- Полностью поддерживаю, - подхватил Артур.

  Словно по невидимому выс

  И мы бросились вверх по лестнице. Сердце колотилось так отчаянно, что, казалось, вот-вот вывалится из груди и упадет мне под ноги трепещущим комком.

  Трубный, низкий, пробирающий до костей вой огласил бункер, прокатившись по нему и ударив нам в спины, едва не сбив с ног - как физически, так и психологически.

  - О, Боже, что это? - просипела София. Ее голос утонул в вое.

  Никогда прежде не слышала ничего подобного. Никогда. Ни одно живое существо на земле так не воет.

  У меня бы не хватило дыхания на ответ. Да и не было никакого ответа. София, держу пари, все равно не хотела знать, что выло так, словно солнце больше не взойдет. Не все ответы приносят удовлетворение.

  Когда мне показалось, что - все, финита, я больше не смогу сделать и шага, София, будто почувствовав, что я сдаюсь, принялась яростней волочь меня. У нее даже дыхания на ругань хватало.

  Свет.

  Далеко-далеко впереди, словно в конце кроличьей норы.

  Свет!!

  Мир сузился до размеров лестницы, упирающейся в неясный свет. И этот свет становился все ближе и ближе, будто несся к нам как по эскалатору. Еще ближе...

  Мы вывалились в задымленную анфиладу Церкви механизированных.

  Рука Софии разжалась, и я упала, судорожно глотая воздух. Запредельный холод ударил по ногам, все лампы в анфиладе разом мигнули.

  - Дверь... дверь... ЗАКРОЙТЕ ДВЕРЬ! - не своим голосом заорала я.

  Секунду спустя Эдуард был возле двери. За порогом перекатывалась беспросветная тьма. Падающий за порог свет растворялся в ней без остатка. Что-то шевельнулось во тьме - огромное, едва протискивающееся в проход, враждебное. Оно устремилось ко мне.

  Эдуард с размаху захлопнул дверь и привалился к ней спиной. Что-то врезалось в нее по ту сторону. Мне показалось, или пол подо мной действительно дрогнул?

  Хорошие новости заключались в том, что холод сию секунду схлынул, будто отозванный пес. Я подняла глаза к потолку. Лампы мигнули и засветили ровно, без перебоев.

  София уставилась на меня как на страшилище:

  - Все? Эта чертовщина больше не вернется?

  Я хрипло рассмеялась и накрыла лицо ладонями. Обе ладони были липкими от пота. Смех стал рыданиями, а рыдания - вновь смехом. Нервы ни к черту.

  - Это что-то вроде потустороннего киллера. Вернется, как пить дать, - сказала я. - Мне обязательно надо будет сходить в церковь. В настоящую церковь.

  - Ага, а пока желательно выбраться из этой.

  Я сообразила, что все это время слышу этот звук.

  Пламя.

  Я отняла ладони от лица и увидела ярко-оранжевые отсветы, колышущиеся на полу, стенах и потолке фойе, в пятнадцати-двадцати метрах от нас. Дым валил пышными, будто креолиновые юбки девушек на школьном выпускном, клубами, казалось, образуя непреодолимое препятствие.

  Зал торжеств превратился в пылающий трещащий ад. Жар бил в лицо, от дыма слезились глаза. Огонь полз по мраморной плитке, словно это была сухая трава, сокращая расстояние между ним и нами. Стоп, по мраморной плитке?

  - НАЗАД! - заорал Эдуард, стараясь перекричать ревущее пламя. - ЗЕРНО ГОРИТ!!

  Спотыкаясь, мы рванули обратно. Пламя ревело за нашими спинами, растекаясь по фойе оранжевым приливом. Эдуард дергал за ручки дверей, пока одна из них не распахнулась. Внутри - стулья, помост, витражи. Много стульев и витражей. В похожей комнате перерезали горло Пушистому Хвосту.

  Схватив стул, Артур швырнул его в витраж. Стекло с шуршанием посыпалось на паркет. Стащив с одного из стульев чехол, Эдуард обмотал его вокруг руки и принялся счищать с рамы разноцветные осколки.

  Расстояние до земли не больше двух метров, но и они дались мне нелегко. Я шмякнулась на хрустящую от инея траву, ноги одеревенели от падения. Лицо Софии было темным от копоти, испуганным и в то же время решительным. Сомневаюсь, что я выглядела также. Потому что, бьюсь об заклад, я выглядела значительно хуже. Черноволосая девушка обвила меня за талию и помогла подняться на ноги.

