Даль утверждает, что участие в голосовании и активность избирателей в период между выборами «в высшей степени важны для обеспечения того, чтобы политические лидеры хоть как-то учитывали пожелания простых граждан». Курсив здесь мой, и выражает он ту мысль, что, если поклоннику «американской демократии» больше, чем это, сказать о ней нечего, значит, демократия становится просто эвфемизмом.

Участие в голосовании, избирательный процесс, заявляет Даль, — это один из «двух основных методов общественного контроля, которые, действуя одновременно, заставляют избранных руководителей быть достаточно отзывчивыми к руководимым, чтобы это делало довольно заметной разницу между демократией и диктатурой». Ну а в чем же заключается второй метод? В связи с этим Даль пишет: «Другой метод общественного контроля — это постоянная политическая конкуренция между отдельными лицами, партиями или между теми и другими». А практически это якобы означает, что в стране существует «не власть меньшинства, а власть меньшинств». Однако можно привести много доказательств в подтверждение того, что и «власть меньшинств» вряд ли делает политический строй США подлинной демократией. Можно сослаться и на непропорционально большое влияние богатых групп населения по сравнению с бедными; и на отсутствие демократии в организациях, из которых состоят крупные политические партии; и на непредставительный характер крупнейших «лобби»: богатые врачи через Американскую медицинскую ассоциацию выступают от имени всех врачей, богатые фермеры через Американскую федерацию фермерских бюро выступают от имени всех фермеров, самые состоятельные профсоюзы выступают от имени всех рабочих. Даль находит некоторое утешение для себя в том, что американская система достигает «постепенного умиротворения сравнительно небольших групп». Но, если, скажем, авиастроительная промышленность (если брать такие «сравнительно небольшие группы») пользуется большим весом, чем престарелые граждане, космическая индустрия — большим влиянием, чем бедняки, а к голосу Пентагона в США прислушиваются гораздо внимательней, чем к голосу, например, студенческой молодежи, то что тогда остается от американской демократии?

То, что политические решения в США принимает элита, политологи иногда оправдывают тем, что массы пассивно поддерживают эти решения элиты, что они как-то мирятся с этими решениями, а это, дескать, доказывает, что в американском обществе существует в общем единство мнений. Однако Меррэй Левин в своем исследовании «Отчужденный избиратель» очень хорошо показал, что неучастие в выборах — это скорее результат безнадежности, а не одобрение того, что решает и делает элита.

Достаточная информированность избирателей — вот предварительное условие, необходимое для того, чтобы любые их действия — будь то демонстрации или участие в голосовании — могли оказывать влияние на политику страны. Но, как пишут Пол Лазарсфельд и его соавторы в книге «Голосование», явившейся плодом проведенных ими широких эмпирических исследований, «напрашивается вывод о том, что публика бывает не особенно хорошо информирована по насущным вопросам дня», когда приходит время идти на выборы. Это подтверждает и Энгус Кэмпбелл и его соавторы в книге «Американский избиратель»: «Слабая осведомленность избирателей насчет конкретных политических альтернатив, их неспособность реагировать на ту политику, какую проводит правительство, — единственное, чем можно объяснить то, что все попытки рассматривать результаты любых общенациональных выборов как определенный политический мандат могут быть только спекулятивными, противоречивыми и неубедительными».

Как, например, сейчас информированы массы по двум важнейшим вопросам? Один из них — налоговая структура, настолько сложная, что отважиться на лоббистскую деятельность в этой области могут только корпорации с несметным числом их бухгалтеров и финансовых экспертов. Рядовой же избиратель, для которого подоходный налог, взимаемый с него самого, и тот загадка, может лишь беспомощно стоять в стороне, пока президент, бюджетное управление и конгресс вырабатывают и утверждают налоговые законы. А решающая роль в определении налоговой структуры принадлежит большому бизнесу, ибо только он в состоянии разобраться, какие последствия она будет иметь для него и всей экономики, и добиваться того, чтобы она имела определенную, прежде всего выгодную ему, форму.

