По его просьбе и с разрешения монастырского начальства посетил его в лавре 11 августа доктор Арендт. К этому доктору Тепляков обращался еще осенью прошлого года (уже тогда страдал золотухой), и теперь Арендт, понимая его нынешнее положение, написал свидетельство, что для совершенного излечения Теплякову нужно «употребление минеральных серных вод». Это означало для больного необходимость поездки на кавказские минеральные воды и — главное! — давало благоприличное обоснование для просьбы выпустить его на волю из стен монастыря.

Такое прошение Тепляков немедленно составил. Приложил к нему свидетельство Арендта. Письменно просил канцелярию лавры «донести преосвященнейшему митрополиту — как об искреннем моем покаянии, так и бедственном состоянии моего здоровья и испросить благословения его высокопреосвященства для увольнения меня из оной лавры, ибо недуги мои требуют, по мнению пользующего меня медика, мер деятельнейших и более решительных, коих при настоящем моем положении предпринять невозможно…».

Митрополит с ответом не спешил и лишь в конце сентября написал генерал-губернатору, что Тепляков за время пребывания в лавре ни в каких дурных поступках не замечен, так что можно спросить при случае государя императора, не соблаговолит ли его величество отпустить Теплякова из монастыря.

Минул еще месяц, и генерал-губернатор направил митрополиту секретное послание: «Его величеству угодно было высочайше повелеть, чтобы Тепляков назначил себе место для жительства, где иметь его под присмотром; к водам же, для излечения, если пожелает, позволить отправиться на Кавказ, но и там иметь его под присмотром».

В начале ноября царская милость была ему объявлена. Его выпустили из стен монастыря!

Поскольку доктор Арендт ему рекомендовал теплый и сухой климат, Тепляков попросил разрешения поселиться в Одессе, самом большом и, по рассказам, самом живом городе на юге России. Эта его просьба была воспринята как дерзость — еще чего захотел! Генерал-губернатор сообщил шефу жандармов Бенкендорфу: «Тепляков позволил себе делать некоторые домогательства и условия насчет времени отъезда и места жительства; посему государь император высочайше соизволил выслать его на жительство в Херсон с тем, чтобы местная полиция имела за поведением его надзор».

И, конечно, ему не посчитали нужным объяснить, почему в Одессу нельзя.

Он выехал из Петербурга один, без всякого сопровождения.

По дороге, между Петербургом и Москвой, он, конечно, завернул в тверскую деревню Дорошиху, от губернского города в трех верстах, — в усадьбу, где жили его родители. И вместо того чтобы ехать, подчиняясь воле царя, далее в Херсон, взял да и остался в родном доме.

Нет, покорностью не отличался Виктор Тепляков!

Отец послал на имя царя просьбу о всемилостивейшем прощении сына — и стал ждать ответа. Авось придет сыну прощение и не надо будет отправляться ему в далекий и неведомый Херсон.

Почти два месяца прожил Виктор Тепляков у родителей, в Дорошихе. Наступила зима, и снегом занесло поля вокруг усадьбы, никто о нем не вспоминал.

Но вот тверской губернатор получил из Петербурга предписание объявить коллежскому советнику Григорию Теплякову, что на его просьбу о прощении сына «высочайшего соизволения не последовало» и царь повелел оставить Виктора Теплякова на жительстве в Херсоне. Царю и в голову прийти не могло, что вопреки его повелению сей отставной поручик живет еще вовсе не в Херсоне, а в Тверской губернии, в имении своего отца.

«Случай сей открыл мне, — написал губернатор в рапорте на имя царя, — что проживающий у коллежского советника Теплякова, Тверского уезда сельце Дорошихе, сын его поручик Виктор Тепляков не должен быть терпим на жительстве в здешней губернии…» Губернатор послал частного пристава Дозорова (соответствующая должности фамилия!) в Дорошиху: взять там Виктора Теплякова и к нему, губернатору, привести!

Когда пристав Дозоров явился в усадьбу, Виктор Тепляков заявил, что болен и никуда не пойдет.

