Вежливым жестом господин Слеза пропустил меня в лифт. Чак-Чак, сделав мне ручкой, остался в вестибюле. Тем временем, мой новый сопровождающий достал из кармана штуковину, похожую на ключ от домофона, и приложил к мерцающей панели, набрал код. Ох, примерно этого я и ожидала.

  Лифт бесшумно рванул вверх.

  Господин Слеза смотрел перед собой. Нет, я не преувеличиваю - он мастерски имитировал фонарный столб.

  Девятнадцатый этаж.

  - Уши закладывает, - нервно улыбнулась я. - Как вас зовут?

  Надо было что-то сказать, вот я и сказала.

  Мужчина моргнул, будто я выдернула его из транса.

  - Григорий.

  Двадцать третий этаж.

  - Очень приятно, Григорий. А я Рита. И давно вы на этой работе?

  Он посмотрел на меня. Не на мое отражение, а повернул голову и посмотрел через плечо. Как долбаный богомол. Внутри его черепа будто бы горел фитиль от бомбы, а отсветы мерцали в его глазах.

  - Давно.

  Я вдруг почувствовала себя запертой в клетке с гиеной. Самое время начинать молотить в стены и орать.

  Лифт замер с легким толчком.

  Пентхаус, значит. У меня бы язык не повернулся назвать это 'гостиничным номером'. Царскими покоями - это да. Впрочем, во всем, что я видела, был существенный недостаток, который напрочь отметал желание донести пятую точку до ближайшего дивана и, вольготно раскинувшись, пустить слюну. Этим недостатком было присутствие умного, расчетливого и дорого упакованного куска мяса, с которым мы еще не знакомы лично, но уже крепко связаны зерном 'А' и моим братом. Непозволительно длинный список общего, как по мне.

  Я потеряла дар речи.

  Дело в том... черт, я узнала коматозного босса Церкви механизированных (хотя известность ему принес несколько иной род деятельности). Сидящий передо мной мужчина был так же узнаваем, как Иисус или Президент. И, надо же, именно его хочет сожрать, прожевать и выплюнуть Уна Бомбер.

  Кожаные диваны цвета первого снега плавно огибали плазму размером, наверное, с обеденный стол. У французского окна - вазы с хризантемами. Я сделала два шага по ковру цвета шампанского и отметила без особой, впрочем, досады, что комочек грязи, а может и дерьма (в которое я периодически окунаюсь в последние дни) отлепился от моей подошвы и остался на ковре. Я полуобернулась. Мужчина с вытатуированной слезой сверлил меня взглядом. Видимо, дерьмо - это не по его части. Тут что-то ткнулось в мой ботинок. Я опустила глаза. Несколько псевдоразумных уборщиков появились черт знает откуда и, зажужжав, вмиг расправились с грязным напоминанием о мире вне стен 'Тюльпана'.

  Босс Церкви сидел за массивным дубовым письменным столом, в желтом кожаном кресле, и что-то сосредоточенно шкрябал в разложенных перед ним бумагах. Он был в очках в тонкой золотой оправе, воротник накрахмаленной рубашки расстегнут, галстук ослаблен. Конечно же, подонок знал, что я смотрю на него, но продолжал делать вид, что поглощен работой. Понты в духе Овального кабинета. Президент решает судьбы человечества. Ага, расскажите мне об этом.

  Вот он - мой порог, мое препятствие на пути к Владу.

  Ловкий бизнесмен, босс Церкви механизированных, и Человек-Цыпленок в одном лице.

  Он заставил всех полюбить сахар и холестерин, предложив простой рецепт счастья - обеды по 12.99. Ненавидеть его это как ненавидеть Олимпийского Мишку, - теоретически невозможно. Но копните глубже - и причины найдутся. А мне вот даже копать не пришлось.

  - Здравствуйте, - сказала я, вежливая до чертиков. - Надеюсь, не помешала.

  Кроме меня, Человека-Цыпленка и мужчины с вытатуированной слезой, здесь никого не было. Вернее, я больше никого не видела. Где они держат Влада?

  - Очаровательная Маргарита Палисси! Рад видеть вас в моей скромной обители!

