На следующий день Линник, ездивший с Кушаковым за матерью медвежонка, убил рогатиной еще одну медведицу и тоже привез на «Фоку» ее детеныша.

Медвежонок, принесенный Седовым, стал привыкать к людям. Сначала он упорно отказывался от еды и немилосердно шипел и ворчал на приближавшихся к нему людей. Вместо того, чтобы брать соску, наскоро состряпанную местными химиками из лабораторной пипетки, он норовил вцепиться в руку. Кому-то пришла мысль просунуть соску в кусок медвежьей шкуры и уже в таком виде преподнести ее капризному младенцу. Дело пошло на лад. Питомец был окружен нежностью людей, которую им, видно, некуда было девать. Усердные няньки, не обращая внимания на исцарапанные руки и порванные брюки, возились с Мишенькой. Другой питомец, привезенный Линником, — Васька пользовался меньшим вниманием из-за своего тяжелого характера. Это был злющий звереныш!

Через несколько дней Седов отправился на Южно-Крестовые острова, чтобы закончить их топографическую съемку. Сопровождал его художник. Один остров Седов назвал островом Назимова, а другой в честь спутника — островом Пинегина.

Еще зимой Седов разработал план исследования северной части Новой Земли. Обследовать внутреннюю часть острова взялись Павлов и Визе. Последний, кроме того, должен был произвести опись части Карского побережья. Самый большой и самый важный в гидрографическом отношении участок — от Панкратьевского полуострова до мыса Желания — достался Седову. Ему предстояло пройти в два конца около семисот километров по трудному пути. Только в заливах можно было ожидать ровного, спокойно замерзшего льда, но заливов в северной части Новой Земли на картах значилось всего два, да и те, очевидно, подвергались напору льдов с моря. Остальная часть пути пролегала по торосам. Больше пятнадцати-двадцати километров в сутки, считая в среднем, по такому пути не пройдешь. Георгий Яковлевич решил взять провизии на полтора месяца.

У людей на «Фоке» постепенно вырабатывались навыки санных путешествий и жизни в палатке. Все побывавшие в экскурсиях делились своим опытом, хвастались усовершенствованиями. Бывало много споров о том, как распределить работу, чтобы сократить время разбивки лагеря и утренние сборы в дальнейший путь, или в каком порядке складывать на нартах провизию, палатку, спальные мешки, «расходный ящик», собачий провиант. В результате этих споров и накопленного опыта выработались общие приемы укладки, укупорки, палаточного обихода.

Никто больше не спорил, что провизию нужно упаковывать в небольшие матерчатые мешочки, которые пригодятся впоследствии для образцов горных пород, а эти мешочки укладывать в фанерные ящики или большие мешки. Все, что требуется на каждой остановке, разумеется, должно быть помещено на санях поверх всего и в строгом соответствии с порядком разбивки лагеря. Укупоркой саней, действительно, можно было гордиться. К двум боковым планкам и к задней и передней поперечинам, как клапаны у конверта, были намертво пришиты брезентовые полосы. Когда груз на нарте был уложен, закидывали сначала передний и задний клапаны, потом боковые. Получался плотный конверт, из него не выпала бы даже иголка. Теперь предстояло увязать его, да так, чтобы тратить на развязывание и новое завязывание всего одну-две минуты. Специальный провизионный ящик напоминал дорожный несессер. В нем хранилась посуда, двух-вседневный запас провизии, походная аптечка, швейные принадлежности. Каждый предмет имел свое место в разделенном переборками ящике.

Седов покинул бухту «Фоки» 1 апреля. Вместе с ним шел боцман Инютин. Целью похода была опись северо-западного берега Новой Земли от Панкратьевского полуострова до мыса Желания.

До мыса Утешения дорога была малоинтересной. Не доходя до этого мыса, путники натолкнулись на медведицу с двумя большими медвежатами. Спустили собак, завязалась драка. Медвежата убежали в торосы, а медведица стала защищаться. После пяти пуль сдалась.

«Сражалась она великолепно, — записано в дневнике Седова. — Из десяти собак пять оказались израненными. Нашли и медвежат. Они далеко не убежали и наблюдали, спрятавшись за торосами, как мать борется с врагами. Убили и их.