Узнав о таком ответе, губернатор приказал выяснить, в самом ли деле болен этот дерзкий молодой человек. А пока что поручил приставу оставаться в Дорошихе и наблюдать, чтобы Виктор Тепляков никуда не отлучался — как бы не сбежал! Посетили усадьбу исправник и лекарь. Исправник доставил губернатору свидетельство о том, что «от бывшей простуды осталась у него [Теплякова] малая опухоль около ушей».

«Усмотрев из сего явное упорство поручика Теплякова», губернатор затребовал двух жандармов. Отрядил их к исправнику, «поручив ему поручика Теплякова, как проживающего здесь самовольно, и в предосторожность, чтоб он не мог куда-либо скрыться, взять и доставить его сюда» — в Тверь. А затем, в сопровождении жандарма, на санях в Москву. Дальше тверские жандармы ехать были не обязаны.

Упорствовать Виктору Теплякову становилось уже бесполезно. Отец простился с ним — должно быть, со слезами. Дал сыну, ради трудностей предстоящей жизни, немалую сумму денег. И отправил с ним крепостного слугу — в Херсон.

Какой глушью был в те времена этот степной город с ветряными мельницами на окраинах…

По приезде Виктор Тепляков снял себе квартиру в частном доме, не представляя, чем тут можно будет заняться, и надеялся весной поехать лечиться на воды — на Кавказ.

На беду, одним из его соседей в Херсоне оказался некто Головкин, мещанин по сословному определению, а по образу жизни — вор и темная личность. В апреле этот сосед подговорил слугу Теплякова, недалекого парня, обокрасть молодого барина и половину украденных денег отдать «на сохранение» ему, Головкину. Парень так и сделал, но его быстро поймали. Те деньги, что оказались при нем, он вернул — и Тепляков его простил. Головкин же, разоблаченный в присутствии частного пристава, сначала во всем признался, а затем, как видно, поделился с этим приставом частью украденных денег, от собственного признания отрекся и не вернул ничего. И пристав, что называется, умыл руки.

Но на этом не кончилось. Однажды в июне, поздно вечером, к Теплякову ворвались грабители — несколько человек, лица их были выбелены мелом. Ранили Теплякова ножом в левое колено, связали его и слугу, зажгли свечку, нашли, где хранятся деньги, забрали все, что только смогли унести, и скрылись.

И напрасно Тепляков обращался затем в полицию. Там никто не хотел ударить палец о палец. Становилось ясно, что грабители вошли в сговор с местной полицией — с той самой полицией, что держала его здесь «под присмотром»…

С отчаянным раздражением рассказал он обо всем в письме не кому-нибудь, а самому царю. Терять уже было нечего: пусть же император всероссийский знает, чего стоит его полиция, пусть! «Деньги, вещи, платье — все погибло, все-все, что только имел я, — писал Тепляков. — …Осмеливаюсь всеподданнейше Вас просить о дозволении мне переехать в другое место».

Должно быть, это письмо Теплякова произвело некоторое впечатление на царя. Он дал распоряжение послать ограбленному отставному поручику пятьсот рублей ассигнациями.

В сентябре того же года граф Пален, управляющий новороссийскими губерниями (то есть губерниями на южной окраине России), получил из Петербурга письмо: «Государь император высочайше соизволил одобрить мнение Вашего сиятельства, чтобы проживающий в г. Херсоне под полицейским надзором отставной поручик Тепляков был определен на службу куда-либо во вверенных управлению Вашему губерниях, но только не в Одессе».

Граф Пален определил Теплякова на службу подальше от Одессы — в Таганрог, чиновником для особых поручений при градоначальнике.

В начале января 1828 года Тепляков переехал из Херсона по степным дорогам в Таганрог. Весной, с началом морской навигации, назначен был на службу в таганрогской таможне. Здесь он прослужил совсем недолго — пользуясь высочайшим разрешением, к лету отправился на Кавказ.

В городе Горячие Воды (через два года его переименуют в Пятигорск) местные эскулапы предлагали всем приезжающим больным брать ванны и пить воду из разных источников по очереди — видимо, в простом расчете, что хоть какая-нибудь вода должна помочь.