— Оно конечно, — кивнул Коля. — Согласен. Ты, конечно, им с открытой душой все выложила: так, мол, и так. Судим отец, да я-то при чем? А они вместо понимания и сочувствия — тебя за борт. Ясное дело — правды нет.

— Странно вы как-то говорите, — тихо сказала Нина. — Не пойму я чего-то. Вроде бы вы и за меня, а получается…

— А что получается? — невинно осведомился Коля.

— Я думаю вы или знали обо мне, или догадались. Я ведь скрыла отцову, судимость. Может быть, если бы не скрыла… — Она махнула рукой и вздохнула. — А тон у вас был жестокий. Насмешливый был тон.

— Не знаю, не знаю, — сказал Коля. — Я так слыхал от людей: на воле товарищество крепкое, не то что у воров. Может, и врут, конечно. Но думаю: если бы ты не слукавила — студенты твои не дали бы тебя в обиду.

— Ладно, быльем все поросло, — раздраженно сказала Нина. — Пейте чай. Странный вы все же. Вроде бы и блатной. А вроде бы и нет.

— Блатырь он, доченька, — послышалось от порога. — Милицейская шавка, вот и все. Пистолетик не трогай, начальничек. Я вперед успею. Нина, возьми у него пистолет.

Девушка подошла, со страхом посмотрела на Колю. Он ответил ей грустным, укоряющим взглядом.

— Ну что же вы остановились? Раз уж помогаете во всем — делайте свое дело. — Коля отвернулся.

Она осторожно взяла «ТТ», отдала отцу.

— Господи, что же теперь будет? — всхлипнул Магницкий. — Это какое-то недоразумение, ошибка какая-то? Я клянусь вам!

— Не клянись, старая сволочь! — В комнату вошел заместитель директора ювелирного магазина Борецкий, на ходу снимая перчатки, приблизился к Магницкому. — Ссучился на старости лет? Продался? — Он неожиданно и резко ударил Магницкого под дых. Старик опрокинулся на пол, с трудом поднялся и сел. — Водки неси, — приказал Борецкий Нине. — Да поторопись, не сявку угощаешь, а самого товарища Кондратьева, из МУРа!

Коля перехватил ошеломленный взгляд девушки и улыбнулся:

— Ничего, Нина. Вы еще найдете свою правду, я в это верю. Вам, Борецкий, скажу так: старика больше не бить!

— В самом деле? — развеселился заместитель директора. — Это даже забавно! А если я все же рискну ему наподдать?

— Дом окружен, — спокойно сказал Коля. — Сдайте драгоценности и оружие, и я гарантирую вам жизнь — до суда, во всяком случае.

— А после суда? — насмешливо спросил Борецкий.

— Это будет зависеть от количества и тяжести совершенных вами преступлений.

— Выходит, могут шлепнуть? — вмешался Хвылин.

— Если заслужили, — бесспорно, — все так же спокойно сказал Коля.

— Ясно, — кивнул Борецкий. — Нина, ты чего застыла, как соляной столб? Давай, ласточка, на кухню, давай, давай. Обыщи-ка его, Хвыля.

Коля встал, поднял руки. Хвылин профессионально и быстро ощупал его, но браунинга в рукаве не нашел. Взял нож, вскрыл пачку с деньгами. Посыпалась белая бумага, и Борецкий огорченно зацокал языком:

— Ай-я-я-яй. Нас за это сажаете, а сами? Что за мошенничество, товарищ Кондратьев? Не к лицу, не к лицу. Садитесь, пожалуйста, и выслушайте меня внимательно: дом окружили, я понял. Вы предлагаете сдаться и сдать вещи — тоже понял. Это неприемлемо. Почему? Объясняю: чтобы сделать это дело, я потратил три года жизни, рисковал. Что же прикажете? Теперь, когда все на мази, — спасовать? Нет! Трижды нет! Выслушайте мои условия: я и Хвылин понимаем, что за убийство сторожа и этой «суки» Агеева нам так и так стенка. Неужели вы думаете, что еще один, два, три трупа нас остановят? Да и не было бы этих трупов — за восемьсот тысяч народного добра суд все равно даст «ВМН». Поэтому мы — уходим. Вы — сидите тихо. Оружия у вас нет, чуть что — мы вас пристрелим. Ясно?

— Не уйдете. Отсюда муха не пролетит.

— Пролетит, — улыбнулся Борецкий. — Смотрите-ка. — Он подошел к шкафу, начал его отодвигать. — Пособи-ка, Хвыля.

Хвылин, не спуская с Коли дула нагана, подтолкнул шкаф плечом. За шкафом, в стене, была дверь.

— Ход в подвал, — снова улыбнулся Борецкий. — Подвал ведет в другой подвал. Квартирка-то раньше охранному отделению принадлежала, все предусмотрено. Короче: отсюда можно выйти на Малую Дмитровку, скажем так. Там нет ваших людей?

— Там — нет. Только вы все равно не уйдете, не надейтесь. Давайте-ка лучше спокойно поговорим.

В глазах Борецкого мелькнула тревога:

— На пушку берешь, Кондратьев! У тебя условлено: если до пятнадцати ноль-ноль вестей не поступит — твои врываются сюда. Время хочешь протянуть?

— Хочу убедить вас в бесполезности вашей авантюры. Хвылин, вы, похоже, профессиональный полицейский, я хватку вижу.

Коля бросил взгляд на Нину и с удовлетворением отметил, что такое предположение для девушки было полной и очень неприятной неожиданностью.

— Отпираться не нужно, — забил Коля последний «гвоздь». — У вас на руке наколка, она перед революцией у многих полицейских была в ходу.

— Отец, — Нина в отчаянии посмотрела на Хвылина.

— Нина, вы, честное слово, дура! — в сердцах крикнул Борецкий. — Какая вам разница?

— Никакой, — вяло сказала она, но Коля снова почувствовал, что девушка не просто огорчена, она раздавлена, убита. «Это нужно немедленно использовать, — подумал Коля. — Немедленно. Но как?»

— Послушайте, Борецкий, — сказал он. — Кто убил сторожа в Агеева?

— Вы подозревали Смирнова? — сноза развеселился Борецкий. — Беднягу Смирнова — бабника и сутенера! А он ни при чем! Вашего Агеева и сторожа…

— Не надо, — сказал Хвылин. — Молчи!

— С того света не расскажет, — усмехнулся Борецкий. — Пусть перед кончиной осознает свое ничтожество, мильтон проклятый. Я убил! Я, паршивая ты свинья! Вас всех надо вешать на фонарях вниз головой! Ну так что? Ты согласен на мое предложение? Даю тебе две секунды, у нас нет больше времени!

— Что же это будет? — Магницкий грохнулся на колени. — Это вы, Николай Федорович, вы меня втянули! Обольстили! Простите, братцы! — завыл он. — Бес меня попутал, бес! Грех я на душу взял.

— Кончать их, — с ненавистью сказал Хвылин.

— Эх, Иван Карлович, — грустно сказал Коля. — Библию помните? «Прежде, чем пропоет петух, трижды отречешься от меня».

— Простите меня, — заплакал Магницкий. — Слабый я стал. И пожить еще хочется…