Изменить стиль страницы

Они начали пробираться вперед по рву, обдирая ноги об ивовые корни, кровавя пальцы о жесткую траву и прутья, увязая в чавкающих болотцах. Андраши пробовал их уговаривать, девушка плакала, но они не слушали и заставляли их ползти на юг. Через час они достигли конца рва и вновь оказались среди полей, но уже за Сушацем и Сишацем. Тьма вокруг стала теперь прозрачней, предвещая полную луну в звездном небе. Близилась полночь. Шесть миль за два часа. Это было мало.

Они остановились, чтобы обсудить, как идти дальше.

Митя сказал:

— Ник, объясни им про Емельянов Двор.

Он стиснул руку Андраши и заставил его слушать. Он положил ладонь на плечо девушки и ощутил холодный пот, пропитавший ее блузку. В звездном свете их лица были как два темных круга.

— Слушайте! — шептал он. — Мы должны пробраться мимо этого места, и теперь же. Другого пути нет. И пойдем по мосту, потому что иначе надо будет перебираться через канал вплавь. А плыть бесшумно мы не сможем. Да и в мокрой одежде быстро не пойдешь, Вы поняли? Все поняли?

По телу девушки под его ладонью пробежала дрожь.

— Мне на вас плевать. Но вы пойдете тихо, как привидения, поняли? И на мосту — ни единого звука. Не то вас убьют. А нам этого не нужно. Во всяком случае, пока. — Он задохнулся, глядя на их безмолвные лица.

Они пошли дальше. У них не было никаких ориентиров, кроме звезд. Но хватит и звезд. Он много раз находил дорогу по звездам. Найдет и теперь.

Эти двое между ним и Митей были как глухонемые. Как мертвецы, но только они хрипло дышали и спотыкались. Он оглянулся и прикрикнул на девушку:

— Вы что, не можете идти по-человечески?

Но она опять споткнулась и упала на него. Он подхватил ее и почувствовал мягкую упругость ее тела.

— Черт бы вас побрал! — прошептал он. — Мы ведь вашу жизнь спасаем, не чью-нибудь, так чего вам еще надо?

Поле осталось позади, вокруг тянулись кусты, темные и колючие. Над плоской тарелкой земли поднималась луна. Она плыла по небосводу, как нелепый кошмар, стирая звезды. Они заблудились. Они заблудились около двух часов ночи. И выхода не было.

— Иди на юг, Ник, — сказал сзади Митя. — Иди прямо на юг.

Он пошел на юг, если и не прямо, то достаточно точно. Их терзали сомнение и неуверенность. Но они все-таки вышли к каналу — широкому и полноводному, как и говорил Станко.

— Поплывем, — решил он. Но Митя не согласился.

— Нам нужно найти Емельянов Двор, чтобы ориентироваться, Ник, не то мы проплутаем по равнине до света.

— Уже поздно искать мост.

— Может быть, — поколебавшись, согласился Митя. И он собрался соскользнуть с берега в воду, но Митя схватил его. На той стороне канала из мрака возникли люди. Распростершись на земле, они следили за патрулем: шесть-семь солдат, горбясь, прошли напротив них и скрылись в ночи. И они не рискнули плыть через канал, а повернули по берегу вправо, выглядывая Емельянов Двор. Было уже почти три, когда впереди вырисовались его бесформенные очертания. Они опять остановились.

— А если на мосту часовой? — спросил Андраши, который давно уже ничего не говорил. — Лучше вернуться.

Они словно не услышали его.

— Подожди меня здесь, Ник, — хрипло сказал Митя.

Он скрылся среди теней. И не возвращался очень долго — так по крайней мере им казалось. В конце концов он вынырнул из темноты.

— Так был там…

— Идите, и побыстрее, — коротко распорядился Митя.

Шагая за Андраши, Том почувствовал под ногами ровную поверхность плотно утоптанной дороги. Высоко в стене желтым прямоугольником светилось единственное окно. Где-то вдалеке словно бы слышалась музыка. Они пошли за Митей по доскам моста, и чернота под их ногами ненадолго растворилась в смутных отблесках. Они торопливо, на цыпочках обошли тело часового. Потом мост остался позади, и следом за Митей они пошли через равнину, простиравшуюся за каналом.

