Я, когда был в степях, видел и слышал, как Риналдо читал эту молитву, и запомнил. На всякий случай, мол, пригодится. Вот и пригодился. Пусть я теперь и Главный жрец Великого бога, но ведь и жрец храма Всевышнего Алгура в Северном Дэлиноре! Мои ладони легли на гладкий холодный камень. Своим внутренним зрением я попытался найти Сердце алтаря, и нашел. Боже, какой же он был истощенный! Божий свет еле‑еле трепыхался в нем, и, наверное, Сердце доживало свои последние дни. Это, конечно, просто образно, но, как мне кажется, в местах, где вера сильная, и Божий свет должен быть сильным. А, тут, похоже, кругом одни безбожники, раз даже Сердце их алтаря постепенно затухало от людского неверия.

‑ Прими, Всевышний, молитву нашу, и одари нас своим благоволением, и дай силы на день сегодняшний и завтрашний. Также дай нам силы достойно встретить невзгоды и радости, одари надеждой и любовью.

Я, наконец, с большим трудом смог дотянуться до Сердца и начал вливать в него свою Силу, жреческую, конечно, немного, но, видимо, достаточную для каких‑то изменений. Оно начало светиться более ярко, камень алтаря потеплел, а потом весь алтарь как‑то посветлел и начал слегка светиться светло‑оранжевым светом.

‑ Тебе, Всевышний, от всей души молимся, мы будем вечно помнить тебя, помилуй, спаси и сохрани нас.

А потом случилось очередное чудо. Алтарь вдруг вспыхнул, почти как в степи и в Верестиноре, но только более светлым оранжевым светом и озарил весь храм. И у меня в душе стало как‑то тепло и приятно. Я понял, что Сердце алтаря в благодарность за мое участие приняло, признало меня. Наверное, это как‑то понял и жрец, стоявший рядом с нами и настороженно наблюдавший за всеми моими действиями. Он потрясенно отпустился на колени и тоже зашептал про себя. Люди, увидевшие это, тоже стали повторять его действие. Остались стоять только мы у алтаря и наши воины. Они находились на службе и без приказа не могли даже молиться. Тем более, некоторые из них видели такое же чудо в Верестиноре и являлись уже почитателями Великого бога.

Но вот свет во всем храме ослабел, и остался только теплый алтарь, светившийся еле‑еле заметным светом.

‑ Лиллена, Сильпикка, потрогайте камень. Какой он теплый и приятный. Ребята, ‑ тихо позвал я охрану, свою и девушек, ‑ тоже прикоснитесь к алтарю, и пойдемте отсюда.

‑ Хорошо, милорд! Только без нас никуда не выходите.

Когда я уже почти дошел к выходу из храма, то не выдержал и оглянулся назад. Люди, невзирая на то, мужчины или женщины, мальчики или девочки, старались прикоснуться к алтарю и потом молча отходили в сторону, давая место другим.

‑ Милорд, мне стало так хорошо, как и в храме Верестиноре.

‑ И мне тоже. Что это было, милорд?

‑ Не знаю, Сильпикка, но, похоже, алтарь признал меня. Как когда‑то в северном Дэлиноре, когда я убегал от разъяренных степняков.

‑ А как же тогда Великий бог?

‑ Так я являюсь и его жрецом тоже.

Хотя, последнее для моих спутников откровением не являлось.

На Изнур отпускалась темная‑темная ночь. Как известно, именно в это время все злодеи совершают свои темные дела. И мне в голову тоже пришла такая же злодейская мысль. Неохота мне терять своих воинов, вот этих молодых и сильных охотников. Так лучше я приму на себя еще один грех и совершу злодеяние. Может, даже не оттого, что хочется сохранить жизни преданных мне людей. Устал я, просто устал. Даже великий злодей может устать, и от своей лени может совершить еще большее злодеяние.

Глава 14Радость, омраченная скорбью...

В последнем штурме, в полной темени, никто не участвовал. Милорд не захотел привлекать лишнего внимания и взял с собой лишь свою охрану, Тамсара, Милюка, и, конечно, его, Ратимира, и еще пять десятков из дежурной сотни. Был еще один человек, жрец храма, святой отец Микаэль, сам вызвавшийся на переговоры с защитниками замка. Правда, никто его не звал, и пришел к милорду он сам. И только теперь Ратимир смог узнать еще об одном чуде, о чем совсем недавно как‑то пошептались несколько воинов. Оказывается, в местном храме произошло почти то же самое, что в Верестиноре сотворили Лиллена и сам милорд. И жрец, впечатленный этим, сам пришел, получается, к захватчикам и прямо с порога заявил:

‑ Милорд, разрешите мне переговорить с защитниками замка. Я понял, что в Изнур пришел истинный барон, и проливать теперь людскую кровь ‑ это уже грех перед Всевышним.

