Однако, вспоминал Уэйс, время строительства, время непосильной, с ног валящей работы оказалось далеко не самым трудным. Критический момент наступил позднее, когда корабли были почти готовы к отплытию и вдруг поднялся встречный ветер. Несколько земных дней вконец отчаявшиеся ланнахи мокли под ледяным непрекращающимся дождем, грабили птичьи гнездовья и пытались ловить рыбу, чтобы хоть чем-то накормить плачущих от голода детей. Советники и вожди кланов говорили уже, что с судьбой не поспоришь, что не остается иного выхода, как бросить все и искать пристанища в Трясинах Килну. Каким-то невероятным образом — где просьбами, а где посулами, где криком, а где скулежом, порою даже подкупом (за счет выигранных в кости «денег») — ван Рийн удержал Стаю в Дорнахе.
Ладно, все это позади.
Торговец выбрался из тесной каменной каютки на усыпанную щебенкой палубу и прошел — мимо угрожающе присевших метательных машин и сложенных в кучи снарядов — на нос, где стоял Уэйс.
— Чего смотришь, — сказал он, — ешь. Последняя возможность.
— Я не голодный, — Уэйс продолжал изучать горизонт.
— Правда? А вот я, — ван Рийн выхватил хлеб и колбасу у него из руки и сунул себе в рот, — голодный.
Торговец снова обрядился в два панциря сразу, но из оружия на этот раз у него был только один внушительных размеров каменный топор с метровой рукоятью. Уэйс экипировался щитом и томагавком; вся палуба кишела разномастно вооруженными ланнахами.
— Приготовили нам торжественную встречу, уж это будьте уверены, — заметил Уэйс, следя за стройными силуэтами лавирующих против ветра боевых каноэ.
— А ты чего ожидал, что эти ребята, как говорят в Америке, расстелят ковер на гектар? Зуб даю, они уже много часов как нас заметили. Теперь ихние гонцы гонят изо всех сил в Ланнах, за армией. — Ван Рийн оглядел последний огрызок колбасы, благоговейно поцеловал его и отправил в рот.
Уэйс посмотрел назад. Их ледяной корабль был флагманом — при испытаниях он показал наибольшую скорость — и, как таковой, находился на самом острие длинного клина, состоявшего из нескольких десятков грязно-белых судов, чьи кое-как сшитые паруса, кривые мачты и безобразная оснастка способны были вызвать отвращение у любого мало-мальски опытного моряка. Дракхонский Флот имел преимущество и по численности, и по вооружению, оставалось только молить Бога, чтобы это преимущество не оказалось слишком уж подавляющим. Малая высота борта ледяных судов не имела для крылатых воинов серьезного значения, совсем другое дело — опыт дракхонских моряков, точнее, отсутствие этого опыта у Стаи…
Вот за бойцовские качества ланнахов беспокоиться не приходилось. Настоящие крылатые тигры, думал Уэйс. За время плавания они отдохнули, отогрелись, подкормились и теперь прямо рвались в бой. Кроме того, при меньшем количестве кораблей, Стая имела, пожалуй, больше воинов, даже если учитывать отсутствующую пока армию Дельпа.
И еще один важный фактор: ланнахи могли позволить себе безрассудную смелость. Их женщины и дети остались на Дорнахе — так же как и ставшая очень бледной и тихой Сандра, — и у них не было никаких ценностей, о которых стоило бы тревожиться. Ледяная эскадра не несла иного груза, кроме оружия и ненависти. От густым облаком летевшей воздушной армии отделился Толк; он спикировал, затормозил, широко раскинув крылья, опустился на палубу флагмана и нашел глазами людей.
— Ну как тут у вас, все в порядке?
— В полном, — бодро мотнул головой ван Рийн. — Мы что, так и прем прямо на этих паразитов?
— Да, до Флота всего несколько буасков. Чуть-чуть за горизонтом, если смотреть с вашей высоты, скоро покажется. Они двигаются сразу и под парусами, и на веслах, пытаются уйти, но ничего из этого не получится, если, конечно, ветер не подведет. А каноэ нам не помеха.
— И никаких признаков оставшейся в Ланнахе армии?
— Пока никаких. Думаю, этот… как его там… ну, новый адмирал, о котором говорили пленные, — он отправил в горы гонцов. Только остров большой, так сразу эту армию и не найдешь.