Жалко было, но что же делать, мы были голодны и боролись за свое существование! Медвежье мясо частью съели, часть забрали с собой».

На мысе Утешения Седов пробыл несколько дней, ожидая ясной погоды для астрономических наблюдений.

На месте астрономического пункта путешественники поставили знак.

Во время перехода от мыса Утешения до горы Астрономической погода стояла хорошая и теплая. Для съемки создались великолепные условия. Седов любовался хребтом, названным им хребтом Ломоносова. Вершины его выступали среди ледников и блистали на солнце, выделяясь розовыми зубцами на темном небе. Путь к северу от горы Астрономической был гораздо труднее. И погода, и дорога испортились. На всем пути справа виднелся огромный ледник. Съемка однообразных ледяных берегов трудна, особенно же много трудностей представляет передвижение по морскому льду вдоль ледника. Со стороны моря — страшные нагромождения торосов или открытая вода, обойти которую возможно, только поднявшись на ледник. Наиболее же неприятная из дорог — там, где ледяные стены опоясываются полосой недавно образовавшегося льда, иногда столь тонкого, что от движения саней расходятся круги, как по воде. Поверхность молодого льда всегда покрыта слоем выкристаллизовавшихся морских солей. Сани и лыжи по такому льду скользят не лучше, чем по песку.

До намеченного пункта оставалось совсем немного. Мыс Желания находился уже в виду. Скалистые пятнышки на северо-запад от него — конечно, Оранские острова. Прежде чем вступить в гряду прибрежных торосов, Георгий Яковлевич подошел к голубому, довольно большому айсбергу. Хотел с его вершины рассмотреть, где лучший путь. Подошел вплотную, высматривая, где бы удобнее подняться. Вдруг в зеркальной стене увидел отражение человеческой фигуры. Всмотрелся. Какой-то грязный мужик в засаленном полушубке повторял движения. Георгий Яковлевич подвинулся ближе. В айсберге отражалось черное, похудевшее, с обтянутыми скулами и челюстями лицо, заросшее бородой. Не узнавал себя. Что-то мучительно знакомое было в этом отраженном облике. Что же? Вспомнил! Такие же обтянутые кожей скулы и зубы видел в детстве, когда пришли с плавучего льда скитальцы-рыбаки из ватаги погибшего атамана…

К мысу Желания Седов добрался 20 апреля. Он был первым, достигшим этого пункта пешим путем. На морских судах русские доходили сюда в старину нередко. Об этом свидетельствовал обнаруженный Седовым на мысе Желания древний русский крест.

Определив на мысе Желания астрономический пункт, Георгий Яковлевич прошел еще верст тридцать по Карскому побережью до мыса Флиссингенского, после чего вернулся на мыс Желания.

На мысе Желания случилось происшествие, которое могло стоить жизни Инютину. Лагерь навестил очень предприимчивый белый медведь.

Седов в то время работал верстах в пятнадцати от лагеря. Загнав безоружного Инютина на скалы, медведь направился к палатке, бесцеремонно разорвал ее и принялся хозяйничать. Раскидал имущество и инструменты и, добравшись до продуктов, начал их уничтожать. Инютин, видя, что дело может кончиться плохо, набрался мужества, слез со скалы и под прикрытием палатки, в которой сопел и ворочался медведь, подкрался к нарте, осторожно вытянул заряженную винтовку и выпалил в медведя в упор. Раненый зверь бросился бежать, собаки его преследовали, но он скрылся в торосах.

О пути с мыса Желания к бухте «Фоки» Седов записал в дневнике:

«На обратном пути жизнь наша была трудна, больше того — мучительна, ужасна.

Я опишу одно происшествие.

Сильным ветром оторвало от берега лед и унесло в море. Образовалась огромная полынья. Под влиянием мороза она покрылась тонким слоем льда в 1¹/₂—2 вершка. Так как нам деваться было некуда — направо открытое море, налево неприступные обрывы ледника, — я решил идти вперед по этому тонкому льду. Приказал матросу с собаками идти точно по моим следам.