Только что кратко описанные обстоятельства определяют угол зрения, под которым Тимур впервые воспринял Османа Баязида — как нежелательного оккупанта, вторгшегося в ту часть Анатолии, которой когда-то владели ильханы; как несовершеннолетнего сорвиголову, который осложнил завершение великой задачи реставрации монгольского господства. И это именно теперь, когда Тимур пожинал там первые плоды своих усилий: уже в 1387 году, во время трехлетней кампании, Мутаххартен, князь Эрзинджана и постоянный враг Бурхан-ад-дина, заверил Чагатаида в своей преданности. Когда в 1394 году Тимур после взятия Багдада во второй раз вступил в Анатолию, Мутаххартен снова быстро подчинился ему и обеспечил себе господство в своем княжестве4. Тогда Тимур получил этим в свои руки богатый перспективный опорный пункт для захвата новых земель. Разве не было бы лучше всего выставить снова из Анатолии Баязида и Османов, которым завоевания на Балканах принесли славу храбрых борцов за веру, — как раз ссылаясь на то, что султан может умножать свои заслуги перед религией только в Европе, а не здесь, на земле, уже давно ставшей мусульманской?

Приблизительно в апреле 1395 года, после победы над Тохтамышем на Тереке, Тимур приказал сочинить подробное послание Баязиду, содержание которого передано в собрании писем. Как следует из одного замечания, это уже вторая попытка Чагатаида завязать дружеские отношения с Баязидом; миссия, раньше отправленная Мираншахом, не дошла до Османа, так как тот отдавался тогда борьбе за религию на западе. Тимур тоже попытался держать Баязида в курсе всех предприятий, когда он с конца лета 1394 года вел войну против христиан в Грузии, стремясь укрепить плацдарм для борьбы с Тохтамышем5.

До сих пор между ним, Тимуром, и Баязидом, блестящим примером всех борцов за истинную веру, еще не было никакой дружбы. Но слышали, что как на самом востоке вели войну с целью уничтожения заблуждающихся, так и Баязид на западе боролся с отрекающимися от шариата, и триумф ислама стал для него делом, которому он отдавался всей душой. Это в высшей степени похвально, и в той степени, как Баязид боролся за распространение ислама «в западных странах», Бог позволил выпасть на его долю «всякого рода счастья и доказательств милости» — другими словами: «Будь умным и довольствуйся западом!», так как «твоему светлейшему духу открывается следующее: когда Чингисхан стал правителем Ирана и Турана по предназначению не имеющего начала вечно (в бытие) выступающего (космоса), и солнце его счастья взошло на вершину господства, он поделил империи между своими сыновьями. Весь Иран он передал своему сыну Чагатаю, и по его приказам уполномоченные управляли некоторое время страной самым лучшим образом. Однако когда Мункэ взошел на престол... мог свободно решать судьбы империи, послал своего брата Хулагу... в Иран и передал ему ту страну, то он и его потомки царствовали там... и мы долго спорили с ними из-за Ирана, вели часто войны с ильханами. Когда наконец та страна лишилась украшений рода Чингисхана», она оказалась в хаосе, жизнь разрушилась. Это обстоятельство, уверяет Тимур, после долгого совещания заставило чагатайского хана решиться на очередной поход в (только что об этом говорилось) области, первоначально выделенные Чагатаю. Но поход должен был прерваться, когда в 1388 году Тохтамыш напал на страну по ту сторону Окса.

Тимур коротко упоминает о своем большом походе в империю кипчаков; с тех пор к востоку от Волги правил Темир-Кутлуй6, который враждовал с Тохтамышем. Этот Темир-Кутлуй много лет жил в окружении чагатайского хана. Теперь наступил момент завершить то, что должны были отложить в 1388 году, — возвращение Ирана Чингисидам. Владение всем Ираном и несколькими горными странами позволило собрать такое громадное войско, что Тохтамыш и его соратники спасались бегством. Здесь Тимур начинает хвастаться; победа, одержанная в середине апреля 1395 года на Тереке, вовсе не была блестящей7. Очевидно, Тохтамыш пытался, продолжает Тимур, утвердиться на той стороне Днепра, поддерживал же он связи с неверными франками — подразумеваются русские и литовцы 8. Если бы это известие оказалось правильным, то было бы желательно, чтобы чагатаиды продвинулись с востока, а османы с запада в страны севернее Черного моря.

