Самым верным земле оказался Гаврюша Стуков — он погиб в первые дни войны. Троепольский сейчас трудился в областной газете, писал о колхозной земле, и его фамилия как нельзя лучше соответствовала теме проблем урожайности. «Троепольную систему агрономии» Иван успешно использовал в своём хозяйстве. Долгими зимними вечерами молодой директор просиживал над книгами по селекции растений, агрономии, иногда доставал свои институтские конспекты.

Когда-то он записывал лекции, не вникая в подробности, а теперь открывал для себя горизонты агрономии заново. Пытался докопаться до сути, изучал проблемы земли. Но ведь земля, на которой он родился, была лучшей во всей России!

В один из приездов домой из Воронежа на каникулы Иван обнаружил в комнате отца два толстых журнала, пожелтевших от времени. Это были «Труды Императорского Вольно-Экономического Общества». В журнале за № 1 за 1897 год он нашёл работу Г.И. Тенфильева «Физико-географические области Европейской России», где учёный разделил Россию (включая Польшу и Финляндию) на четыре области, исходя из почвенных условий (особенно — выщелочности почвы!) и растительных покровов.

Так Иван впервые открыл для себя, что живёт на лучшей земле во всей великой России. Полоса тундры, входящая в северную область, включала в себя торфянобугристую, песчаную, глинистую и каменистую почвы. Потом шла полоса болот и тайги, затем — суходолов и смешанных лесов. Там, где остановились ледники, тащившие за собой огромные каменные валуны — памятники тому времени, начиналась южная полоса России.

Области арало-каспийской солонцеватой пустыни, глинистых песков и пустынь, области южного берега Крыма бедны для земледелия. И только древнестепная область южной России, полоса чернозёмная — историческая житница страны. Наверное, все знали об этом, но только специалисты могли определить разновидности чернозёма и его потенциальные возможности. В Воронежской области наряду с чернозёмом можно было встретить и бледноцветные, лессовые почвы, донское предстепье (выщелочный, лесостепной, прерывистый чернозём).

Видимо, поэтому в «Трудах.» за номером четыре от 1898 (через год) Д.И. Рихтером предпринята попытка деления «Европейской России» на двадцать четыре района по уездному принципу. Основными признаками деления Рихтером были приняты физико-географические условия: почва, распределение влаги, климат, растительный покров, культура земледелия, плотность населения. Давался анализ плодородия почвы, описывались условия земледелия и землепользования. Воронежская губерния, по Рихтеру, входила в особый район, прихватывающий Черниговскую губернию и простирающийся до Волги.

Когда Иван притащил оба журнала в институт и показал их своему преподавателю, профессору Снетко, тот посоветовал спрятать их подальше, а ещё лучше — сжечь.

— Молодой человек! Советской науке от царизма ничего не нужно! Вы решили поиграть с огнём?

Марчуков больше никому не показывал свою находку, но в свободное время изучал язык статистики журналов, возвращавшей его в годы, когда Россия экспортировала зерно в Европу.

Так он обнаружил, что Россия успешно торговала зерновым хлебом и мукой, мясом и молоком, животными и птицей, яйцами, прядильными материалами, масличными семенами, жмыхом, сеном и соломой. За 1887 год из России было вывезено сельскохозяйственных продуктов на шестьсот тысяч золотых рублей, по тем временам сумму огромную. Наибольший процент пахотных земель были в Курской (74 %), Тульской(73 %), Воронежской (69 %) губерниях. И эти показатели относились к тому времени, когда не было иной тяги, кроме конной. Чего же можно добиться, имея в коллективных хозяйствах трактора!

В «Трудах.» отмечалось, что в российских городах к тому времени жило двенадцать процентов населения, сто десять миллионов «мужицкого царства» обрабатывали землю вручную.

