На другой день они проснулись около двенадцати и были крайне удивлены, увидев себя в такой компании. Шонар, Коллин и Родольф, по-видимому, не узнали друг друга и называли один другого не иначе, как «сударь». Марселю пришлось им напомнить, что накануне они явились к нему втроем.

В это время в комнату вошел папаша Дюран.

— Сударь, — обратился он к Марселю, — нынче девятое апреля тысяча восемьсот сорокового года. На улицах грязно. На троне по-прежнему его величество Луи-Филипп, король Франции и Наварры. Смотри-ка! — вскричал папаша Дюран при виде своего прежнего жильца, — господин Шонар! Как же вы сюда попали?

— По телеграфу! — ответил Шонар.

— Скажите на милость! Ну и шутник же вы! — ухмыльнулся швейцар.

— Дюран, я не терплю, чтобы слуги вмешивались в разговор! — его Марсель. — Сходите в соседнюю кухмистерскую и велите принести сюда завтрак на четыре персоны. Вот вам меню. — И он передал швейцару бумажку с перечнем блюд. — Ступайте.

— Вчера вы, господа, угостили меня ужином, — обратился Марсель к молодым людям, — позвольте же мне сегодня предложить вам завтрак — не у меня дома, а у вас, — добавил он, протягивая Шонару руку.

В конце завтрака Родольф взял слово.

— Господа, — сказал он, — позвольте расстаться с вами…

— Нет, нет, — воскликнул Шонар в порыве нежных чувств, — мы не расстанемся никогда!

— Конечно. Здесь так хорошо! — добавил Коллин.

— …расстаться ненадолго, — продолжал Родольф, — дело в том, что завтра выходит в свет «Покрывало Ириды» — модный журнал, который издается под моей редакцией. Я должен прочесть корректуры, через час я вернусь.

— Черт возьми! — воскликнул Коллин. — Вы мне напомнили, что у меня сегодня урок, я занимаюсь с одним индийским принцем, который приехал в Париж с целью изучить здесь арабский язык.

— Дадите урок завтра, — решил Марсель.

— Нельзя! — ответил философ. — Принц должен мне заплатить сегодня же. Кроме того, признаюсь, день для меня будет потерян, если я не загляну к букинистам.

— Но ты вернешься? — спросил Шонар.

— Со скоростью стрелы, пущенной умелой рукой, — ответил философ, любитель причудливых образов.

И они с Родольфом удалились.

— А в самом деле, — проговорил Шонар, оставшись наедине с Марселем, — чем нежиться на ложе безделия, не отправиться ли мне на поиски золота, чтобы утолить алчность господина Бернара?

— Разве вы все-таки собираетесь отсюда уезжать? — с беспокойством спросил Марсель.

— Ну да! Поневоле приходится, раз у меня повестка от судебного исполнителя. Одного гербового сбора пять франков!

— А если уедете, то и мебель с собой заберете? — допытывался Марсель.

— Разумеется. Не оставлю ни одного волоска, как выражается господин Бернар.

— Черт возьми! Это мне не по душе. Ведь я снял вашу комнату с мебелью, — возразил Марсель.

— А! Вот оно что! — протянул Шонар. — Увы! — добавил он грустно, — у меня нет никакой надежды раздобыть семьдесят пять франков — ни сегодня, ни завтра, ни в ближайшем будущем.

— Постойте! — воскликнул Марсель. — У меня идея!

— Какая?

— Дело обстоит так: юридически эта комната моя, раз я заплатил за нее за месяц вперед.

— Комната — ваша. Но мебель я увезу на законном основании, как только расплачусь. А если бы мог, то увез бы ее и незаконно, — сказал Шонар.

— Значит, — продолжал Марсель, — у вас есть мебель, но нет помещения, а у меня есть помещение, но нет мебели.

— Вот именно.

— Комната мне нравится, — сказал Марсель.

— Мне тоже нравится. Нравится как никогда, — сказал Шонар.

— Как когда?

— Как никогда. Кажется, ясно.

— Значит, все может устроиться, — продолжал Марсель. — Оставайтесь здесь, я предоставляю комнату, вы — мебель.

— А кто будет платить? — осведомился Шонар.

— Деньги у меня сейчас есть, значит платить буду я. За следующий месяц заплатите вы. Подумайте.