Или взять такую область, как внешняя политика. Правительство всячески старается внушить гражданам, что у него по этой части есть специальный опыт и особая информация, которая, если бы только можно было всю ее раскрыть, оградила бы официальную политику от всякой критики. Мы знаем, однако, что правительство скрывает от народа именно ту информацию, которая, стань она общеизвестной, выставила бы эту политику в очень многих случаях в таком свете, что для нее не нашлось бы никаких оправданий. Ложь, к которой правительство прибегло в 1961 г., когда была затеяна интервенция на Кубу; тайные махинации ЦРУ в Иране, Индонезии, Гватемале и других странах в 50-х годах; сокрытие важнейшей информации о событиях в Тонкинском заливе в 1964 г. — вот лишь несколько примеров того, как рядовые американцы становятся жертвами обмана, возведенного в государственную политику.

Какие сведения сообщать широкой публике — это целиком зависит от властей и частного бизнеса, потому что распространение информации находится только в их руках. Правительство в состоянии добиваться того, чтобы граждане понимали происходящие события так, а не иначе, ибо оно контролирует информацию в самом ее источнике, и тому служат президентские пресс-конференции, официальная пресс-информация, «случайная утечка» информации в прессу, «Белые книги», группы специалистов, будто бы умеющих «докапываться до истины» и разъезжающих по стране за счет налогоплательщиков. Что касается средств информации, находящихся в частных руках, радио-и телевизионных сетей, вещающих на всю страну, газет и журналов, выходящих массовыми тиражами, то они пользуются огромнейшим влиянием на умы людей. И критикам правительственной политики еще никогда не удавалось добиться «равных возможностей» с государственными учреждениями и частными агентствами и компаниями, которые контролируют и фильтруют эту лавину информации.

Всеобщее избирательное право, которое монархи XVII в. рассматривали как угрозу для себя, сделалось полезным инструментом контроля в руках современного государства. В журнале «Америкэн политикл сайенс ревью» была напечатана статья, авторы которой на основании проведенного ими в 1967 г. изучения того, как избиратели в штате Луизиана голосовали по разным вопросам в 1960, 1963 и 1964 гг., пришли к заключению, что всеобщее избирательное право лишь помогает тому, чтобы население оставалось лояльным к режиму, и никакой угрозы для собственников и их интересов не представляет. Они, в частности, писали: «Мы установили, что всеобщее избирательное право, участие населения в голосовании никакого ущерба никому не причиняют даже там, где вопросы, выносимые на голосование, могут самым непосредственным образом затрагивать права собственности… «Безответственные» элементы населения, то есть неимущие, могут голосовать с такими же чувствами ответственности и сдержанности, как и собственники. Решения, принимаемые народным голосованием, не влекут за собой никаких угрожающих последствий ни для общества в целом, ни для специфических экономических интересов господствующей прослойки общества. А раз нет нужды опасаться решений, выносимых народным голосованием, как это мы показали в нашем исследовании, то это делает вдвойне привлекательными выгоды всеобщего избирательного права как для «законных» властей, так и для стабильности в обществе».

В 50-х годах либеральные политологи США, давая оценку американским политическим механизмам, как будто бы были склонны считать главным их достоинством то, что они обеспечивают стабильность системы. Считалось, что большинство американцев живет хорошо, никто не оспаривал этого, и, может быть, именно это обстоятельство и наводило на такой вывод. Однако в 60-х годах начавшиеся волнения негров, матерей, живших на пособия, которых им не хватало, чтобы прокормить детей, сделанное «открытие», что бедность — это непреложный факт американской жизни, возросшее у многих сознание того, что государственные деньги расходуются вовсе не на общественно полезные цели, — все это выставило американскую политическую систему в совсем другом свете. Молодой политолог Джек Уокер, отвечая Далю и другим, разошелся с их мнением, будто главное достоинство политической системы США в том, что она «цементирует всеобщее согласие, культивирует умеренность и поддерживает социальный мир». Уокер писал: «Политическая стабильность— действительно вещь ценная, и я не хочу создать впечатление, будто я не признаю ее очевидную важность. Но я думаю, что… пришло время обратить наше внимание на гораздо более трудную задачу: как сделать так, чтобы в процесс управления страной вовлекалось все большее и большее число людей».