Старшина неторопливо и тщательно вытер руки марлей, подошел к лейтенанту:
— Повтори…
Отводя испуганный взгляд от бешеных глаз старшины, лейтенант прикрикнул, хорохорясь:
— Как разговариваете со средним командиром, товарищ старшина!
— Я тебе не товарищ, — медленно сказал старшина. — Твои товарищи в КПЗ сидят, а тебе, подонок, эта форма досталась по ошибке. — Старшина бросил масляную паклю на сверкающие сапоги лейтенанта, сплюнул и отошел.
— Под трибунал подведу! — завопил лейтенант и подбежал к Коле. — Товарищ полковник, я требую его арестовать!
— Вы лучше подумайте, как службу нести станете, — тихо сказал Коля. — Сил у нас для этого не слишком много, к сожалению.
Лейтенант замолчал. Снова все построились. Теперь шеренги выглядели внушительно и строго: через плечо каждого висел автомат, на ремнях — подсумки с дисками. Милиционеры. Их служба всегда считалась нелегкой и опасной. Но разве то, что предстояло им теперь, могло идти хоть в какое-нибудь сравнение с мирным довоенным прошлым, в котором давно уже перестали стрелять на улицах, а смерть человека из рядового события превратилась в чрезвычайное происшествие?
…Ударила неслаженная дробь шагов. Равняясь на ходу, отряд потянулся к воротам. Когда последние выходили на улицу, опустевший двор пересек старшина. Через плечо у него висел «ППД», на ремне — подсумок с дисками. Старшина догнал колонну и присоединился к последней шеренге.
…Шли по Бульварному кольцу. Над городом по-прежнему висела странная, пугающая тишина, но теперь ее то и дело прерывала отчетливая артиллерийская канонада. Шагающие прислушивались. Пожилой лейтенант сказал:
— Это наши. По звуку слышу.
— Артиллерист, — презрительно хмыкнул Воронцов. — А если немцы?
— А ты панику не сей, — прищурился лейтенант. — За это знаешь, что бывает?
— Навязался ты на нашу голову, — вздохнул Воронцов. — Ладно. Поглядим, каков ты в деле будешь. Языком все горазды.
Ветер швырнул навстречу кучу бумаг. Ровные, аккуратно нарезанные квадратики взвились над колонной. Олег подобрал один, прочитал и опрометью бросился к Коле:
— Читайте.
Это была немецкая листовка. «Москвичи! Германская армия стоит на пороге вашего города, — вслух прочитал Коля. — В полевые бинокли мы видим окна ваших квартир. Сохраняйте спокойствие! Не позволяйте евреям и комиссарам уничтожать запасы продовольствия, коммуникации и электросеть. Помните, что все это будет безвозмездно передано вам германским командованием!»
Коля оглянулся. Сотрудники уже собирали листовки в огромную кучу посреди тротуара.
— Сжечь, — приказал Коля. — Осмотрим переулок.
Коля, Олег и Воронцов свернули в боковую улочку. Она была совершенно пуста. Здесь тоже попадались листовки. Их начали было собирать, но порыв ветра вынес из подворотни еще добрую сотню, и Коля сказал:
— Прекратите. Потом.
Зашли в подъезд и сразу же столкнулись с перепуганной девушкой лет восемнадцати. Она стояла у лифта, под лампочкой и читала листовку. Заметив Колю и его спутников, она неловко спрятала листовку за спину.
— Давайте, — Коля протянул руку.
— Возьмите, — она отдала листовку. — Боитесь, что мы узнаем правду?
— Кто это мы? — повысил голос Олег.
— Подождите, — прервал его Коля. — О какой правде речь?
— О Москве. — Она сдерживала рыдание. — Не могу… не могу я.
— Москву не сдадим, — сказал Коля. — Об этом вы должны говорить всем, если вы советский человек. Идите.
Она кивнула и попятилась к лестнице.
— А «мы»? — шепотом сказал Олег. — Может, их целая группа?
— Рудаков, — неприязненно произнес Коля. — Я настоятельно советую вам не копать на пустом месте. Вы меня поняли?
— Так точно, — Олег отвел глаза в сторону.
Они вышли во двор. Это был типичный московский двор-колодец. Многоэтажные стены уходили в небо, оставляя где-то вверху маленький серый квадрат. Глубокая и длинная подворотня вела в следующий двор. Коля остановился и прислушался. Откуда-то доносился взволнованный голос. Ускорили шаг. С каждой секундой голос становился все более и более отчетливым.
— Спокойно сидите по квартирам и ждите, — услышал Коля. — Немцы никого не тронут.
У подъезда стояло человек десять. Один из них, в пальто с бобровым воротником, в пыжиковой шапке, в золотых очках говорил громко и возбужденно:
— Вы, Сергей Ионыч, кто? Нарком? Вы — бухгалтер! Зачем же вам, беспартийному, спокойному человеку бросать угол, нажитое и уходить в неизвестность? Пусть комиссары боятся! А нам немцы, эти культурнейшие, милейшие люди, поверьте, совсем не опасны! Но мы должны заслужить их доброе отношение, а для этого нужно вредить большевикам! Например, неплохо будет, если каждый из вас…
— Руки вверх! — спокойно приказал Коля, обнажая пистолет. — Перепишите присутствующих, — повернулся он к Воронцову.
Все бросились врассыпную. Два человека схватили провокатора под руки:
— Хотели до конца его, шкуру, выслушать. Вы, товарищ полковник, не сомневайтесь, здесь не все слабонервные.
— Понятно, — протянул очкастый. — Хотите отыграться на мне? А что изменится? Немцы будут здесь через час!
— Выполняйте приказ, — сказал Коля.
Олег и Воронцов взяли очкастого под руки и отвели к помойке, которая приткнулась у глухой стены соседнего дома. Очкастый еще не понимал, не догадывался, что сейчас должно произойти, и только сверлил Колю и его спутников полным ненависти взглядом.
— Документы, — подошел к нему Коля.
— Нате, — очкастый швырнул бумажник на асфальт, к ногам Коли. Тот наклонился, подобрал бумажник и вынул из него потертый паспорт в кожаной обложке. В паспорте лежало командировочное удостоверение.
— Мальков Евсей Иванович, — вслух прочитал Коля. — Техник-дантист 2-й стоматологической поликлиники, направляется в Ташкент для получения материалов на протезирование раненых красноармейцев.
— И с каких это пор в Ташкенте больше цемента для зубов, чем в Москве? — удивился Воронцов.
— Не ваше дело! — бешено рявкнул Мальков. — Уж вам-то немцы кишки выпустят!
— Объявляю вам, — негромко сказал Коля, — что согласно постановлению ГКО вы, как провокатор, только что призывавший к нарушению порядка, будете расстреляны. Выполняйте. — Коля посмотрел на Олега. Тот снял автомат с плеча и передернул затвор.