— Я не привык долго раздумывать, особенно когда мне делают приятное предложение. Согласен. Да и в самом деле, живопись и музыка — сестры.

— Двоюродные, — поправил Марсель.

В это время возвратились Коллин и Родольф, — они встретились у подъезда.

Марсель и Шонар сообщили им о своем союзе.

— Господа, угощаю всю компанию обедом, — воскликнул Родольф, у которого в жилетном кармане звякнули деньги.

— А я-то собирался предложить то же самое! — подхватил Коллин, вынимая из кармана золотой, который он затем вставил себе в глаз. — Мой принц дал мне червонец на покупку индусско-арабской грамматики, а мне удалось купить ее за шесть су!

— А я взял авансом тридцать франков у кассира «Покрывала Ириды», сославшись на то, что должен привить себе оспу, — заявил Родольф.

— Итак, сегодня день получек! — заметил Шонар. — Один только я ни при чем. Это прямо-таки унизительно.

— Как бы то ни было, повторяю свое предложение, — продолжал Родольф.

— А я свое, — подхватил Коллин.

— Что же, пусть жребий решит, кому из нас расплачиваться, — предложил Родольф.

— Нет, — воскликнул Шонар. — У меня другое предложение — куда лучше!

— А именно?

— Родольф пусть платит за обед, а Коллин — за ужин.

— Поистине Соломоново решение, — обрадовался философ.

— Это будет почище Камачовой свадьбы, — заключил Марсель.

Обед состоялся в провансальском ресторанчике на улице Дофин, который славился своими официантами и вином. На еду и возлияния особенно не налегали, принимая во внимание, что следовало оставить место для ужина.

Завязавшееся накануне знакомство Шонара с Коллином и Родольфом, а затем с Марселем приобрело еще более интимный характер. Каждый из молодых людей провозгласил свое кредо в области искусства, все четверо пришли к убеждению, что им присуще одинаковое мужества и одни и те же надежды. Беседуя и споря, они обнаружили, что у них общие вкусы, что все они владеют оружием шутки, которая забавляет, не нанося ран, что сердца их еще не остыли, живут благородными порывами и глубоко чувствуют красоту. Все четверо исходили из тех же отправных точек и стремились к той же цели, им казалось, что встреча их — не пустая прихоть случая, что, быть может, само провидение, неизменный покровитель отверженных, соединяет их руки и шепотом подсказывает им евангельскую истину, которая должна бы стать единственным законом человечества: «Помогайте ближним и любите друг друга».

К концу обеда, когда воцарилась некая торжественная тишина, Родольф встал и провозгласил тост за будущее. Коллин ответил ему краткой речью, отнюдь не заимствованной из книг и не блиставшей никакими стилистическими красотами, он говорил на том милом, простом языке, который хоть и неуклюж, зато доходит до глубины сердца.

— И глуп же наш философ! — Шонар, наклоняясь к бокалу. — Он хочет, чтобы я разбавлял вино водицей!

После обеда приятели отправились пить кофей к «Мому», где они провели вечер накануне. Именно с этого дня заведение стало совершенно невыносимым для прочих завсегдатаев.

Насладившись кофеем и ликерами, кружок богемы, уже окончательно сформировавшийся, водворился на квартире Марселя, которая получила название «Шонарова Элизиума». Пока Коллин заказывал обещанный ужин, остальные запаслись петардами, ракетами и прочими пиротехническими снарядами. Перед тем как сесть на стол, приятели пустили из окна великолепный фейерверк, всполошивший весь дом, тем более что он сопровождался песней, которую друзья распевали во все горло:

Отпразднуем, отпразднуем,

Отпразднуем чудесный день!

На другое утро они снова оказались вместе, но теперь их это уже не удивляло. А перед тем как разойтись по делам, они всей ватагой зашли к «Мому», скромно позавтракали и порешили встретиться там вечером. И с тех пор они долгое время неизменно сходились у «Мома».

Таковы главные герои, которые будут встречаться в кратких историях, составляющих эту книгу, она отнюдь не является романом и не притязает на большее, чем указано в ее названии, ибо «Сцены из жизни Богемы» всего лишь очерки нравов. Герои книги принадлежат к особому общественному слою, о котором до сих пор имели ложное представление, основной порок подобного рода людей — беспорядочность. Однако эту беспорядочность можно извинить тем, что она вызвана житейскими обстоятельствами.