Не это должно определять работу школы. И очень хорошо, что иными стали настроения и взгляды. Из стен школы молодёжь должна выходить не только с аттестатом зрелости, но и с путёвкой в жизнь – специальностью.

Важно не только сделать молодого человека грамотным, но и приучить его к труду, помочь ему найти своё место в жизни. Как в дальнейшем сложится эта жизнь, трудно сказать, у каждого она сложится по-разному. Ясно только одно, что, проработав два-три года, человек, задумав вновь учиться, не будет, как желторотый птенец, метаться, решая проблему, в какой институт ему пойти.

Вот и прав, оказывается, Иван Николаевич, высказывая своё возмущение в отношении Тани. Но я что-то так свыклась с мыслью, что после школы она пойдёт сразу в институт, что мне странно представить её на высоте пятого этажа с мастерком в руке…

– Таня! Может быть, пойдёшь в педагогический? – робко подсказываю я, так как далеко не уверена в педагогических способностях Тани. Да и слова «учитель» и «подвижник» для меня синонимы.

– Нет, в пединститут я не пойду, в медицинский и сельскохозяйственный также не хочу. Интереснее всего, по-моему, быть геологом-разведчиком. Правда, мама? Бродить с экспедицией по глухой тайге, в поисках полезных ископаемых… Спать в палатках… Ты только представь себе: тёмное небо, тёмная вода, тёмный лес кругом, огромные пустынные горы вдали. Ярко пылает костёр, искры летят в темноту. Всхрапывают где-то рядом, но в темноте не видно где, вьючные лошади… Ах, хорошо! Решено! Я буду геологом!

– Романтика все это, – нарочито равнодушно говорю я, хотя и у меня от картины, нарисованной Таней, дро гнуло сердце, и меня потянуло в неведомую даль. – Все это хорошо, пока здоров, молод, полон сил. Со временем придёт усталость от кочевий, потянет к оседлой жизни, захочется домашнего уюта, детей…

– Пф-ф! – пренебрежительно фыркает Таня. – При чём тут дети! Я не собираюсь обзаводиться ими!

– А если они всё-таки будут? Не потащишь их с собой в экспедицию, в рюкзак не положишь… Волей-неволей будешь сидеть дома. Нет, геолог – сугубо мужская профессия.

– У тебя удивительно устаревший взгляд на вещи, мама! Ну кто нынче так рассуждает?! Мужская, женская профессия… Как будто тысячи женщин не овладели «сугубо» мужскими профессиями!

– Давай не будем об этом спорить. Все это, Таня, я знаю не хуже тебя. Но на геологический факультет я тебе всё-таки не советую идти…

– Ну вот, всегда так! – надувшись, говорит Таня. – На словах: «Иди, куда хочешь!», а на деле: «Туда нельзя!», «Сюда не советую!» – И она, оскорблённая, выходит из комнаты.

Чтобы хоть немного ориентироваться, купили сравочник для поступающих в вуз. Но он только осложнил дело. В нашей стране оказалось такое огромное количество вузов, с такими интереснейшими специальностями, о которых мы и не подозревали, что выбрать было совершенно невозможно. Конечно, это замечательно, что наши дети могут избрать любую специальность. Но счастье балует. Знают ли они о том, что когда-то всё было иначе? Достаточно ли ценят настоящее, не зная, каким было прошлое?

Рассказала Тане о своём отце, сельском учителе. Отец был незаурядным человеком, мечтал об университете, но мечта его так и не осуществилась.

– Ну, мама, это когда-а было! – разочарованно протянула Таня. Для неё имело смысл только настоящее, а то, что происходило до революции, было уже из учебника истории.

Наконец-то закончились экзамены у Тани. Она получила серебряную медаль. На выпускном вечере, где окончившим школу в торжественной обстановке вручались аттестаты зрелости, выступила и я с небольшой речью. Поблагодарила школу, учителей за то, что они много сил отдали нашим детям, выразила надежду, что все питомцы школы найдут свою верную дорогу в жизни и будут достойными гражданами своего отечества, и закончила речь так:

– У нас с мужем, как в русской народной сказке, три дочери. Так вот, если первые две дочери – серебряные, то третья дочь пусть будет золотой!

