Хозяин пододвинул к гостю дзабутон и предложил сесть на него. Но господин Тыквоголовый не двинулся с места, он словно окаменел. Было странно видеть за безучастным ко всему дзабутоном безмолвную громадную голову. Дзабутон предназначен для сидения. Хозяйка купила его не для того, чтобы им любовались. Сидеть на циновке рядом с дзабутоном — это оскорбление для дзабутона, а следовательно, и для его хозяина. А господин Тыквоголовый вовсе не питал к дзабутону никаких враждебных чувств. Попросту говоря, он с младенческих лет ни разу не сидел по-человечески. Ноги его уже начали ныть от претерпеваемых ими мук, но он упорно отказывался от дзабутона, несмотря на то что дзабутон оказывался из-за этого в дурацком положении и несмотря на то что дзабутон был предложен самим хозяином. Ах, какой стеснительный этот господин Тыквоголовый! Лучше бы он стеснялся тогда, когда таких, как он, собирается целое стадо. Пусть бы стеснялся в гимназии. Пусть бы стеснялся в пансионе. Нет, он стесняется там, где это совсем не нужно. А там, где нужно стесняться, он хулиганит. Скверный Тыквоголовый бонза…

Фусума тихо раздвинулись, и Юкиэ-сан почтительно подала бонзе чашку чая. Во всякое другое время бонза не упустил бы случая сказать по этому поводу какую-нибудь гадость, но сейчас при виде цветущей девицы, которая церемонно, по всем правилам школы Огасавара, изученным в гимназии, протянула ему чашку, он растерялся окончательно. Юкиэ-сан хихикнула и снова неслышно удалилась. Видимо, при одинаковом возрасте женщины более развиты, нежели мужчины. Юкиэ-сан гораздо смелее бонзы. И ее хихиканье было особенно выразительно после только что пролитых горючих слез.

После того как Юкиэ ушла, обе стороны некоторое время сидели молча. Наконец хозяин решил, что это уже похоже на самосозерцание с целью совершенствования духа, и раскрыл рот:

— Как бишь тебя?

— Фуруи.

— Фуруи? Ага. Фуруи. А дальше? Имя?

— Фуруи Буэмон.

— Фуруи Буэмон… Угу… Да, имя довольно длинное. Несовременное имя. Старинное имя. Ты, кажется, в четвертом классе?

— Нет.

— В третьем классе?

— Нет. Я во втором классе.

— Во втором «А»?

— Нет, «Б».

— «Б»? Значит, ты в моей группе? — удивленно сказал хозяин.

Если говорить по правде, эта гигантская голова с первых же дней своего появления в гимназии поразила воображение хозяина. Иногда он даже видел ее во сне. Но дурак хозяин был не в состоянии установить связь между этой примечательной головой и старинным именем, а тем более между головой, старинным именем и группой «Б» второго класса. И, постигнув наконец, что эта чудовищная голова, снившаяся ему по ночам, принадлежит ученику класса, в котором он, хозяин, является наставником, он мысленно захлопал в ладоши от восторга. Однако ему все еще было невдомек, для чего этот Тыквоголовый парень, да еще со старинным именем, да еще ученик его класса, явился к нему. Еще не было случая, чтобы ученики наносили визиты своему не пользовавшемуся популярностью учителю хотя бы по случаю Нового года. Фуруи Буэмон был поистине редким гостем. Хозяин не знал, как себя повести, потому что не знал, чем он обязан этому визиту. «Пришел развлечься? Вряд ли, за этим ко мне не ходят. Пришел сообщить о том, что меня уволили? Нет, тогда он держался бы развязно. И тем более не может быть, чтобы он пришел попросить моего совета о том, как следует жить». Нет, хозяин никак не мог додуматься, зачем явился Фуруи Буэмон. Впрочем, если судить по виду Фуруи Буэмона, то ему самому было неясно, зачем он пришел. Наконец, отчаявшись, хозяин спросил официальным тоном:

— Ты в гости пришел?

— Нет.

— Значит, по делу?

— Да.

— По школьному вопросу?

— Да. Хотел немного поговорить.

— Угу. Так о чем? Говори же.

Но Буэмон-кун молчал, опустив очи долу. Вообще-то Буэмон-кун был весьма болтлив, хотя и учился во втором классе. Его мозг, не в пример голове, был недоразвит, и по болтливости этот ученик занимал в группе «Б» первое место. Именно он поставил хозяина в тупик, потребовав перевода на японский язык слова «Колумб». Да, видимо, была какая-то серьезная причина тому, что сей разговорчивый господин молчал и только ерзал на месте, как принцесса-заика. И причина эта заключалась не только в стеснении. Хозяину это тоже начало казаться странным.

— Если у тебя есть что сказать, говори скорее.

— Мне как-то неловко говорить…

— Неловко говорить? — хозяин заглянул в лицо Буэмон-куна, но тот продолжал смотреть вниз, и определить выражение его лица было трудно. Тогда хозяин попробовал изменить тон и сказал ласково: — Говори, не стесняясь. Нас никто не слышит, а я никому не скажу.

— Можно рассказывать? — Буэмон-кун все еще колебался.

— Можно, наверное, — решил хозяин.

— Ну, тогда я расскажу, — вздохнул Тыквоголовый и, подняв голову, тупо посмотрел на хозяина. Глаза у него совершенно треугольные. Хозяин надул щеки и выпустил в сторону дым «Асахи».

— Знаете… Такое дело получилось, не знаю, как теперь быть.

— А что случилось?

— Как что случилось? Я в большом затруднении и пришел к вам…

— Так что же тебя затрудняет?

— Я не хотел этого делать, но Хамада пристал: одолжи, говорит, да одолжи…

— Хамада — это Хамада Хэйскэ?

— Да.

— Так что, ты одолжил этому Хамада деньги в уплату за пансион?

— Нет, я одолжил ему не деньги.

— А что же?

— Свое имя одолжил.

— А для чего Хамада понадобилось твое имя?

— Он отправил любовное письмо.

— Что отправил?

— Я ему говорю, чем одалживать свое имя, я лучше опущу письмо в почтовый ящик…

— Ничего не понимаю. Кто и что сделал?

— Было отправлено любовное письмо.

— Любовное письмо? Кому?

— Да я же говорю, что неловко рассказывать об этом.

— Ну ладно, значит, ты отправил какой-то женщине любовное письмо.

— Нет, не я.

— Хамада?

— И не Хамада.

— Так кто же отправил?

— Этого я не знаю.

— Ничего не пойму. Что же, никто ничего не отправлял?

— Там только мое имя.

— Что значит «там только мое имя»? Ничего не понимаю. О чем ты говоришь? Рассказывай все по порядку. Кому было адресовано письмо?

— Барышне Канэда.