Изменить стиль страницы

Да и случаи в семье бывают самые различные, и только исключительная гибкость поможет верно сориентироваться и избежать педагогической ошибки.

Главное в воспитании – живое, душевное влияние, которое оказывают родители на детей, и такое влияние неотделимо от всей атмосферы, властвующей в семье. Ведь семья не просто житьё взрослых и детей под одной крышей. Настоящая семья – это нечто целое, живое. Здесь и ласка, и забота, и шуточный спор, и задумчивая песня, и возня с малышами, и серьёзная беседа со старшими, и планы на будущее, и семейные праздники, и труд, посильный для детей, и многое другое, что наполняет жизнь семьи дыханием простого человеческого счастья.

Я не помню, кому принадлежат эти слова, но они очень верно определяют понятие «семья» и близки мне.

КЕМ БЫТЬ?

Каждая весна приносит в нашу семью столько волнений, столько забот, что какое-то время мы с Иваном Николаевичем живём только экзаменами детей.

Вот и сегодня чуть свет я просыпаюсь от слов мужа: «Маша! Не пора ли будить детей?»

Ну, конечно, пора. Ведь сегодня у детей начинаются экзамены! Вскакиваю, второпях накидываю платье и бегу в кухню поставить на плиту чайник. Но, оказывается, не спалось не только нам с отцом. В кухню умытый и причёсанный входит Валя.

– Мама! Где моя белая рубашка? – Вот она. Включи поскорее утюг…

– Да я, мама, все уже выгладил: и брюки и галстук, осталась одна рубашка. Ты знаешь, как я рано проснулся? Ещё солнца не было, только птицы пели. Как они чирикали! Изо всех сил!

По лицу Вали видно, что он необыкновенно счастлив этим своим первым ранним пробуждением. Ещё никогда не видел он восхода солнца и не подозревал, что птицы могут так петь. – Иди скажи девочкам, чтобы вставали.

– Да они проснулись уже. И Юрка тоже…

– Валя! А где валенки? – спрашиваю я, вспомнив вдруг об обуви, которую Валя вынес вчера во двор для просушки.

– Ой, мама, они там остались, во дворе…

– Ещё этого не хватало!

По-настоящему надо было бы дать Вальке хороший нагоняй, но нельзя, сегодня ведь у него первый в его жизни экзамен, недаром он проснулся раньше всех в доме; поэтому я, сдержав себя, говорю лишь:

– Иди и принеси их…

А сама думаю: «Так они и будут там лежать! Только подумать, целый мешок обуви, семь пар! Ну и разиня! Оставил всех без обуви…»

Возвращается Валя сияющий: на спине его мешок с валенками. Он забирает свою рубашку и уходит гладить её.

– Мама! У тебя найдётся английская булавка? – спрашивает Лида, заглядывая в кухню.

– А мне мама, надо пуговицу! – требует Юра.

Я то и дело отрываюсь от плиты, и есть опасение, что завтрак не будет готов вовремя. На помощь мне приходит Иван Николаевич. Он старательно, не торопясь, чистит картошку.

А в детской между тем кипит работа! Юра пришивает пуговицу к рубашке. Оля заплетает косы. Лида возится с бантом, стараясь пришпилить его к волосам Оли как можно непринуждённее. Валя пыхтит над утюгом. Только Таня, наша десятиклассница, сидит отрешённая. Она углублена в учебник литературы. Ей кажется, что она ни за что не сможет сегодня написать сочинение. Платье Тани и её фартук, уже выглаженные, висят на спинке кровати. Постаралась их выгладить Лида, которой не надо спешить в школу, но Лида живо помнит то состояние тревоги, взволнованности и приподнятого ожидания, что испытывает каждый школьник в первый день экзамена.

После завтрака все дети уходят из дому, сказав каждый:

– Я пошёл, мама!

– Мамочка, я пошла!

– До свидания, мама!

Я подхожу к окну и смотрю на моих школьников. Оттого, что я смотрю на них сверху, с высоты третьего этажа, они кажутся мне маленькими. Юра важно выступает в своих белых брюках и новых ботинках. Они, как колодки, эти ботинки: тяжелы, массивны, с металлическими подковками на каблуках. Но это-то как раз и приводит Юру в восторг. Таня и Оля в белых фартучках и тёмных платьях очень милы. Хорошо, что в школе для девочек ввели форму. А Валя-то, Валя как доволен своими длинными брюками!

