Изменить стиль страницы

Лихач свернул в переулок и стал.

— Выходи, — попутчик спрыгнул и протянул руку.

Маша медлила, и тогда бандит ловко выдернул ее из коляски. Она попыталась кликнуть, вырваться, но он завернул ей руки за спину, замотал голову какой-то тряпкой и поволок. Маша начала толкать его, но ее больно ударили под ребра, и она бессильно обвисла у бандита на руках. Очнулась она в маленькой комнатке с низким потолком. Тускло светила грязная лампочка. Напротив сидел Кутьков и нехорошо улыбался.

— Ну, мамзель, расцвела, — протянул он. — Видишь, гора с горой, как говорится, не сходится… А ты, я слыхал, за лягавого замуж вышла? Ну-ну, не дергайся, я женского взгляда не боюсь. Не сверли меня глазками-то, а то, не ровен час, и я возбудиться могу, а тогда, — он махнул рукой, — муженьку твоему рожки да ножки останутся… Говори, где жичигинский клад?

— Не понимаю, — сказала Маша.

— Объясни ей, — равнодушно обратился Кутьков к одному из сообщников.

Бандит снова ударил ее под ребра. Обожгла резкая боль, в глазах поплыло. «Они забьют меня насмерть, — лениво, сквозь туман подумала Маша. — И наши никогда не узнают, как это случилось». Она впервые мысленно назвала муровцев — «наши» и даже улыбнулась — настолько неожиданным было это слово: Кутьков, заметив улыбку, зло крикнул:

— Да она, стервь, смеется! Вот что, паскуда: мы сейчас знаешь чего с тобой сотворим? Все по очереди… Или тебе все равно?

— Я покажу… где тайник, — с трудом сказала Маша.

— То-то… — Кутьков вздохнул с облегчением. — Умница! — он залпом выпил стакан водки, утер рот: — Где?

— Калужская, двадцать шесть, квартира восемь. Николай Иванович Кузьмин… Это давний знакомый моего отца, но он беден, и поэтому мне пришлось жить у Жичигина…

— Поможешь нам войти в дом, — сказал Кутьков. — Будешь своя, — никого не тронем. А чуть что… — Кутьков провел ребром ладони по шее. — Амир! — крикнул он.

Вошел Амир, молча остановился на пороге. Маша не знала, кто он, не догадывалась о его истинной роли в операции и поэтому с удивлением встретила его взволнованный, полный искреннего сочувствия взгляд…

— Бери бабу, — приказал Кутьков. — Все по пролеткам! Я сейчас.

Амир увел Машу. Кутьков протянул одному из сообщников два маузера.

— Как кассу возьмем — всем аминь. Бабу — первую, Амира и остальных — следом!

— Замётано, — пробурчал бандит.

…Мчались пролетки. Насупившись, сидел Кутьков, равнодушно уставился в одну точку Амир, бандиты дремали, привалившись друг к другу. Всхрапывали лошади, подковы высекали искры из булыжной мостовой. Маша сидела рядом с Кутьковым, ощущая его тяжелое, отдающее перегаром дыхание. Коляска въехала на пустырь.

— Ну вот, — сказал Кутьков. — На месте.

Впереди чернел одинокий двухэтажный дом. В окнах — ни огонька. Бандиты вылезли, сбились в кучу.

— Не нравится мне здесь, — сказал кто-то. — Подходы чистые, могёт быть засада…

— Первая маслина — ей. — Кутьков почти дружески потрепал Машу за подбородок. Опустил предохранитель маузера, затоптал окурок: — Пошли.

Все двинулись за ним. У дверей Маша остановилась:

— Вы обещали никого не трогать. Я надеюсь на ваше слово.

Бандиты дружно прыснули. Кутьков шикнул на них, проникновенно сказал:

— Слово урки — закон! Век свободы не видать, если обману!

Мария постучала. Послышались шаркающие шаги, старческий голос спросил:

— Кто там?

— Я, Маша… Откройте.

— Что так поздно, Марьюшка! Или стряслось что?

Кутьков сжал кулаки, толкнул Машу, зашипел:

— Уйми старую галошу, а не то я ему потом такое сделаю…

— Все хорошо, не держите меня ради бога на пороге! — раздраженно крикнула Маша.

— А ты одна? — Кузьмин оказался очень любопытным.

— Да кому со мной быть в такой час! — Маша разозлилась. — Вы откроете или нет?

Звякнула щеколда, двери открылись. Бандиты выдернули Кузьмина из проема, надели на голову мешок. Кутьков бросился внутрь дома. Остальные, тяжело дыша, мчались за ним. Машу Кутьков не отпускал — тащил за руку. Вошли в комнату. Маша подвела Кутькова к стене, рванула обои. Обнажилась дверца. Кутьков поддел ее финкой, дверца отскочила. В квадратной нише стоял чемодан. Бандиты сгрудились вокруг.

— Всем быть на стрёме, — приказал Кутьков.

Бандиты разошлись, но тут же вернулись. Кутьков не стал спорить — понял, что бесполезно. Деньги — разве удержишь…

Сорвали крышку чемодана. Кто-то не выдержал, вскрикнул: чемодан был битком набит валютой: пачки долларов, фунтов стерлингов, франков. Кутьков запустил обе руки в нутро чемодана и, перебирая пачки, приговаривал:

— Доля моя, честная… Моя, честная доля… Рванем теперь за кордон в лучшем виде.

…В дверях появился Никифоров. Несколько мгновений он разглядывал бандитские спины, потом жестом позвал остальных. В комнату вошел Трепанов, следом за ним Афиноген и остальные сотрудники. Они молча перекрыли окна и двери.

— Делай, как велел, — приказал Кутьков.

— Поздно, — негромко сказал Трепанов. — Бросай оружие, руки вверх!

Упал первый маузер, за ним второй, третий… Кутьков криво улыбался, по его пухлым бабьим щекам катились крупные слезы. Внезапно он взвыл по-волчьи и рванулся к окну. Загремели выстрелы.

— Только живым! — крикнул Трепанов.

Зазвенело стекло — Кутьков вышиб раму и полетел вниз. Коля оттолкнул Трепанова и прыгнул вслед за Кутьковым. Тот уже мчался, прихрамывая, где-то в глубине двора: не знал, что вся территория вокруг надежно перекрыта милицией и ВЧК.

— Стой! — крикнул Коля, на ходу взводя курок кольта.

Кутьков обернулся, выстрелил три раза. Взвизгнули пули: Коля сунул кольт за ремень, злость и обида прибавили сил. Он догнал Кутькова и коротким ударом, с разворота, сбил с ног, вывернул руки, связал ремнем, обыскал. В боковом кармане лежала пачка визиток: «Берендей Кутьков, вор в законе». Коля не выдержал и швырнул визитки Кутькову в лицо.

Подбежали сотрудники опергруппы.

— Как? — спросил Коля, разряжая кутьковский маузер.

— Всех взяли, — сказал Афиноген. — На них, сволочах, пояса матерчатые, прямо на голое тело понадевали! А в карманах — валюта! Слышь, Кутьков, а зачем же ты свою долю Жичигину отдал?