— С коровьими? Ну, ты несправедлива.

— Ничуть. Одна мысль о том, что Клэй опять нацелился на семейное счастье, выводит меня из себя.

Ее неутихающая, яростная злость на Клэя была излюбленным предметом шуток и полусерьезных обсуждений, которые их обоих развлекали. Хэнк не очень верил в то, что Мэрион действительно ненавидит своего бывшего мужа. Ему было непонятно, как можно подолгу испытывать какое-то негативное чувство, не стараясь его подавить или дать ему выход. Но он любил поддразнивать Мэрион, посмеиваться над ее злостью, как посмеиваются над какой-нибудь безобидной привычкой, вроде привычки есть в постели мороженое.

— Я спокойна и счастлива только если знаю, что Клэй чудовищно несчастлив. И знать это мне нужно каждый день. Знать, что он живет на жалкие семьдесят пять долларов в неделю, что слоняется по огромной, полупустой квартире, где осталась только самая захудалая мебель, а вместо обеда ест всухомятку булочки из соседней кондитерской.

Мэрион знала, что Хэнка такие речи забавляют; она пыталась и себя убедить в том, что ее неприязнь несерьезна, поверхностна. Но себя не обманешь — сердце начинало колотиться сильнее, грудь сжимала знакомая боль.

— А я рад за него, — сказал Хэнк, опускаясь в шезлонг и смяв при этом пиджак.

— Просто ты добряк. Хочешь окунуться?

Мэрион подошла к нему и расстегнула верхнюю пуговицу рубашки. Кардиолог сказал, что Хэнку необходима физическая нагрузка — не меньше трех часов в неделю. Купанье перед ланчем займет десять минут. До воскресенья придется проявить изобретательность и заполнить физической нагрузкой еще два часа пятьдесят минут.

— Я попрошу Хиро принести бутерброды и чего-нибуть выпить.

Своего слугу Хиро Хэнк вывез из Японии, где был в качестве консультанта во время войны с Кореей. Временами Мэрион думала, что даже если бы она так не любила Хэнка, за него стоило бы выйти замуж ради Хиро. Таких слуг теперь просто нет.

Хэнк начал раздеваться. Он был на редкость мускулист. То, что и у нее, и у Хэнка эффектная внешность, доставляло Мэрион не меньшее удовлетворение, чем их любовь, богатство и благополучие. Почти все знакомые их возраста похвастаться наружностью не могли. Теперь Мэрион все завидовали, и это придавало ее самоощущению особую остроту; а когда она была замужем за Клэем, многие ее жалели.

— Сколько лет его невесте? — поинтересовался Хэнк.

— Тридцать восемь. Для него слишком молода.

Хэнк собрал свою одежду в кучу и голышом нырнул в бассейн. Мэрион взяла телефонную трубку и позвонила Хиро. Она смотрела, как Хэнк плывет, и невольно морщилась, видя, как много сил он тратит попусту. Он до сих пор плавал старомодным кролем — так, как научился пятьдесят лет назад в каком-нибудь общественном бассейне в Нью-Йорке.

Какой у него счастливый вид, думала Мэрион. Бултыхается в своем крохотном бассейне и счастлив. И ничего ему больше не нужно. Его первая жена, от которой и в молодые годы было мало радости, десять томительных лет болела лейкемией и умерла, вконец измучив Хэнка жалобами и капризами. Ко всему прочему, красотой она тоже никогда не отличалась.

Если счастье покупается ценой страданий, то можно твердо сказать, что они оба сполна заплатили за все, что имеют сейчас. Только Мэрион не очень верила в такую справедливость. Одни всегда несчастны и при этом вечно только платят. А другие счастливы — и все.

Хэнк подплыл к краю бассейна и ухватился за лесенку. Его жидкие седые волосы прилипли ко лбу, а толстый, бесформенный нос наморщился от напряжения.

— Клэй говорил что-нибудь про мальчиков? Приедут они в октябре? Если нет, то я поехал бы в Мексику.

— Нет, мальчики приглашены на свадьбу. Вот так. Клэй не собирается жениться тихо-скромно в ратуше на своей велфордской любовнице. Они закатывают свадебный прием в ресторане «Лютеция». И он хочет отправить ее дочерей учиться в Хоуп-Холл. Это возмутительно! Я сама училась в Хоуп-Холле. Чего ради посылать их именно туда?