Милорд, конечно, разрешил. Что говорил жрец защитникам замка, неизвестно, но они отказались сдаться. Точнее, отказались оба барона. Святой отец, по‑настоящему огорченный этим отказом, отправился в свой, точнее, уже принадлежащий как бы милорду, храм.

А потом начался штурм. Над замком неистово пылали факелы, освещая и близлежащую площадь. Милорд один, прикрывшись магическими щитами, подошел к замку. По нему лучники со стен и башен открыли свой неистовый и ураганный обстрел, но безрезультатно. А потом милорд создал фиолетовый шар и просто закинул его в башню над воротами замка, и, пошатываясь, пошел обратно. Отойдя в безопасное место, он рухнул на землю. Пришлось занести его в близлежащий дом, хозяева которого от непрошенных гостей пришли в ужас. Надо же, в полной темени, и в твой дом врываются чужие воины, только что захватившие город. Хотя от всяких неприятностей Всевышний миловал, но кто его знает, что будут делать эти страшные воины? Оказывается, ничего. Они просто уложили своего барона в постель и остались его сторожить.

Ратимир остался ждать на площади. Сначала ничего не происходило, а потом открылись ворота, и из замка вышел глава управы. Нетвердой походкой, подойдя к группе штурмующих, он произнес:

‑ Все, мы сдаемся. Не применяйте, пожалуйста, больше эту магию. Бароны сбежали, и теперь никто не хочет сопротивляться.

Потом из ворот стали выходить безоружные люди. Их сразу же хватали воины, уже приготовившиеся к штурму и уводили в темень. А потом в сопровождении воинов Ратимир вошел в замок. Он был почти пустой, лишь самые последние, запоздавшие люди выходили из него. А еще в темнице сидели провинившиеся в чем‑то люди, много, почти три десятка. Вот тут и Ратимир нашел того графа Инвара, которого как‑то мельком видел перед самим штурмом города, и который так интересовал милорда. Он и двое из его людей были очень плохи. А один уже был мертв. Их, похоже, зверски пытали, а потом бросили в темницу. Графа и трех мужчин, по виду бывалых воинов, осторожно извлекли из подземелья и доставили в более подходящую комнату. Находящийся тут же Шерпинас начал хлопотать над ними. Его старания увенчались успехом, и граф пришел в сознание.

‑ Коста, ты тут?

‑ Милорда тут нет. Он не может подойти. Извините, но милорд тоже пока без сознания. Он применил магию, и упал без сил.

‑ Все‑таки молодец, Коста. Добился своего. Если можно, пригласите мне жреца. Я чувствую, что истекают мои силы, и хотел бы исповедаться.

Граф и на самом деле был слаб. Чуть погодя, еще один из его людей пришел в сознание. Он сразу же попытался пошевелиться и от боли просто выругался.

‑ Милорд, вы живы? Я чувствую, что в меня загнали тысячи иголок, и совсем нет сил, чтобы их вытащить.

‑ Карпер, пока живой, но, наверное, недолго осталось мне жить. Слишком долго они мучили меня. Переломали все. Сволочи! Ну, ничего, Коста отомстит за меня!

Пришел жрец и попросил других немного отойти назад, чтобы никто не слышал, о чем они говорили. Все‑таки тайна исповеди.

Граф о чем‑то говорил и говорил, захлебываясь словами. А потом вдруг замолк. Шерпинас мгновенно подскочил к графу, но было уже поздно.

‑ Все, отошел в мир иной. Перед смертью он попросил у Всевышнего прощения за свои дела. И еще сказал, что пусть Коста присмотрит за его сыном.

‑ Милорд! Сволочи! ‑ вскрикнул другой. И тоже замолк. Но, все‑таки, он был живой и просто потерял сознание.

Всего сдались около восьми десятков воинов и чуть более сотни приближенных барона и простых жителей, обслуживавших замок. Тут были многие важные сановники и простые чиновники, и их семьи, мастеровые, слуги барона и прислуга, обслуживавшая его покои, и множество дворовых работников. Вот только сам барон вместе с пришлым советником графа, со своей женой и двумя детьми, несколькими слугами и десятком каринурских воинов исчезли. После долгих поисков удалось найти подземный ход, приведший в укромное место на берегу реки, закрытое от людского взора городской стеной, где, по всей видимости, и хранились лодки. И куда уплыли эти люди, было неизвестно. Дозоры, выставленные вдоль берегов реки, ничего не заметили.