Изменить стиль страницы
495*
Было дело под Полтавой,
Дело славное, друзья!
Мы дрались тогда со шведом
Под знаменами Петра.
Наш могучий император —
Память вечная ему! —
Сам, родимый, пред полками,
Словно сокол, он летал,
Сам ружьем солдатским правил,
Сам и пушки заряжал.
Бой кипел. Герой Полтавы,
Наш державный великан,
Уж не раз грозою грянул
На могучий вражий стан.
Пули облаком носились,
Кровь горячая лилась,
Вдруг одна злодейка-пуля
В шляпу царскую впилась…
Видно, шведы промахнулись, —
Император усидел,
Шляпу снял, перекрестился,
Снова в битву полетел.
Много шведов, много русских
Пред Полтавою легло…
Вдруг еще впилася пуля
В его царское седло.
Не смутился император,
Взор как молния сверкал,
Конь не дрогнул от удара,
Но быстрее поскакал.
Но как раз и третья пуля
Повстречалася с Петром,
Прямо в грудь она летела
И ударила как гром.
Диво дивное свершилось:
В этот миг царь усидел.
На груди царя высокой
Чудотворный крест висел;
С визгом пуля отскочила
От широкого креста,
И спасенный победитель
Славил господа Христа.
Было дело под Полтавой;
Сотни лет еще пройдут, —
Эти царские три пули
В сердце русском не умрут!
Конец 1840-х или 1850-е годы

А. К. Толстой

На тексты Алексея Константиновича Толстого (1817–1875) написано большое количество романсов (свыше 80 произведений). Некоторые стихотворения привлекали композиторов неоднократно: «Горними тихо летела душа небесами…» (А. Аренский, Ц. Кюи, М. Мусоргский, Н. Римский-Корсаков, П. Чайковский, Кёнеман и др.), «Дробится, и плещет, и брызжет волна…» (Ц. Кюи, Н. Римский-Корсаков, А. Рубинштейн и др.), «Коль любить, так без рассудку…» (см. примеч. к тексту), «На нивы желтые нисходит тишина…» (А. Аренский, Ф. Бенуа, В. Бюцов, Ф. Блуменфельд, Панченко, А. Гречанинов, Ц. Кюи, Н. Римский-Корсаков, П. Чайковский, Н. Черепнин и мн. др.), «Не верь мне, друг…» (Ф. Блуменфельд, А. Гречанинов, Ц. Кюи, Н. Римский-Корсаков, А. Танеев, П. Чайковский, С. Рахманинов и др.), «Не ветер, вея с высоты…» (Ф. Блуменфельд, С. Донауров, Г. Катуар, Н. Римский-Корсаков, А. Рубинштейн, Н. Амани, С. Танеев и др.), «О, если б ты могла…» (Бенуа, С. Блуменфельд, Ф. Блуменфельд, Римский-Корсаков, Чайковский), «Острою секирой ранена береза…» (А. Алфераки, П. Бларамберг, А. Гречанинов, М. Ипполитов-Иванов, Н. Ладухин, В. Ребиков, Стрельников), «Ходит Спесь, надуваючись…» (А. Бородин, В. Золотарев, Викт. Калинников, М. Мусоргский, Стрельников и др.). Наиболее удачное воплощение поэзия Толстого получила у Чайковского (11 романсов и два дуэта, особенно «Средь шумного бала…», «То было раннею весной…», «На нивы желтые…»), у Н. Римского-Корсакова (13 романсов, особенно «Звонче жаворонка пенье…», «Дробится, и плещет, и брызжет волна…», «О, если б ты могла…»), у С. Танеева (кантата «Иоанн Дамаскин»), у М. Мусоргского («Горними тихо летела душа небесами…», «Ходит Спесь, надуваючись…»), у Ц. Кюи («В колокол, мирно дремавший…»), у А. Рубинштейна (цикл из 12 романсов, особенно «Дробится, и плещет, и брызжет волна...», «Не ветер, вея с высоты…», «Звонче жаворонка пенье…», «Вздымаются волны как горы…»). На тексты Толстого, кроме называвшихся уже композиторов, музыку писали также Ф. Акименко, С. Василенко, Р. Глиэр, Б. Гродзкий, С. Ляпунов, Н. Соколов, Г. Катуар, И. Сац, Вас. Калинников, Н. Щербачев и др. Кроме публикуемых текстов в песенниках встречаются: «Благословляю вас, леса…» (отрывок — первые 17 строк — из поэмы «Иоанн Дамаскин», музыка Чайковского), «Гаснут дальней Альпухарры…» (серенада Дон-Жуана из поэмы «Дон-Жуан», музыка Чайковского, Ф. Блуменфельда), «Кабы знала я, кабы ведала…» (музыка А. Рубинштейна, Чайковского), «Милый друг, тебе не спится…», «Грешница», «Ой стоги, стоги…», «Осень. Обсыпается весь наш бедный сад…» (музыка Бюцова и Кюи), «Благоразумие», «Богатырь», «Ты помнишь ли, Мария…», «Ты не спрашивай, не распытывай…» (музыка А. Аренского, К. Давыдова, А. Лядова, В. Пасхалова), «Ходит Спесь, надуваючись…», «Слеза дрожит в твоем ревнивом взгляде…» (1-я и 5-я строфы, музыка Чайковского, Ф. Блуменфельда).

496*
Колокольчики мои,
  Цветики степные!
Что глядите на меня,
  Темно-голубые?
И о чем звените вы
  В день веселый мая,
Средь некошеной травы
  Головой качая?
Конь несет меня стрелой
  На поле открытом;
Он вас топчет под собой,
  Бьет своим копытом.
Колокольчики мои,
  Цветики степные!
Не кляните вы меня,
  Темно-голубые!
Я бы рад вас не топтать,
  Рад промчаться мимо,
Но уздой не удержать
  Бег неукротимый!
Я лечу, лечу стрелой,
  Только пыль взметаю;
Конь несет меня лихой,
  А куда? не знаю!
Он ученым ездоком
  Не воспитан в холе,
Он с буранами знаком,
  Вырос в чистом поле;
И не блещет, как огонь,
  Твой чепрак узорный,
Конь мой, конь, славянский конь,
  Дикий, непокорный!
Есть нам, конь, с тобой простор!
  Мир забывши тесный,
Мы летим во весь опор
  К цели неизвестной.
Чем окончится наш бег?
  Радостью ль? кручиной?
Знать не может человек —
  Знает бог единый!..
Упаду ль на солончак
  Умирать от зною?
Или злой киргиз-кайсак,
  С бритой головою,
Молча свой натянет лук,
  Лежа под травою,
И меня догонит вдруг
  Медною стрелою?