  Левой рукой сняв очки, правую протянув для рукопожатия, Человек-Цыпленок поднялся мне навстречу. Что мне понравилось - обе наши руки остались в вертикальном положении, он не пытался доминировать. Поздоровался со мной, как с равной. Его ладонь была массивной, широкой и тяжелой. От таких, как он, не жди болезненных пощечин. Эти руки не для воспитания, а для сокрушительных ударов в челюсть. Если он сожмет руку, его кулак будет размером с два моих. С другой стороны, если он и захочет меня ударить, он перепоручит это кому-то другому. Я подавила желание отдернуть руку и вытереть ее о кофту.

  Мне словно одновременно улыбались все те фотографии, которыми заполонен Порог. Перья цвета соли с перцем на голове - его визитная карточка, - модно уложены. Судя по морщинкам, он стал коматозником, когда ему было сорок с гаком, и застыл в этом возрасте на... Сколько с тех пор прошло лет? Время, впрочем, больше не имело значения. Его лицо носило отпечаток постоянного стресса и бремени ответственности.

  Человек-Цыпленок был важной шишкой от ногтей до кончиков перьев на голове. Важность разве что не капала у него с пальцев.

  И вот она я - кучка пыли и камней, которая по фатальному стечению обстоятельств стала горой, и сама пришла к Магомету.

  - Да вы, оказывается, умеете не только сколотить деньги там, где, казалось, уже ничем нельзя удивить, но и прибедниться не к месту.

  Человек-Цыпленок вышел из-за стола. Сразу видно, кто привык работать на публику. Хозяин-барин, будь он неладен.

  - Спасибо, - поблагодарил он. - Может, хотите закурить?

  Он пододвинул ко мне шкатулку. Не знаю, где он достал эту шикарную шкатулку, но она распалила мое художественное воображение. Я взяла сигарету и после первой затяжки под ворчание псевдоразумного уборщика стряхнула пепел на пол.

  Человек-Цыпленок устроился напротив: левая рука на спинке дивана, правая манерно держит сигарету, ноги скрещены. Он обладал тем типом внешности, благодаря которому о мужчине говорят 'мужественный', не 'привлекательный'. Он смеялся, а глаза оставались пустыми; телевизор и фотография не могли передать их засасывающей пустоты. Такой взгляд может быть только у болезненно обтесанных жизнью людей, которым уже никогда не стать теми, кем они однажды были.

  Нас разделяли два метра. Почти то же самое, что сидеть на ток-шоу и улыбаться ведущему. Напряженно улыбаться, сплетя пальцы на коленке.

  - Мне нравится ваш стиль, - улыбнувшись как шоумен, как ярмарочный зазывала, Человек-Цыпленок кивнул на пепел на полу.

  Я потянулась к стеклянному журнальному столику. Столешницу держали три купидона, со стразами вместо глаз, сочными губками и толстенькими ножками. Страшный выпендреж! Я придвинула пепельницу и струсила пепел. Хватит демонстраций.

  - А мне ваш стиль как кость поперек горла.

  Я прикинула, слышит ли нас очаровательный господин Слеза. Да и вовсе не обязательно ему нас слышать - Человеку-Цыпленку достаточно кивнуть, и татуированный придурок вмиг покажет мне, что такое кость поперек горла.

  - Как так? - Пепельные брови в изумлении взлетели вверх. - А я думал, мы с вами одного поля ягоды.

  - Одного поля, - согласилась я, почему-то вспомнив свой сон, - но с разных кустов. Мы оба пытаемся казаться кем-то другим: вы - добрым дядечкой, я - добропорядочной гражданкой. Скажите... э-э... проклятие, - я покачала головой. - Это нелепо. Не называть же мне вас Человеком-Цыпленком?

  Должно же быть у него нормальное, человеческое имя! А вообще, Человек-Цыпленок настолько сросся со своим образом оперенного добряка, что лично я никогда не задумывалась о том, какую жизнь он ведет вне шумихи вокруг 'Фермы' и его головы в пепельных красиво уложенных перьях. Добряк есть добряк, понимаете? Чушь вроде этой.

  Я знала: такие, как он, шутки шутят только на стаканчиках с содовой и на коробочках из-под бургеров и цып-пирогов. В реальности они поглощены проблемами, проблемами, проблемами.

  Я ждала ответа, но, кроме улыбки, ничего не получила.

  - Все ясно. Можете не говорить. Переживу.

  Я встала, чтобы уйти.

  Естественно, никуда бы я не ушла, но как элемент театральщины это смотрелось весьма неплохо. По-крайней мере, мне хотелось так думать.