— Я ни в коем случае не хотел…

— Я не стану выдвигать обвинений, — снисходительно прервал его Т’хеонакс. — Однако ты либо совершишь ритуал полного унижения, либо незамедлительно избавишь меня от своего присутствия.

Дельп медленно поднялся, его губы мелко задрожали и раздвинулись, обнажив мощные белые клыки. Кровь хищных пращуров приказывала ему разорвать этому наглецу глотку. Т’хеонакс съежился, готовый завопить: «На помощь!»

Но затем капитан совладел с собой и начал поворачиваться к двери. И застыл — с крыльями, налившимися кровью, с до боли сжатыми кулаками.

— Ну так что? — улыбнулся Т’хеонакс.

Неловко, толчками, словно испорченная механическая игрушка, Дельп опустился на четвереньки, а затем распластался у ног адмирала.

— Я унижаюсь, — пробормотал он. — Я готов есть ваши экскременты. Я провозглашаю, что мои предки были рабами ваших предков. Я задыхаюсь, как рыба, сетью вытащенная из воды, и молю о прощении.

Т’хеонакс наслаждался. Особенно приятно было сознание, как ловко удалось поймать этого выскочку в ловушку, заставить его разрываться между гордостью и желанием служить Флоту.

— Прекрасно, капитан, — благосклонно кивнул он по завершении ритуала. — Скажи еще спасибо, что не было зрителей. А теперь послушаем твои доводы. Насколько я понимаю, ты говорил о защите наших плотов.

— Да… да, сэр. Я говорил… говорил, что плотам не нужно бояться врага.

— Ты так думаешь? Да, они стоят довольно далеко от берега, но что такое несколько часов полета? Что помешает Стае собрать свою армию в горах, втайне от тебя, и атаковать их? Ведь ты не успеешь прийти на помощь.

— Об этом можно только мечтать, сэр. — К Дельпу возвращался энтузиазм. — Жаль, что их командиры совсем не так глупы. С каких это пор… то есть я хотел сказать… В морской истории, сэр, еще не было случая, чтобы воздушная армия, лишенная какой-либо поддержки с воды, победила Флот. В самом крайнем случае — и ценой тяжелых потерь — они сумеют захватить один-два плота, да и то временно, как при том налете, когда были похищены земхоны. А затем подойдут другие корабли, и противнику придется бежать. Дело в том, сэр, что воздушные силы не могут использовать тяжелое оружие — катапульты, огнеметы и все такое, а без этой техники с Флотом не справиться. Корабельные команды будут стоять себе в укрытиях и стрелять вверх, сшибая летунов одного за другим.

— Само собой, — кивнул Т’хеонакс. — Все это настолько очевидно, что мне даже жаль тратить время на выслушивание подобных банальностей. Так, значит, твоя идея, насколько я ее понял, состоит в том, что для отражения любого нападения ланнахов вполне достаточно небольшой охраны.

— И не только для отражения. При благоприятных обстоятельствах враг увязнет в такой операции надолго, а тем временем подтянутся основные наши силы. Однако, сэр, как я уже говорил, у ланнахских командиров достаточно мозгов, чтобы не лезть на верную смерть.

— Тебе, капитан, очень многое кажется само собой разумеющимся, — покачал головой Т’хеонакс. — Ты уверен не только в том, что я соглашусь на операцию в горах, но и в том, что я позволю тебе ее возглавить.

— Извините, сэр. — Дельп опустил голову и бессильно свесил крылья.

— А вот я думаю… да, я думаю, что лучше тебе остаться здесь, под Манненахом, при своей флотилии.

— Как будет угодно адмиралу. Но вы подумаете о моем плане?

— Аэк’ха бы тебя драл! — рявкнул Т’хеонакс. — Ты, Дельп, не вызываешь у меня особой любви и сам прекрасно это знаешь. Но с другой стороны, план твой хорош, и лучше тебя никто с ним не справится. Так что принимай руководство этой операцией.

Дельп стоял как громом пораженный.

— Убирайся отсюда, — сказал Т’хеонакс. — Рабочее совещание проведем позднее.

— Я благодарен моему повелителю адмиралу…

— Я сказал — убирайся! И не надо так хмуриться, — повернулся Т’хеонакс к своему фавориту, когда за Дельпом закрылась дверь. — Знаю я, о чем ты думаешь. Этот малый выиграет войну, станет еще популярнее, а там глядишь — и появится у него мысль захватить правление.

