— Значит, вы вышли в отставку? — спросил Адам, разрезая фирменный ростбиф.

— Да. Отслужил двадцать лет в Индии, а пролетели они как мгновение.

Бентли вышел в отставку в чине полковника, получив несколько медалей и орден, набрал двадцать фунтов веса с тех пор, как Адам видел его последний раз, а в его черной бороде появилась теперь проседь.

— Что вы собираетесь теперь делать?

— Ах, Адам, я почти об этом не думал. Возможно, я где-нибудь найду себе коттедж и стану выращивать розы, хотя это и не так увлекательно после Каунпура и Нана Саиба.

— Согласились бы вы эпизодически работать на меня? Вам бы пришлось два раза в год ездить в Америку.

— В Америку? — Бентли поморщился.

— Соглашусь с вами, что это не так экзотично, как Каунпур, но мне говорили, что климат там лучше. Понимаете, у меня там живет дочь, более конкретно — в Нью-Йорке. Это моя… родная дочка, если вам понятно, что я имею в виду.

— Кхе. Да, понимаю.

— Мы… э… пытаемся, понятно, особенно не распространяться об этом. Ее мать очень дорогой для меня человек, как и сама Аманда. Я буду оплачивать две ваши поездки в Нью-Йорк в течение года, а вы будете проверять, все ли у них в порядке. Ее мать вторично вышла замуж за мужчину, которому принадлежит универмаг, и похоже, что они счастливы. Но я хотел бы не выпускать их из вида. Я подумал, что, может быть, вы мне поможете в этом.

— С удовольствием, Адам.

— Прекрасно. Мой лондонский агент удалился от дел и я все свои деньги перевел в компанию «Куттс».

— Этот банк обслуживает королевскую семью?

— Да, думаю, что он надежный. Когда я возвращусь из Манчестера, я дам вам детальные инструкции.

— Вы едете в Манчестер?

— Завтра утром. Об этом я тоже хотел бы поговорить с вами.

«Виктория и Альберт» располагался на окраине Манчестера и предназначался для рабочего люда, жившего вокруг. Выдался холодный, ветреный день. Адам вошел в мрачную забегаловку, где несколько мужчин пили пиво за деревянным столом. Адам, небритый и в грязной одежде, подошел к стойке бара и заказал себе пива.

— Вы здесь новенький, — заметил дородный бармен, наливая из бочки высокий стакан.

— Совершенно верно. Ищу работу на здешних фабриках.

— Ну, удачи вам, приятель. Насколько мне известно, сейчас никого не берут. Особенно здесь. Кто-то сказал, что нужен дворник в Мэндевиле, но вас они не возьмут.

— Чем же я нехорош?

— Вы слишком старый. — Адаму было всего двадцать четыре года. — К тому же только дурак согласится там работать.

— Почему?

— У этого места плохая репутация. Старый плут Белладон здесь устраивает показуху, но на других своих фабриках выматывает рабочих до изнеможения, а Мэндевиль, как говорят, самое скверное место из всех. С вас шесть пенсов.

Адам вынул из кармана мелочь и аккуратно отсчитал шесть пенсов. Бармен смотрел, как тот подает ему мелкие монетки.

— Вы очень аккуратно обходитесь с деньгами, верно?

— У меня их не так много, чтобы транжирить.

— Вы говорите, как человек из Йоркшира.

— Правильно, я оттуда. Расскажите мне побольше о мистере Белладоне. Вы сказали, что тут он устраивает показуху. Что вы имеете в виду?

— Послушайте, Горас Белладон — председатель организации производителей, верно? Поэтому когда какой-нибудь навозный жук прилетает сюда из Лондона, чтобы взглянуть что и как, Белладон везет его на здешнюю фабрику, где все чин-чином, все опрятно, у ткачей розовые щечки и приличная зарплата. И навозные жуки улетают обратно в Лондон и представляют там Гораса Белладона чуть ли не святым! Потому что этих шалопаев тут просто ослепили, понятно? Можно смело держать пари, что они и глазом не взглянули на другие фабрики. Особенно на ту, что в Мэндевиле.

— Вы представляете Мэндевиль чуть ли не исчадием зла. — Адам специально вставил слово «исчадие», потому что вычитал его в поэме Уильяма Блейка. Он правильно предположил, что бармен не читал этой вещи.