Но самые полезные сведения Иван почерпнул о почве. Императорское ВольноЭкономическое общество делило почвы Европейской России на две группы: чернозёмные южные и северные. Как утверждалось в «Трудах.», линия, разделяющая эти виды почв, проходила от австрийской границы (Радзивиллов) через Житомир к Киеву, южнее последнего, затем поворачивала на Орёл, Тулу, Рязань, Симбирск и Уфу, следуя изломанному направлению. К югу от этой линии до предгорий Кавказа и астраханских песков простирается чернозём. Здесь преобладают степи, лесов мало или почти вовсе нет, часто ощущается недостаток воды, вследствие чего необходимо разрыхлить верхний слой и навоз запахивать очень мелко, чтобы сохранить влагу в глубжележащих слоях.

Весь последующий текст Иван подчеркнул для себя карандашом:

«.Содержание перегноя в чернозёме колеблется от 4 % до 16 %. Физические его свойства делают его весьма благоприятной почвой для растений, но он имеет существенный недостаток — страдает от засухи».

На карте — приложении к журналу, — обозначающей характеристики почв центрального чернозёмного района, он отметил красным карандашом естественные залежи фосфоритов, ценнейших удобрений для обеднённых почв.

Даже в своём хозяйстве, занимающем не столь обширные области, он столкнулся с различными видами почв. Это лишний раз говорило о необходимости иметь в совхозе свою лабораторию почвоведения и селекции растений. Директор уже оборудовал пустующее помещение под лабораторию, куда в специальных горшочках собрал со своих полей все образцы грунта. Оставалось завести из области реактивы и кое-какие приборы. Победить непредсказуемый климат можно только «районированными» сортами пшеницы, обрабатывая почву по особой технологии, позволяющей сохранять влагу.

Пожелтевшие от времени «Труды Императорского Вольно-Экономического Общества» Иван возил с собой повсюду, но больше никому не показывал.

Откуда в небольшом селе, в доме портного с многочисленным семейством могло появиться столь раритетное издание?

Пётр Агеевич Марчуков принадлежал к сельской интеллигенции, до которой не было дела ни царской, ни советской власти. Такие люди существовали сами по себе, таковыми их делал собственный образ жизни, богопослушание, семейные традиции и извечная любовь к труду. Пётр Агеевич не употреблял спиртного, не курил. Кроме Библии интересовался литературой, читал газеты и журналы.

Среди его клиентов была публика разная: он обшивал, в основном, людей зажиточных, нередко его навещали люди весьма образованные. Один из них, Сем- нитский Демьян Апполинарьевич, захаживал частенько. Поначалу как клиент, затем запросто, по-домашнему.

Семнитский был из тех русских людей, которых называли «подвижниками». На собственные деньги он основал сельскохозяйственную школу-интернат для сельских детей в Ежовке, в пяти километрах от Алешков. По образованию преподаватель истории, Демьян Апполинарьевич живо интересовался агрономией, последние годы работал в попечительском совете крестьянства при Борисоглебской волостной управе.

В один из летних вечеров, за чашкой чая, в доме Марчуковых решилась судьба Ванятки. Ему исполнилось семь лет, и Пётр Агеевич отдал сына в интернат Сем- нитского.

Это решение его было безоговорочным, Марчуков почитал за счастье для Вани находиться под крылом столь образованного человека, методы которого сводились не только к учёбе, но и воспитанию детей трудом на земле.

Сам Пётр Агеевич стремился привить интерес младшенькому к растениям.

— Вот смотри! — говорил он, протягивая к глазам Вани свою ладонь. — Вот маленькие семечки. Их мы посадим весной в землю, там они набухнут от влаги, из них появятся маленькие росточки. Росток поднимется вверх, потянется к солнцу, появятся корешки, которые питают стебель, и он окрепнет, вырастет большим, с красивыми желтыми листами вокруг круглой головы. Эта голова будет поворачиваться за солнцем, чтобы новые семечки росли, вбирая в себя тепло. Вот так из одного семечка появятся много новых. Каждому растению у человека есть своё место, как и всякому семечку.

По такому же принципу было построено обучение в интернате Семнитского. Главное — не заставлять, а пробудить интерес у крестьянских детей, дать им возможность увидеть результаты своего труда, собрать урожай на делянках, возделанных своими руками. Младшие ученики помогали старшим, а результаты их общего труда как нельзя лучше видны были на кухне интерната в виде изобилия всевозможных овощей за столом.