— Я только подумал: а каким образом намерен мой повелитель предотвратить такое развитие событий, — опустил глаза придворный.

— Проще простого, — ухмыльнулся Т’хеонакс. — Знаю я эту породу. Пока продолжается война, мятежа не будет. Так что пускай он разделает ланнахов по собственному разумению. Затем, чтобы закрепить победу, он займется преследованием остатков разбитой армии. Ну а во время этого преследования — случайная стрела, прилетевшая невесть откуда, крайне прискорбный инцидент, все плачут. Такие штуки организуются очень легко.

Атмосфера Диомеды заносит частицы пыли, являющиеся центрами конденсации, в более высокие и, следовательно, более холодные слои воздуха, чем атмосфера земная. Поэтому и облаков, и осадков любого рода здесь тоже больше. Звезды — наиболее яркие из них — видны только в ясные ночи, то есть почти никогда.

Поднявшийся из предгорий туман заполнил ущелье, превратил недавно наступившее Полное Лето во влажную стылую мглу. Вот и солнце от нас отвернулось, роптали подавленные голодом и безнадежностью воины.

В окрестностях Салменброка не дымил ни один костер — все, что могло гореть, давно уже сгорело. Здесь не осталось ни дичи, ни зерна, ни гусениц и насекомых — армия подобрала все подчистую. Стих даже ветер; и только звон стекающих по камням ручьев и низкое, мрачное бормотание, доносившееся из чрева горы Оборх, оживляли зловещий, промозглый мрак.

Покинув собрание охваченных отчаянием вождей, Тролвен и Толк направились к старой мельнице, где работали земляне.

Мастерская была, похоже, последним местом, где продолжалась жизнь: костры горели, запасенная вода вращала мельничные колеса, в неверном свете свечей двигались фигуры рабочих, деловито скрипели станки, бухали молоты. Проявив невероятную настойчивость, Николас ван Рийн сумел в одиночку перекричать все возражения бригады Ангрека, и мастерская возобновила работу.

Ну и зачем они стараются? Мысли Тролвена были такими же серыми и мрачными, как туман, окутавший поселок.

Ван Рийн встретил гостей сам.

— Как там у вас? — спросил он, скрестив руки на волосатой груди. — У нас тут все на мази, скоро наделаем артиллерии больше прежнего.

— А какой толк? — горько спросил Тролвен. — Конечно же, мы можем сделать Салменброк практически неприступным. Иными словами, мы можем здесь засесть, после чего враги возьмут нас в кольцо и заморят голодом.

— Не говори при мне о голоде. — Покопавшись в сумке, ван Рийн выудил сухой огрызок сыра и скорбно его оглядел. Подумать только, что совсем недавно это был прекрасный швейцарский. А теперь что? Крыса, и та бы побрезговала. — Он засунул остаток прежней роскоши в рот и начал перемалывать его челюстями. — Набивание брюха — проблема серьезная, и у меня она стоит острее, чем у вас. Imprimus, высокая точка кипения воды не позволяет здесь ничего толком приготовить — ведь как уследишь за температурой? Secundus, для чего, спрашивается, ваши носильщики притащили меня сюда из Манненаха? Чтобы я подох здесь с голоду?

— Я уже начинаю жалеть, что мы тебя не оставили! — вспыхнул Тролвен.

— Не надо так, — вмешался Толк. — Он и его друзья много работают.

— Извините, — сокрушенно опустил голову Тролвен. — Это просто… я только что узнал… дракхоны уничтожили Эльсдрай.

— Покинутый город, nie!

— Священный город. А затем они подожгли окружающие его леса. Так больше нельзя! — Тролвен выгнул спину. — Еще немного, и эта земля не сможет нас прокормить, если даже мы каким-нибудь чудом победим.

— А мне кажется, — заметил ван Рийн, — что вы переживаете потерю еще одного-другого леса. Не такой уж ваш остров и перенаселенный.

— Послушай, — резко сказал Тролвен, — все это время я тебя поддерживал. В основном ты прав:,бросать все наши силы в решительную битву — значит подвергаться риску полного уничтожения. Но сидеть, ограничиваясь мелкими налетами на их охранение, и смотреть, как наш народ стирают в порошок, — это еще более верный путь в пропасть.