  Я споткнулась и упала, содрав ладони о вымощенную плиткой дорожку. Тогда Эдуард поднял меня на руки и понес. Я не возражала, ощущая, как усталость гранитным камнем придавливает сверху.

  Поверх его плеча, не веря своим глазам, я таращилась на Церковь механизированных.

  Церковь стонала. Столбы дыма поднимались в ночное небо, выделяясь на его фоне серыми громоздкими аппликациями.

  Возле входа на территорию Церкви толпились люди. Здесь были как зеваки, любители хлеба и зрелищ, так и кашляющие, с черными лицами и загубленными вечерними туалетами, гости вечеринки. Вечеринки, которая стала горячим событием уходящего года. В буквальном смысле горячим.

  Пожарные топтались возле мигающей пожарной машины. Не похоже, чтобы они спешили тушить пожар. Эдуард сказал, что это горит зерно. Что-то подсказывало мне, что здесь не обошлось без Уна Бомбера.

  Здесь также были запаркованы две машины милиции и две 'скорые'. Возле одной из 'скорых' стоял Максим - взмыленный, напряженный, с темным от дыма и адреналина лицом Максим возле чистенькой, беленькой, как яичная скорлупа, машины. Эдуард опустил меня, и я, не чувствуя под собой земли, кинулась к 'скорой'.

  Влад лежал на носилках, на нем была маска кислородного дыхания, и врач как раз вводила ему в вену иглу. Крови было много.

  Я зажала рот ладонью, слезы сдавили горло.

  - Девушка, сюда нельзя!

  - Он мой брат! - сама не своя, завопила я женщине в лицо. Она нахмурилась, но коротко кивнула.

  Я влезла в 'скорую' и села рядом с носилками. Меня больше не тревожили ни Человек-Цыпленок, ни Уна Бомбер, ни пылающая Церковь механизированных. На меня словно надели шоры, и все, что я видела, о чем думала, - Влад.

  - Как он? - спросила я.

  - Состояние тяжелое.

  Это было все, что она мне сказала.

  - Мы подъедем в больницу, - сказал Эдуард.

  Вчетвером - он, Артур, Максим и София - они стояли у 'скорой', пока дверцы не захлопнули, двигатель не заурчал, и машина не тронулась в места. Их лица стали отдалятся; красно-синий отсвет мигалок делал их похожими на картонные маски. Весь мир вдруг стал для меня картонной декорацией. Все, что было реально, так это машина 'скорой помощи', с воем несущаяся по пылающим от праздничной иллюминации улицам Порога.

   Глава 40

  Влада готовили к операции. Он потерял чертовски много крови, и я настояла на том, чтобы стать донором. Мою идею восприняли со скептицизмом. Но проблема, как оказалось, была не в том, что я коматозник. Да, врачи знали - я сказала им об этом первым делом, - кто я, причем, на них не произвело впечатления ни то, кем я являюсь по паспорту, ни то, кем стала благодаря зерну. Всегда бы так.

  Проблема была в том, что я еле стояла на ногах. Чтобы доказать обратное, я стала хрипло орать и пригрозила перевернуть все отделение вверх дном, если мне немедленно не всадят иглу в вену.

  Как только иглу вытащили из моей руки, я села, свесила ноги с кушетки и попыталась встать. Пол вывернулся из-под ног, словно палуба при качке корабля.

  - Ну что вы, в самом деле, Маргарита! - негодующе воскликнула седовласый доктор. Под ее глазами серели синяки усталости. Она поддержала меня, усадила обратно на кушетку и заставила лечь. - Давайте без геройства, Господи Боже! Мало мне работы, что ли, чтобы и вас еще приводить в чувство?

  Я огрызнулась, извинилась, вновь огрызнулась.

  Ловко проделав всю нужную работу, доктор вихрем унеслась из палаты с пакетом моей крови. Как же восхитительно это звучит - с пакетом моей крови!

  Как только за доктором захлопнулась дверь, я отбросила воняющую спиртом ватку. Лежала, крепко зажмурившись. А где-то там, среди переплетения белых коридоров, возможно, сейчас умирает мой брат...

  Зерно бы поставило Влада на ноги за считанные часы. Даже шрама не осталось бы. Он бы стал коматозником. Загвоздка в том, что я знала Владислава Палисси как облупленного. Он не хочет себе такой судьбы.