— А почему бы и нет? Ты сама ему говорила, какая это хорошая школа.

— Да он специально посылает их туда, чтобы заставить меня думать о нем, о них, об их семейной жизни, их проблемах. Погоди, он еще попросит, чтобы я написала девочкам рекомендательные письма для школы. Он считает, что им нужно «помочь». — Мэрион усмехнулась, и на лице ее появилось озорное мальчишеское выражение, прочно забытое за двадцать семь лет жизни с Клэем. — Он спросил, не знаю ли я хорошего специалиста по психологии подростков. Разве не прелесть? Собирается перевоспитывать ее дочерей с помощью психоанализа!

— Как по-твоему, он в нее влюблен?

— Это Клэй-то влюблен? Он понятия не имеет, что это такое. Правда, уверяет, что в постели с ней невероятно хорошо. Якобы раньше у нее никогда не бывало оргазма, а тут он ее пробудил. Ему теперь все время кажется, будто он спит с девственницей.

— Такое может быть?

— Да нет, конечно! В наше-то время, когда в любой аптеке продаются вибраторы! Или он имеет в виду вагинальный оргазм, или просто врет. Во всяком случае умом она, по-видимому, не блещет: подписала брачный контракт, по которому в случае развода не получит ни гроша. Вывод ясен: из велфордских шлюх она не самая сообразительная.

— Почему тебя так волнует контракт? Он ведь уже один раз потерял много денег.

— При разводе со мной. Потрясающе! Отличное оправдание! Уверяю тебя, причина не в этом. Он придумал контракт, чтобы показать ей, кто хозяин положения. Предотвратить возможную атаку с ее стороны.

Тут Мэрион услышала у себя за спиной быстрые легкие шаги Хиро и замолчала. На японце была ослепительно белая рубашка, белые шорты и красные сандалии. Самой заметной чертой его наружности были тоже ослепительно белые фальшивые зубы, а самой привлекательной — глаза, в которых светилось беззаветное обожание и преданность хозяину. Он нес поднос с двумя бокалами «кровавой мэри» — в каждом зеленел стебелек сельдерея — и два толстых сэндвича с ростбифом и стручками зеленой фасоли. Увидев, что хозяин в голом виде, он тактично отвернулся, но успел кинуть на стул у самого бассейна полотенце. Быстрыми, ловкими движениями он накрыл под зонтиком столик на двоих, вложив в каждую салфетку цветок, и ушел так же молча, как появился.

— Во Франции брачные контракты существуют уже несколько веков, — заявил Хэнк, который после войны учился во Франции по союзному договору и навсегда остался франкофилом.

— Она же не француженка. Она велфордская лавочница, мать двоих детей, и она выходит замуж за человека, которому пятьдесят пять и который имеет трехмиллионное состояние. Эту цифру, между прочим, он называет сам. Не знаю, разделить ее пополам или удвоить. Чтобы пробиться через его вранье, надо знать его сегодняшнюю политику. Короче, шесть у него миллионов или полтора — все равно это сумма немалая, и на месте его избранницы я почувствовала бы себя оскорбленной.

— Он имеет полное право обезопасить себя.

— Тогда почему ты не предложил мне составить контракт? — спросила Мэрион — эта мысль пришла к ней только сейчас.

— Как-то ни к чему было. Ты имела свой капитал после развода. Да и вообще мы оба были уже не молоды и лучше знали друг друга. А для Клэя все совсем иначе.

— Это-то и ужасно. Если бы они были в равном положении, тогда другое дело.

— Может быть, он ей не доверяет.

— Может быть? Разумеется, не доверяет! Если бы доверял… А ты мне доверяешь? — Мэрион с очень серьезным видом подошла к Хэнку и, сорвав полотенце, прижалась к его прохладному влажному телу своим разгоряченным, намасленным.

— Ничуть. Женщине, которая так себя ведет средь бела дня… Господи, ты меня распаляешь… Нам это не по возрасту.

Мэрион чмокнула его в ухо, села и взяла бокал.

— Почему не по возрасту? Просто тебе надо возвращаться на работу, командовать там всем и всеми, поэтому сейчас не время. Надо смотреть фактам в лицо, раз мы с тобой такие тщеславные.

Он снова завернулся в полотенце и задумчиво произнес:

— Предположим, я хочу жениться на девушке…