Утро сегодня чудесное. После вчерашнего дождя зелень кажется удивительно яркой, сочной. Молодые клейкие листочки тополя словно только и ждали этого дождя, чтобы развернуться.

Нет, хорошо жить на свете! Хорошо, что у тебя есть дети! И хорошо, что в такое чудесное утро они идут в школу!

Первой с экзамена приходит Оля. Я бросаюсь к ней:

– Ну как, Оля? Написала?

– Написала, мамочка. Кажется, ничего…

Оля стягивает через голову платье, волосы её от этого взлохмачиваются, бант отваливается.

– Вот только не знаю, мама, правильно ли написала «впрок». Как ты думаешь, вместе или отдельно надо было написать?

– Думаю, что вместе…

– Ох, тогда всё в порядке! – говорит Оля. – А Валька ещё не приходил?

Не успеваю я ответить, как Валя на пороге. Счастливый, возбуждённый, с сияющими глазами.

– Мама! Я самый первый сдал тетрадь! Вера Николаевна похвалила меня. Лелька! Ты как написала «наряду»?

– Вместе.

Дневник матери g9.png

– А я отдельно, – упавшим вдруг голосом говорит Валя, по опыту зная, что Оля не ошибётся. Он продолжает спрашивать её о написании то одного, то другого слова, и уверенность начинает понемногу оставлять его.

– Не будем гадать раньше времени. Завтра всё выяснится, – говорю я, чтобы ободрить Валю, но и меня охватывает беспокойство. Я тоже начинаю сомневаться, справился ли он с диктантом.

Учится Валя средне. Если он ещё более или менее справляется с арифметикой, то грамматика русского языка ему совершенно не даётся. И на сон грядущий, и утром на свежую голову он прилежно зубрит грамматические правила, а спросишь его – ничего не знает. В голове его такая путаница подлежащего с существительным, сказуемого с глаголом, что я порой прихожу в отчаяние.

И не объяснишь это плохой памятью. Знает же Валя наизусть целые страницы из «Приключений Буратино». Очевидно, ему хорошо запоминается только то, что затрагивает его воображение. Сухие же грамматические правила, как горох от стены, отскакивают от него.

В том, что до пятого класса Валя и Оля учились вместе и даже сидели на одной парте, были и свои плюсы, и свои минусы. Живая, сообразительная Оля всегда и во всём была впереди Вали, и это подавляло его, лишало уверенности. Робость его усугублялась ещё и тем, что мы. имели неосторожность то и дело ставить Олю ему в пример: «Не решил задачу?! А почему же Оля решила?», «Тройка» за сочинение? Плохо! А Оля получила «пять»!

В конце концов Валя так уверился в том, что ему никогда не добиться того, чего шутя может достичь Оля, что он окончательно «захирел». В четвёртый класс он перешёл с весьма посредственными оценками.

Но в пятом классе он учится значительно лучше. Любимым предметом его стала арифметика. С задачами он расправляется легко. Его обуял даже своего рода азарт при решении их. Если появлялась маленькая заминка, то достаточно было только намёка, как Валя уже кричал:

– Не говори, не говори дальше, мама! Я сам знаю… И, решив задачу, умолял:

– Правда, мама, это не будет считаться, что ты помогла мне? Я сам решил?

И столько тревоги в лице Вали, в его синих глазах, в голосе, что у меня не хватало духу его огорчать.

Юра приходит с экзамена мрачный. Он недоволен своим ответом по геометрии. Мог бы получить «пятёрку», а получил «четыре». Но он и не думает обвинять в этом учителя. Нет, он сам во всём виноват!

– И как я мог забыть эту теорему? – уже в который раз говорит он, терзаясь, не прощая себе ошибки.

У меня так и готов сорваться с кончика языка упрёк: «Если бы ты занимался, как надо, этого не случилось бы…»

Но мальчишка и так достаточно наказан. Хорошо уже то, что он не довольствуется «четвёркой». Это уже говорит о сдвиге в лучшую сторону. Видя, как Юра, не находя себе места, мечется из комнаты в комнату, я говорю ему:

– Возьми-ка веник да подмети пол до обеда… Юра, точно обрадовавшись этой возможности дать выход своей энергии, охотно берётся за веник.