— Вот я бы на его месте, — с чувством превосходства фыркнул Герольд, — установил постоянную связь через непрерывную двухстороннюю цепочку свистунов.
— Как бы там ни было, — заметил ван Рийн, — нужно ожидать, что они появятся довольно скоро, вот тут-то все и начнется.
— Ты уверен, что нам удастся…
— Ни в чем я не уверен. А теперь возвращайся к Тролвену и следи там.
Толк кивнул и снова взмыл в воздух.
Ватные горы плывущих в неоглядно-высоком небе облаков чуть розовели в лучах солнца, гребни темно-пурпурных волн белели клочьями кружевной пены. Чуть в стороне от курса эскадры из моря поднимался крутой, почти отвесный берег маленького островка; в подзорную трубу можно было при желании сосчитать желтые головки цветов, кивающие в тени каких-то высоких, голубоватых, по всей видимости — хвойных деревьев. С неба свалились два юных свистуна; они зависли над Уэйсом, танцуя в воздухе, как полощущиеся по ветру знамена. Было очень трудно убедить себя, что вот эти изящные резные лодочки, подходящие все ближе и ближе, нагружены огнем и заостренными камнями.
Ну что ж, — сказал ван Рийн. — Начинается потеха, святой Дисмас, не покинь меня в такую минуту.
— А не кажется ли вам, что сейчас больше подошел бы святой Георгий? — спросил Уэйс.
— Это с твоей точки зрения, а вот я — человек слишком старый, толстый и трусливый, чтобы взывать к Михаилу или Георгию, или Олафу, или к кому еще из этих воинственных ребят. Мне как-то уютнее со святыми не столь размашистыми и энергичными — с тем же святым Дисмасом или с Николаем, который выручает из беды путешествующих.
— Вот и разбойники с большой дороги, они тоже считают его своим патроном, — заметил Уэйс и удивился, как плохо ворочается пересохший язык. В глазах у него немного поплыло… «Нет, конечно же, я не боюсь… но вот ноги стали какие-то ватные».
— Ура! — заорал ван Рийн. — Здорово врезал!
Носовая баллиста «Рийштаффеля» зазвенела, глухо ухнула и швырнула пятисоткилограммовый булыжник прямо на палубу ближайшего каноэ. Лодка переломилась, как щепка, ее команда, естественно, взлетела, но тут же была уничтожена одним из взводов армии Тролвена.
Ван Рийн ухватил растерявшегося наводчика баллисты за руки и протанцевал с ним по палубе. Крик, сопровождавший эти действия, должен был, видимо, считаться пением.
Du bist mein Sonnenschein, mein einzig Sonnenschein, du machst mirfrolich…
Подвалило еще одно каноэ, круто против ветра. Заметив разворачивающееся сопло огнемета, Уэйс бросился плашмя, под защиту низенького — ледяного же — фальшборта.
Струя пламени ударила в фальшборт, отразилась от него и огненными плевками упала в море. Она не могла ни поджечь лед, ни даже сколько-нибудь заметно его растопить. Сотня стоявших в укрытии ланнахских лучников ответила градом стрел, которые взметнулись к небу и обрушились на каноэ сверху.
Уэйс осторожно выглянул. Дракхон, стоявший прежде при насосе огнемета, лежал без движения, наводчик занимался собственным поврежденным крылом. Рулевого тоже не видно, нос каноэ описывает бессмысленную дугу, оставшиеся в живых члены команды забились кто куда.
— Полный вперед! — крикнул он во все горло. — Тарань их!
Громада ланнахского корабля легко, словно мимоходом, раздавила лодку.
Пользуясь превосходством в скорости и маневренности, каноэ крутились вокруг ледяного флота, как волки вокруг стада бизонов. Некоторые из них проскальзывали между кораблями, пытаясь атаковать их сзади, другие — с той. же целью — обогнули края клина. Это нельзя было назвать игрой в одни ворота: стрелы, бросаемые катапультами дротики и камни — все это время от времени достигало цели; на ледяных палубах взрывались бомбы, то здесь, то там ярко вспыхивал подожженный огненной струей парус.
Однако затушить горящую тряпку — пустое дело для крылатых существ, имеющих пару ведер и неограниченное количество воды. На протяжении всей этой стадии сражения лишь один ланнахский корабль полностью лишился мачт, после чего команда попросту его бросила и распределилась по другим судам. Кроме мачт и парусов гореть было попросту нечему, не считая, конечно, живого тела, но оно на войне ценится меньше всего.