— Где же ваша хаза?

— Верь не верь — ничего не знаю. Заходят ко мне в баню, когда им надо, и все.

— А про трубача откуда знаешь?

— Случайно. Зашел однажды в «Будапешт» посидеть. Деньги были, день удачный вышел. Смотрю, «Санько» этот на трубе играет… — Жарков странно посмотрел на участкового: — Знаете, почему я это все вам так откровенно говорю?

— Почему? — машинально спросил Санько.

— Так, — усмехнулся Жарков. — Ни за что не догадаетесь.

— А ты перестань того бандита моей фамилией называть, — попросил Санько. — Мне это неприятно.

Они шли по бульвару. Вечерело, прохожих было совсем мало, накрапывал мелкий дождь.

— Поторопись, — попросил Санько.

— Теперь уже некуда, — рассмеялся Жарков. — Оглянись, начальник.

Санько обернулся. Позади стоял Тишков и целился из нагана прямо в лоб.

— Сдай оружие, — приказал Санько. — Вам всем так и так крышка… Оперативники сидят у вас на хвосте…

— Где? — издевательски прищурился Тишков. — Где? Нету.

Санько понял — до выстрела остаются сотые доли секунды. Он не успел испугаться, не успел ничего сделать, он успел только подумать с горьким отчаянием, что и на этот раз ошибся, свалял дурака, — теперь уже непоправимо. Выстрел хлопнул мягко, глухо, словно лопнул воздушный шарик. Санько упал лицом вниз.

— В переносицу попал. — Тишков спрятал наган. — Рвем когти.

Они побежали. Вслед истошно закричала какая-то женщина, послышались трели милицейских свистков.

— Он умер сразу, — тихо сказал Виктор. — Судя по следам на месте происшествия, он шел вдвоем с каким-то человеком. С мужчиной. Потом их догнал еще один. Стрелял догнавший. Гильза от нагана, который в прошлом году похищен из тридцать пятого отделения связи. Я поинтересовался, где Санько провел вторую половину дня, и вот что выяснилось. — Виктор открыл записную книжку: — До семнадцати часов он был на работе. Начальник розыска отметил любопытную деталь: когда Санько услыхал, что Кондратьева — эта ваша жена и вы очень тяжело переживаете ее смерть, он вылетел из кабинета начальника розыска, что называется, пулей. Я выяснил, что в апреле прошлого года погибла Зина — жена Санько, — ее убили хулиганы. Я подумал: возможно, здесь есть какая-то связь. Возможно, такая аналогия повлияла на Санько, и он решил самостоятельно предпринять какие-то шаги.

— Какие? — спросил Коля.

— Сегодня суббота. А по субботам Санько обычно ходил в Сандуны. Мне дежурный сказал. На всякий случай я пошел туда. Пространщик, — Виктор снова заглянул в книжку, — его фамилия Аникеев, видел, как Санько ушел из бани с другим пространщиком — Жарковым. Я был у Жаркова. Его нет, соседей я предупредил и на всякий случай оставил там двух наших.

— Я вот о чем подумал, — Коля подошел к Виктору. — Жарков этот запросто мог добраться до удостоверения Санько. Ведь Санько в форме ходил все время.

— Это нужно уточнить.

— И так ясно, — вздохнул Коля. — Такие, как он, спят в форме. Возьми людей, оформи документы и произведи у Жаркова тщательный обыск. Ищи фотопринадлежности, бланки, бумагу и вообще все, что может служить для изготовления поддельных документов.

…Виктор вернулся через час. Он привез новенький ФЭД, штатив для макросъемки, специальный объектив и катушку цветной немецкой пленки с высокоразрешающими данными. Коля осмотрел находки:

— Не придет Жарков домой. Теперь это ясно.

Но Коля ошибся. Жарков пришел.

Вот уже второй день Миронов сидел в Библиотеке имени Ленина и просматривал папки с гравюрами Гольбейна и Дюрера. Их было очень много, этих гравюр, но нужной все не находилось, и Миронов обратился к консультанту-библиографу.

— Многоплановая, сложная вещь, — сказал Миронов. — Рыцарь в доспехах с копьем и мечом, нимб вокруг головы. Фон пейзажный, холмы. На холме справа — замок. По бокам два херувима держат доспехи… Два герба вверху. На одном скрещенные мечи, на втором — полосы.

— Память у вас… — покрутил головой консультант. — Это «Святой Георгий стоящий»…

— Но ведь нет у Дюрера и Гольбейна такого сюжета?

— У Лукаса Кранаха Старшего есть.

— Ч-черт… Надо же… — ошеломленно протянул Миронов. — Я еще удивился монограмме «С». У Кранаха должен быть дракон крылатый вместо монограммы. Надо же… Вот я лопух! Ранняя вещь. Не было тогда дракона…

— Вот она… — Консультант раскрыл папку. Рядом с монограммой мастера стояла дата: «1506». Пятерка была оттиснута наоборот.

— Скажите… — Миронов напрягся. — А может быть так, чтобы на одной из гравюр этого сюжета цифра «пять» стояла нормально?

Консультант покачал головой:

— Нет, молодой человек. Художник вырезал эту цифру на доске не зеркально, как положено было, а прямо. На всех гравюрах этой серии цифра пять стоит наоборот…

— А если прямо?

— Тогда вы совершили открытие, — развел руками консультант, — и вас изберут в Академию художеств.

Через полчаса Миронов уже был в управлении. Коля, выслушав его рассказ, сказал с улыбкой:

— То, что ты талантливый искусствовед, я убедился. Вывод какой из твоего сообщения?

— У Ярцева на даче висит оттиск, на котором цифра «пять» стоит нормально! А этого не может быть! К тому же его оттиск достаточно свежий, я в этом понимаю.

— Вывод? — повторил Коля.

— Кто-то пошутил. Кто-то сделал точно такую же доску, как и Кранах, только на этой новой доске все вырезал, как надо!

— Зачем?

— Чтобы утвердить себя! Чтобы показать всем: вот я какой непревзойденный мастер! Больше, чем Кранах! Все могу! Я таких знал, товарищ комиссар… у нас на втором курсе были граверы. Один сделал наградной Екатерининский крест — никто отличить не мог! Но чтобы такую сложную гравюру, да еще штрих в штрих…

— Думаешь работа Штихеля? — не то спросил, не то утвердительно сказал Коля.

— Его. Нужно только выяснить, какое ко всему этому отношение имеет Ярцев.

— Распорядитесь, чтобы за его дачей немедленно установили наблюдение.

Жарков вернулся домой. Он понимал, что за его квартирой могут наблюдать, он смертельно боялся ареста и тюрьмы, но еще больше боялся расправы, которую могли учинить над ним дружки, не верни он им часть бандитской кассы, которую хранил по общему согласию. Эта касса была спрятана у него в комнате, под половицей. Жарков осторожно поднялся по лестнице, прислушался. Соседи должны были в этот час находиться на работе, и в самом деле из квартиры не доносилось ни звука. Жарков подумал немного и открыл дверь.