Все засмеялись и проводили меня аплодисментами. Я не обмолвилась, назвав старших дочерей «серебряными»: ведь Лида тоже закончила школу с серебряной медалью. Теперь остаётся только пожелать, чтобы сбылось моё пророчество в отношении Оли.

Домой мы возвращаемся в приподнятом настроении. Таня, сияющая, идёт между мною и отцом. В руках у неё огромный букет белой сирени, в который она то и дело погружает разгорячённое лицо.

– Ух, хорошо! – со счастливой улыбкой говорит она. И это «хорошо» относится и к запаху сирени, который кружит голову, и к тому, что экзамены позади и впереди открыта широкая дорога в будущее; относится, может быть, и к Володе Добрушину, вручившему этот букет.

Таню и дома не оставляет это взволнованное состояние счастья. В белом платье, надетом ею для выпускного ве чера, она ходит по комнате и строит планы на будущее. Сообщив о том, что её подруга Катя едет в Московский университет на биологический факультет, она вдруг говорит задорно:

– А почему бы и мне не поехать в МГУ? Разве плохо быть геоботаником? Те же экспедиции, та же полевая исследовательская работа… Уж если ты, мама, не разрешаешь мне быть геологом, то против геоботаники, надеюсь, не будешь возражать?

– Да, геоботаником неплохо быть, – говорю я. – По крайней мере полгода будешь сидеть на месте, разбирать свои гербарии…

– Ура! Решено. Еду в Московский университет! – Таня звонко чмокает меня в щеку.

Иван Николаевич хмурится. Ему определённо не нравится ни легкомыслие Тани, ни моё потворство этому легкомыслию.

– Сомневаюсь, чтобы тебя приняли в Московский университет, – говорит он. – Пустая затея…

– А почему же Катя едет?

– Потому что у Кати золотая медаль, а у тебя серебряная! – резко, точно вымещая свою досаду, говорит Иван Николаевич и добавляет уже мягче. – Надо реальней смотреть на вещи… А тебе удивляюсь, твоей наивности…

Последнее относится уже ко мне.

Поникнув, Таня медленно выходит из комнаты. Мне до боли жаль становится её, и я обрушиваюсь на мужа с упрёками:

– Зачем ты обидел девочку?! Не было никакой медали, говорили: «Хоть бы серебряную получила!» Получила серебряную: «Почему не золотая?!» Совсем как в сказке о золотой рыбке. Таня могла вообще не получить никакой медали. Вспомни, как она училась в седьмом клас со! И сколько упорства, настойчивости, усилий приложила она, чтобы наверстать упущенное! Она счастлива была, а ты отравил ей радость!

Иван Николаевич молчит пристыженный. Он сознаёт, что на сей раз я права, не стоило обижать девочку. Не сам ли он ещё недавно говорил: «Никто в доме не занимается столько, сколько Таня. Как ни проснёшься ночью, она все над книгой!».

Недаром в аттестате Тани лишь одна «четвёрка», да и получена-то была эта «четвёрка» в седьмом классе, по всем же остальным предметам стоят круглые «пятёрки». С таким аттестатом не стыдно поехать и в Москву…

– Да я ничего не имею против Москвы, – оправдываясь, говорит Иван Николаевич. – Я только не уверен, что её примут в МГУ. Не надо забывать, что это Московский университет! Университет, где учились Герцен, Огарёв, Белинский…

– Ну и что же из этого? Кроме Герцена, Белинского, Огарёва, там учились тысячи обыкновенных юношей и девушек, учатся и сейчас. Конечно, это ко многому обязывает… Иди, успокой Таню. Плачет, наверное….

Иван Николаевич уходит к Тане, а когда через несколько минут и я вхожу в комнату девочек, я застаю такую картину: Таня лежит на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Иван Николаевич сидит возле неё на краешке кровати. Он смущённо улыбается, в руках у него справочник для поступающих в вуз.

– Таня! А может быть, в химико-технологический институт? – мягко спрашивает он. – Здесь даже два института указаны: тонкой и цветной металлургии…

Таня в знак протеста мотает головой. Её лёгкие, пушистые волосы растрепались, лицо раскраснелось от слёз, но она больше не плачет, а только время от времени глубоко вздыхает. Иван Николаевич продолжает перечис лять вузы, но ни один из них не привлекает Таню. Её решение поступить в Московский университет непреклонно. Решаем отправить документы в Москву, на географический факультет университета.