился, как белка, скакать по деревьям. Медведям тут было за мной не угнаться. Что удивительно, чем выше я забирался, тем лучше себя чувствовал, перепрыгнуть с одной макушки на другую для меня было плевым делом, голова на верхотуре не кружилась, и с координацией проблем не было. Батя на это только руками разводил, говорил, что, наверно, кровь сказывается, та, в кого я превратился.

Врагов у них не было, эти дремучие леса были их родиной, чужаки сюда практически не заходили. Только на границе было несколько поселков, в которых торговали с остальным миром пушниной, медом, самоцветами, кружевом и поделками из камня. Из камня они делали потрясные кружевные вещи, вроде наличников на окна, перил в дома, тончайших перегородок. Не мои медведи, а в основном семейства лисиц и рысей. Принцип был тот же, что мне батя показал, когда камушек в птичку на моих глазах превратил. Вскоре на постоянный экспорт пошли и расписные изделия, которые перевертыши научились делать просто великолепно.

Я и не заметил, как прошла моя седьмая зима тут.

Я так и не вырос больше, близнецы же переросли меня на полголовы и останавливаться не собирались. Все так же бесился и дурачился, был бесконечно счастлив.

Про прошлую жизнь почти забыл. Да и что вспоминать? Как меня в школе травили? Как в универе пальцем тыкали? Неудивительно, что я не хотел из детства выходить, там у меня детства не было.

Разве что бабушка иногда снилась. И Алевтина Егоровна. Больше не по ком грустить было.

***

- Да здравствует новый день!

С этим кличем я подорвался с кровати.

- И мой день варенья! Ура!!!

Подумать только, мне тридцать лет.

Я поскакал мыться и одеваться.

- Ура! – ступенька. – Ура! – ещё одна. – Ура! – ещё. – Ура!

- Ты чего горлопанишь!

Меня перехватили ручищи батьки и подкинули вверх.

- Урааа!!! – я замолотил руками-ногами. – День варенья!

- Ха-ха-ха! Неугомонный! Беги скорей! Мамка вкуснятину приготовила! – меня хлопком под попу подтолкнули к кухне.

- Мамка! – я повис на женщине сзади. – А что вкуусненького? – я чмокнул ее в щеку и поскакал к столу. Спокойно ходить не получалось.

- Садись уже, именинник!

- Привет, снежинка!

- Именинник! – меня закружили на руках близнецы.

- Флерран! Молодчинка наш! – чмокнула меня сестренка.

Подошел Террен с женой, обняли, расцеловали.

- Быстренько к столу! – поторопила мама.

На столе красовался большой ягодный пирог, куча плюшек и пирожков, медный чайник сверкал боками.

Я скоренько уселся, схватил в каждую ручонку по пирожку и засунул оба в рот.

- Не торопись, сладкоежка! – Машшея поставила передо мной пузатую кружку.

- Мгум, – я не мог оторваться от своей вкуснятины.

- Маленький мой, с днем рождения! – вошедший Наррав поставил рядом со мной коробку.

- Мням? – я постарался побыстрее прожевать. Вытер руки и залез внутрь. – Ура! Какая красотища!

Я выложил на стол потрясающий набор кистей и красок. В коробке оставался большой белоснежный альбом.

- Эт-то откуда? – я от неожиданности аж заикаться стал. Перевертыши такого сделать не могли, значит, заказывали, но это же жутко дорого! Сидел и гладил красоту пальцами. Кисточки тонюсенькие, маленькие, мягонькие, от разноцветья красок пестрело в глазах.

- Тебе нравится?

- Дааа, великолепно! Невероятно… но как?

- У белых мастеров заказали, успели, хвала духам.

- Батькааа. Спасибо огроменное! – я полез всех целовать-обнимать. – Любимые мои, как же я вас обожаю! Это потрясающий подарок!

- На здоровье, снежинка!

В течение дня подъехали остальные медведи, стали готовиться к вечернему празднику.

Гуляли до глубокой ночи, меня зацеловали, затискали, надарили кучу подарков. Конечно, медведи, как и все перевертыши, любят праздники, и праздновали мой день рождения не в первый раз, но тут, как-никак, юбилей, расстарались на славу. Мне подарили новую красивую шубку из белого меха, теплую, легкую, новый лук, тоже из какого-то белого дерева, звонкий, упругий, какие-то украшения, тонкие и звенящие. Еще набор метательных ножей в красивой перевязи. Ещё кучу всего.

Праздновали еще два дня, потом гости разъехались.

На третий день я не смог встать с кровати. Руки-ноги просто ломало, голова раскалывалась, в глазах резало до одури. Перепугался не на шутку. Да я ни разу за все эти годы даже не чихнул!

Мама, когда вошла будить, аж на пол села, за ведуном метнулись.

К вечеру стало еще хуже. Было такое чувство, что кости горят и плавятся, глаза вот-вот вытекут, кожа по-живому слазит. Даже волосы болели! Я метался и орал, как резаный. Ведун не отходил ни на секундочку, что-то в горло заливал, что-то бормотал.

Я не знаю, сколько это безумие продолжалось. Голос я сорвал, шевелиться уже не мог, от малейшего движения простреливала жуткая боль. Заливаемые лекарства были как лава, обтирания, казалось, снимают кожу. Мне было больно-больно-больно! Я не впадал в беспамятство, не мог спать, каждая секунда была как вечность. Я лежал и скулил. Из глаз текло горячее, кожа то пылала, то, казалось, покрывалась льдом.

А потом все резко кончилось. Как отрезало. Я был все так же в сознании и не мог поверить, что все. Может, я умер?

Кто-то кружился у кровати, я их чувствовал всей кожей, не открывая глаз. Старик. Сидит у окна, дремлет. Мама складывает вещи. Моррас. Поставила кувшин на стол. Тихо вышла.

Я попытался двинуть рукой. Получилось? Надо же, не болит. Я вздохнул поглубже. Ничего не болит! Боже, неужели все!!! Открыл глаза.

Мама метнулась к кровати, ведун встал, подошел, стоит рядом.

- Сынок! Маленький мой! Как ты, снежинка моя? – взяла аккуратно за руку, по голове гладит другой. Хорошо-то как!

- Сарраш, принеси мальчику попить! – распорядился ведун.