— Вот именно, приятель. Точнее не скажешь. — Он наклонился и понизил голос, его красное лицо приняло зловещее выражение. — Дурное место.

— Что же там дурного?

В забегаловку вошел бородач.

Бармен выпрямился и начал протирать стаканы.

— Не знаю, парень, — вдруг сменил он тон ответов. — И даже если бы я знал, то не стал бы, как дурак, рассказывать вам.

Бородач подошел к стойке бара.

— Добрый день, мистер Гриви, — приветствовал его бармен, подхалимски улыбаясь. — Того же самого?

Вошедший сел на стул рядом с Адамом и с любопытством взглянул на него.

— Того же самого.

Высокий мужчина ростом выше шести футов выглядел таким здоровым, что, казалось, мог скрутить быка. У него были темно-карие глаза, один глаз искусственный, поэтому было затруднительно определить, в какую сторону он смотрит.

— Этот парень ищет работу, — сказал бармен. — Мистер Гриви работает у Белладона. У него более точные сведения.

— Есть ли у вас какой опыт? — спросил Гриви.

— Нет, сэр.

— Я сказал ему, что ищут дворников в Мэндевиле, — добавил бармен.

Мистер Гриви стрельнул в бармена взглядом, потом повернул свои несогласованные глаза опять на Адама.

— Вы хотите поработать дворником? — спросил он.

— Мне не до выбора, сэр. Соглашусь на любую работу, которая подвернется.

Мистер Гриви некоторое время изучающе смотрел в лицо собеседника, как будто пытался что-то высмотреть. Потом заключил:

— На вид вы крепкий парень. Обратитесь к мистеру Хоксвуду на фабрике. Скажите ему, что вас послал мистер Гриви. Он займется вами.

— Вы очень добры, сэр. Ценю вашу помощь. Благодарю вас.

Адам допил пиво, вытер рукавом рот.

— У станции Бартоломью в три часа останавливается рейсовый дилижанс, — сообщил мистер Гриви, все еще глядя на Адама.

— Не могу позволить себе ездить на дилижансах, сэр.

— Тогда как же вы туда доберетесь?

— Мне придется пройтись пешком.

Когда он выходил из забегаловки, мистер Гриви не спускал с него здорового глаза. Когда же Адам вышел на улицу, он сказал скорее себе, чем бармену:

— Клянусь, я видел раньше этого человека.

Алекс Синклер подал черную бархатную коробочку с надписью «Тиффани и К°» своей жене.

— Со счастливой годовщиной, дорогая, — поцеловал он ее.

— Годовщиной? Какой же годовщиной?

— Мы поженились ровно четыре месяца назад. Неужели ты забыла?

— Алекс, ты просто сумасшедший, — рассмеялась она, но открыла коробочку и ее смех сменился восхищением. В коробочке лежало прекрасное ожерелье из бриллиантов и изумрудов. — Алекс! — восторженно произнесла она. — Неужели для меня?

— Нет, для кухарки. Конечно, я понимаю, что деньги тебе безразличны, но иногда они имеют свои преимущества.

Он вынул ожерелье из коробочки и надел ей на шею. Она сидела у туалетного столика в главной спальне дома на Пятой авеню. Она только что приняла ванну и была одета в банный халат, когда вошел муж и удивил ее подарком. Драгоценные камни казались холодными на голой коже.

— Господи, — прошептал он, наклоняясь над ней. — Эти камешки на твоих грудях действительно могут свести меня с ума. Сними свой халат. Я хочу близости с тобой, когда на тебе ничего нет, кроме ожерелья.

— Но мы договорились — «минутных» вальсов больше не надо. Через час мы должны быть на ужине, а тебе еще надо переодеться.

— К черту ужин. — Он запустил руки под ее халат и сжал груди. — Знаешь, во сколько мне обошлось это ожерелье? Я заслужил некоторого удовольствия…

Она оттолкнула его и поднялась.

— У тебя удивительная способность говорить, что не надо. — Она сердито отстегнула ожерелье. — Алекс, купить ты меня не можешь. Я не продаюсь.

Она бросила ожерелье на кровать и пошла в ванную комнату. Он подбежал к ней, схватил за кисть.

— Ты все еще любишь его, правда?! — выкрикнул он. — Ты все еще любишь Адама?

Она вздохнула.

— Ах, какое это имеет значение?