До железной дороги оставалось не больше десяти миль. И еще можно было успеть. Как они ни задержались, они еще могли перебраться через нее до зари. Но примерно через час Том понял, что они снова сбились с пути. Он прошел вперед, огляделся, сделал еще несколько шагов и остановился. Они застыли как статуи в настороженной мгле. Вокруг не было ничего — только немая равнина, чуть озаренная светом луны, уже заходящей за южный горизонт.

— Мы не можем идти дальше, — сказал Андраши, собрав остатки прежнего достоинства.

Он пропустил его слова мимо ушей. В Емельяновом Дворе, конечно, уже знают, что по мосту кто-то прошел. На заре их начнут разыскивать конные патрули.

— Наверное, мне надо было прикончить часового, — словно продолжая его мысль, сказал Митя. — Но надежда все-таки есть. Они ведь не могут установить, с севера мы шли или с юга. И наверное, решат, что мы шли с юга. Ведь они считают, что Плаву Гору они от нас полностью очистили. И если мы сумеем уйти подальше…

— Милован сказал, — перебил он, — что, пройдя Емельянов Двор, надо держаться чуть западнее. Свернуть с дороги.

— Мы и свернули.

— Да, но Милован сказал, что западнее мы выйдем на тропу, которая ведет за железнодорожное полотно в леса Грка. — Он повернулся к Марте. — Ну, как вы?

Страх бывает источником силы.

— Если идти еще далеко, нельзя ли мне попить? — спросила она.

— Мы поищем воды. А пока идемте.

Еще через полчаса, шагая по плоской равнине примерно на юг, но чуть западнее, они заметили над темной землей силуэт колодезного журавля. И устроили свой первый настоящий привал за все это время. Том нащупал деревянную бадейку, опустил ее в колодец и тянул веревку вниз, пока бадейка не погрузилась со всплеском в неподвижную воду. Вытягивая веревку, он видел, как далеко внизу лунный свет разбегается мелкой рябью. Из колодца тянуло запахом мха и гнили, но влажный воздух из недр земли омывал его лицо чистой свежестью. Вдруг ощутив необычайную бодрость, он выпрямился, продолжая тянуть веревку. Когда бадейка поравнялась с верхним краем сруба, он подхватил ее под разбухшее днище и накренил навстречу наклоняющемуся лицу девушки. После нее он напился сам. Вода отдавала застойной затхлостью равнин.

— Но в общем, годится.

Она снова наклонилась, но он положил руку ей на плечо.

— Смотрите не опейтесь.

Она погрузила лицо в бадейку, и ее темные волосы веером разошлись по серебряной лунной воде. Подняв голову, она повернула к нему белое лицо, поблескивающее в смутном свете. Он отпустил бадейку и задел рукой ее бедро. Митя оттолкнул его.

— Дай-ка мне, Ник.

Они сидели у колодца и отдыхали. До железной дороги оставалось не больше четырех миль. Но и это было слишком далеко.

— Мы должны переждать тут.

Андраши сказал то, что они знали и без него.

— Да, нам надо было не идти, а бежать. Так почему же вы не бежали?

Они пошли дальше, выглядывая место, где можно было бы укрыться до новой ночи. Луна уже закатилась, одна за другой гасли звезды, а небо на востоке, рассеченное и обагренное языками неведомого пламени, уже розовело, встречая день. Они перекидывались замечаниями об этих огненных вспышках на востоке. Где-то в стороне Белграда, милях в тридцати отсюда, не больше, бушевала ожесточенная битва. Но к ним она словно бы не имела никакого отношения.

В конце концов им пришлось опять остановиться, а до железной дороги по-прежнему было далеко. И тут его вдруг охватило отчаяние. Он уже не сомневался, что все их усилия сведутся к жалкой неудаче. Он шел, опустив голову, еле передвигая ноги, от недавнего прилива бодрости не осталось и следа. Теперь вперед их гнал Митя. Словно у него с Митей на двоих был один общий запас ожесточенной решимости, который оставался неизменным и только переходил то к одному, то к другому. Теперь была очередь Мити. Теперь Митя безжалостно гнал их вперед, толкал кулаками в спину, осыпал бранью, ни на секунду не позволял остановиться.

Так они добрались до крестьянской усадьбы, темневшей кубиками строений на пустой равнине. И снова Митя пошел вперед, но на этот раз он вернулся быстро. Тут никого не было. От сожженного дома осталась груда развалин.