Честно говоря, возражения Сгрутинского не кажутся мне слишком убедительными. Начну с отряда еврейской самообороны. Мы ведь не знаем, откуда люди УПА узнали о его существовании. Попали в руки бандеровцев проводник Самуил Эрлих или о посещении отряда Оиле Баума было написано в отчете Кузнецова? Возможно, Эрлих, спасая своих товарищей, мог указать неправильное место дислокации отряда. Бойцы УПА, как известно, беспощадно расправлялись как с поляками, так и с евреями. Если верна эта версия, то Эрлих, скорее всего, попался в руки бандеровцам именно на Волыни и значит именно туда направлялись Зиберт и его спутники. Если же точное место дислокации людей Баума было указано в кузнецовском отчете, то водить за нос собственное начальство обер-штурмбанфюреру Витиске не было никакого смысла. Он же сам предлагал выторговать у украинцев бумаги Зиберта, а попади они в руки Мюллера или Прютцмана, обман тотчас же раскрылся бы. Думаю, что точного места, где они встретили Баума, Кузнецов в отчете из осторожности указывать не стал, и украинские повстанцы вымышленные показания Эрлиха приняли всерьез.

И уж совсем непонятно, зачем Витиске надо было обманывать Мюллера, сообщая о месте гибели русского разведчика? Неужели опять-таки только для того, чтобы показать наличие отрядов УПА не на своей, а на чужой территории? Как будто в Берлине не знали, что бандеровцы действуют как на Волыни, так и в Галиции. И зачем руководству УПА надо было обманывать немцев, называя ложное место гибели Зиберта? Ведь и у Боратина в апреле 1944-го уже шли ожесточенные бои вермахта с наступавшими советскими войсками, а проверить сообщение украинцев люди Витиски все равно не смогли бы, да и не стали бы.

Все эти элементарные соображения почему-то не пришли в голову Струтинскому. Он продолжает:

"Однако и этот факт (гибель группы Кузнецова в районе Верба, Белгородка. - Б. С.) подлежал проверке. В названный район был командирован Иван Ильич Дзюба, которому при помощи работников Дубновского райотдела комитета государственной безопасности товарищей Кравца и Ярового удалось выявить несколько бывших бандитов (так автор именует бойцов и командиров УПА. - Б. С.), действовавших в тот период в районе сел Птыча, Великая Мильча и Белгородка. От них были получены сведения о том, что примерно в середине февраля 1944 года бандбоевка в ночное время столкнулась у села Белгородки с проходящим отрядом советских партизан. В завязавшейся перестрелке банда потеряла убитыми трех человек. Эти трое дезертировали из дивизии СС "Галичина" и были одеты в форму военнослужащих немецкой армии. Было установлено, что они похоронены на кладбище села Великая Мильча и что при погребении присутствовал священник. Отыскался и священник. Им оказался Ворона Иван Семенович, служивший в церкви села Птыча. В беседе с Дзюбой он посвятил нас в подробности:

- Ночью приехали за мной вооруженные люди. Тогда расспросами запрещалось заниматься, и я повиновался, совершенно не зная, куда меня везут. Меня доставили на кладбище села Великая Мильча. Здесь уже было несколько, видимо, местных крестьян, а у свежевырытой могилы стояло три гроба с покойниками в форме немецких военнослужащих. Я произвел положенный обряд, и они были погребены.

От жителей села Великая Мильча стало известно, что на могилу в послевоенные годы приходили женщины из соседних сел, оплакивали погибших, но кто были эти женщины и где они проживают - никто не мог сказать.

Таким образом, все свидетельствовало о том, что оуновские главари дезинформировали своего шефа Витиску (оберштурмбанфюреру, наверное, и в страшном сне не привиделось бы, что его сделают главкомом УПА! - Б. С.) и умышленно вместо Боратина указали Белгородку - Вербу! Их можно было понять: чуяли, что час расплаты близок, и заметали следы".