Ловко связал Тимур оправдание своих войн — они должны отвоевать наследие Чингисидов, предназначенное вечным Небом, — с долгом борьбы за веру9; возлагались надежды на совместную выгоду, которая досталась бы Баязиду, только если бы он покинул Анатолию. — И этим он должен утешиться! — Тимур вкрадывается в доверие к султану, раскрывая ему свои планы на ближайшее будущее: как только будет улажено неприятное дело с Тохтамышем, он хочет преподать надлежащий урок тому черкесскому выскочке, похитителю трона Баркуку, который не побоялся взять в плен халифа, а также тому кади из Сиваса, который объединился с черкесом. Повторным приглашением вступить друг с другом в дружеские связи заканчивается письмо Тимура к Баязиду 10.

Осман, правда, не стал поступать на службу к Тимуру. Чагатаиды должны были сами бродить по странам севернее Черного моря, но они не схватили Тохтамыша 11. Несолоно хлебавши, возвратились из Кипчакских степей. Пятилетняя кампания близилась к концу, а у Тимура и его войск больше не было сил осуществить объявленный поход против Баркука12. Но отложить — не значит отменить! В 1399 году Тимур снова выступил на запад. И в этот раз, должно быть, дело дошло до столкновения с Баязидом, так как османы использовали время, чтобы значительно расширить свое влияние в Анатолии. Они осмелились продвинуться далеко вперед в область, которая когда-то принадлежала ильханам. В 1397 году Бурхан-ад-дин пал жертвой покушения — событие, которое Тимур воспринял с радостью13. Но последствия могли ему не понравиться. Нотабли Сиваса, которые уже при Бурхан-ад-дине заставили заговорить о себе как о самостоятельной политической силе 14, обратились к Баязиду, который расширил свои владения в Анатолии за счет значительных частей княжества Караман и за счет области Амасья. В нем они увидели могущественного князя, который мог защитить их город в бесконечных войнах эмиров. Баязид послал своего сына Сулеймана в Сивас. Однако Осман этим не удовлетворился. Смерть Баркука и последующее ослабление мамлюкской империи соблазнили его продвинуться в 1399 году до верхнего Евфрата и занять Малатью, Эльбистан и другие форпосты каирского султаната. Этим он серьезно расстроил планы приближающегося Тимура.

Но семилетняя кампания, которая началась через несколько месяцев после окончания индийской экспедиции, не сразу была нацелена против Баязида: скорее Тимур взял под прицел еще раз Грузию. Лишь год назад он вел войну в Индии, а сейчас покорил со своими войсками так далеко расположенный Кавказ — достижение, па которое вряд ли был способен сам Александр, говорит Шами15. Зиму 1399-1400 годов Тимур провел, как уже было не раз, в области Карабаха. Как только ослабли суровые морозы, на собрании совета решили напасть на грузинского князя, который предоставил убежище сыну Ахмада Увайса. Для Тимура речь шла, как и раньше, об исключении тех возможных претендентов, которые могли бы помешать его делу восстановления чингисидского господства. Казалось, он еще не хочет померяться силой с Баязидом. Впрочем, он принял Мутаххартена из Эрзинджана, который заверил его в своей неизменной верности16. Анатолийские дела, должно быть, Тимур тоже в то время не выпускал из поля зрения. Они развивались совсем не так, как ему хотелось бы. Баязид теперь совершенно открыто объединился с теми, кто больше всего мешал планам Тимура: с Ахмадом Увайсом, Джелаиридом, который не хотел терять княжество, взятое его отцом из наследства ильханов, и с Кара Юсуфом, предводителем туркменов «Черного барана», которые заняли Тебриз в первый раз, когда Тимур в 1388 году неожиданно поспешил назад в Ма-вераннахр. Именно Кара Юсуф летом 1395 года победил того самого Атламиса, чагатайского коменданта Авника, которого взяли в плен и выслали в Каир17, — как раз в то время, когда «господин счастливых обстоятельств» безрезультатно преследовал спасающегося бегством Тохтамыша! Теперь, четыре года спустя, Кара Юсуф сообщил османскому султану, что «проклятый Тимур» снова прибыл из Турана в Иран и присвоил себе ханат, основанный Хулагу; пусть Баязид поручит эмирам на своей границе быть очень бдительными; он, Кара Юсуф, хочет остановить чагатаидов; война против Тимура важнее борьбы против неверных. Баязид велел ответить, что нужно разбить ту «злую собаку»; Кара Юсуф должен привлечь к себе в союзники князей Ширвана, Гиляна, Курдистана и Луристана18.