Послушать Струтинского - руководство украинских повстанцев только тем и занималось, что дезинформировало всех и вся. Но многое понять здесь очень трудно. Получается, что руководство УПА всеми силами старалось скрыть факт нападения одного из своих отрядов на советских партизан в районе Белгородки и гибель в том бою трех дезертиров из дивизии СС "Галиция". Для этого зачем-то потребовалось заменять трех перебежчиков на трех советских агентов в немецкой форме, да еще сообщать об этом немцам - уж не с расчетом ли, что после поражения Германии документ попадет к чекистам?… Что же, убийство Кузнецова и его товарищей, с их точки зрения, советская власть сочла бы преступлением менее значительным, чем нападение на советских партизан?

В рассказе Струтинского есть еще немало несообразного, загадочного. Почему, например, в том бою с партизанским отрядом у УПА погибли только люди в немецкой военной форме и не был убит ни один бандеровец, одетый в гражданское или в польский мундир? Почему дезертиры не сняли с себя погоны и петлицы? Ведь в сумятице боя свои могли принять их за немцев и подстрелить? А если перебежчики избавились от погон и петлиц, то почему Струтинский дважды повторяет, что они были одеты в немецкую военную форму, а не в мундиры без знаков различия? Почему, наконец, коль после войны могилу посещали близкие погибших, они не поставили ни креста, ни фанерного со звездочкой обелиска с именами тех, кто похоронен? Могила осталась безымянной.

Я бы на месте Струтинского серьезно заинтересовался этим захоронением на кладбище в Великой Мильче. Ведь совпадений слишком много: и место то самое, что фигурирует в немецких документах, и погибших в немецкой форме трое - ровно столько, сколько было в группе Кузнецова. Кстати, гауптман Зиберт и его спутники были одеты в армейскую форму, как и неизвестные, похороненные в Великой Мильче, тогда как бывшие солдаты дивизии " Галиция" должны были носить эсэсовскую форму. Но в полевых условиях мундиры СС и вермахта различались только петлицами и местные жители о такой детали едва ли могли знать… Тем не менее, мне кажется, что у Струтинского были какие-то серьезные основания заняться именно безымянной могилой на сельском кладбище, добиться эксгумации останков и постараться определить, есть ли среди них останки Кузнецова, Белова и Каминского. Свидетельство представителей УПА о расстреле Зиберта и его соратников на территории, уже занятой советскими войсками, Николая Владимировича почему-то совершенно не устраивало. Возможно, и мифическую стычку бандеровцев с советскими партизанами он отнес к середине февраля только потому, что в марте у Белгородки уже были части Красной Армии и отряды УПА отошли дальше на запад от линии фронта, чтобы не оказаться между двух огней. Струтинский упрямо держался за Боратин. Вот как, по его словам, развивались события дальше:

"…Наконец мы пришли туда, где, по данным следствия, должны быть захоронены останки Николая Кузнецова, погибшего в хате Голубовича. Площадь, которую пришлось нам исследовать буквально по метру, занимала около двух гектаров. И лишь после долгого, упорного труда нам удалось определить примернее место захоронения на площади примерно до десяти квадратных метров. На этих десяти квадратах так же густо зеленела молодая поросль, сплетались травы, так что никаких признаков могилы не было и в помине.

Иван Дзюба и Михаил Рубцов с недоверием поглядывали на щуплого человека, который привел нас на это место. Но тот твердо стоял на своем.

Еще и еще раз мы осмотрели место, прозванное урочищем Кутыкы Рябого, и не могли отвязаться от одной и той же мысли: почему захоронили Кузнецова на насыпи, над канавой, а не в самой канаве? Ведь это было 9 марта. Тогда здесь лежал снег, стояли морозы. Проще было закопать тело в канаве. Зачем было бандитам рубить мерзлую землю на насыпи? Нет, здесь что-то не так. Как бы эти "друзья" не направили нас по ложному следу… Последняя провокация была, когда следственные мероприятия привели нас в село Боратин и, в частности, к месту захоронения останков Кузнецова в урочище Кутыкы Рябого, и мы с Дзюбой и Рубцовым приступили к обследованию местности. В селе был пущен слух о том, что якобы одна женщина лично видела, как ранней весной 1944 года с советского самолета был убит за селом немецкий офицер, и он похоронен именно в том месте, которое мы обследуем.