Как профессиональный поселенец Смит полагал, что бесцельно и даже безумно отправляться осваивать новые края с женщиной, не способной к деторождению. Незачем идти на такое дело несовместимой паре, поправился он мысленно. Однако и его собственные способности к деторождению не имели возможности подтвердиться в течение лет пятидесяти. Обдумывая все нюансы, он проверил материалы о родителях Доры в медицинских картах, кое-как хранившихся у Краусмейера, и не нашел там ничего настораживающего. Он заранее беспокоился, поскольку вдали от людей бывает трудно справиться даже с такой простой вещью, как несовместимость по резус-фактору. Однако, насколько это позволяли установить ограниченные возможности корабля и колоний, все оказалось в порядке, а Дора скорее всего забеременела через двадцать минут после их неформального бракосочетания в седлах на спинах мулов.
У Смита мелькнула мысль, что Дора могла забеременеть и раньше, но он не обратил на нее особого внимания. Смит не сомневался, что кукушки подкладывали яйца в его гнездо не реже раза в столетие, и к таким «своим» детям старался проявлять особую любовь, а язык держал за зубами. Смит позволял своим женщинам лгать и никогда не уличал их в обмане. Однако он считал, что Дора на подобное не способна. Если бы она была беременна раньше и знала об этом, то просто предложила бы ему проститься таким своеобразным способом — но она-то просила ребенка.
Ничего. Если милашка успела оступиться и даже не догадалась об этом, она еще родит от него хорошего ребенка. Сама-то она обнаруживала признаки настоящей породы. Смит пожалел, что не знал Брендонов. Они держались особняком, и, по словам Элен, их дочка была разборчивой, Дора не стала бы лезть в постель к мужчине просто ради забавы, потому что подобные отношения считала серьезными. Смит не сомневался, что забеременеть от неподходящего человека Дора могла, лишь покорившись насилию… Только после этого насильнику до конца дней своих суждено было бы петь тонким голосом, поскольку дядя Гибби в свое время обучил ее кое-каким грязным штучкам.
Беременная свинья была теперь календарем Смита. Если им не удастся достичь места, пригодного для обзаведения домом, к тому времени, когда свинья вымечет поросят, придется поворачивать назад, в тот же самый день, не колеблясь и без сожаления, поскольку истечет половина беременности Доры, и они как раз успеют вернуться в Сепарацию, к людям.
Свинья ехала у задней стенки второго фургона привязанная, чтобы не упала. Псы рысили возле фургона или под колесами, гоняли прыгунов и других зверей. Кошки делали то, что им заблагорассудится, как и положено их породе: они шли или ехали, когда это их устраивало. Коза с козлом держались поближе к колесам, козлята выросли уже настолько, что могли подолгу идти, однако им позволялось ехать, когда они уставали. Услышав долгое «ме-е-е-е-е» мамаши козы, Смит останавливался и вручал усталого «ребенка» Доре. В двойной клетке над «свиным» уголком жаловались на жизнь цыплята. У свободных мулов не было никаких обязанностей, они должны были только приглядывать за прыгунами. Бак же распоряжался походом: он выбирал путь, командовал мулами и передавал им распоряжения Смита. Свободные мулы сменяли тягловых; лишь Бак никогда не шел в упряжке. Попали в упряжь и Бетти с Бьюлой. Им пришлось смирить свою гордость: их благородиям, кроме седла, ничего не полагалось, и они это знали. Но Бак серьезно «побеседовал» с ними, брыкнул, куснул — и, притихнув, кобылы принялись за дело.
Поводьев не требовалось: пара длинных вожжей была привязана к двум первым мулам и через кольца на ошейниках следующих за ними животных тянулась к сидению фургона, где поводья обычно привязывали, никто не держал их в руках. Хотя жеребцов в караване было немало, мулы подчинялись только Баку. Смит задержался в Сепарации и потратил почти целый день, чтобы обменять сильного широкогрудого жеребца на молодого и не такого крепкого, потому что крепыш не желал повиноваться Баку. Бак был готов выяснить отношения в драке, однако Смит не мог позволить старому мулу так рисковать; ему был необходим ум и опыт Бака, и он не хотел, чтобы старый жеребец потерпел поражение и оказался побитым.
Собственно, в случае неприятностей поводья и не помогли бы. Если бы мулы запаниковали и бросились бежать — что было маловероятно, но все-таки возможно, — двое людей не смогли бы удержать их, будь у них множество вожжей. Смит мог в любой момент пристрелить свою ведущую пару, и тогда оставалось надеяться, что фургоны не перевернутся и мулы не переломают себе ноги, спотыкаясь о трупы. Но Смиту хотелось добраться до места со всем своим стадом. Он рассчитывал сохранить примерно 80% от общего числа животных, в том числе по племенной паре каждой породы. Но даже если ему удастся довести туда лишь тягловых мулов с фургонами и хотя бы одну племенную пару да двух коз, он знал, что и это можно будет считать победой — тогда они сумеют выстоять и побороться за жизнь.
Все зависело от числа мулов. К концу путешествия оно могло сократиться до четырех — тогда можно вернуться, прихватив с собой один фургон. Но если количество мулов уменьшится до дюжины еще до Безнадежного перевала, придется поворачивать назад.
И немедленно. Оставить один или даже оба фургона, выбросить все, что нельзя увезти назад, заколоть всех животных, которые не смогут выжить без посторонней помощи, ехать налегке — и пусть запасные мулы бегут рядом, неразумные ходячие кладовые. Даже если хромой Вудро Уилсон Смит вернется в Сепарацию пешком, а его жена на муле, после выкидыша, но живая, — это не будет поражением. У него останутся руки, голова и сильнейшая из человеческих мотиваций — необходимость заботиться о жене и кормить ее. Через несколько лет можно будет снова попытаться пройти Безнадежным перевалом, избежав тех ошибок, которые он допустил в первый раз.
А пока он был просто счастлив, и богатству его можно было позавидовать.
Смит привстал на сидении фургона.
— Эй, Бак! Время ужинать.
— Дремя ушина, — повторил Бак, а затем громко крикнул: — Дремя ушина! Шкоро чер! Шкоро чер!
Ведущая пара мулов повернула налево.
— Солнце еще высоко, — сказала Дора.
— Да, — отозвался ее муж, — поэтому я велел им остановиться. Солнце высоко, жарко, мулы устали, вспотели, проголодались, им хочется пить. Я хочу, чтобы они попаслись. Завтра мы подымемся до рассвета и с первыми лучами солнца отправимся в путь, чтобы пройти как можно больше, прежде чем станет чертовски жарко. Потому будет еще одна ранняя стоянка.
— Я не спорю, дорогой, мне просто хотелось знать почему. Откуда училке знать то, что должно быть известно жене поселенца.
— Понимаю, поэтому я и объясняю. Дора, всегда спрашивай, если чего-нибудь не понимаешь, ты все должна знать. Потому что, если со мной что-нибудь случится, все ляжет на твои плечи. Только не задавай вопросы под руку.
— Попытаюсь, Вудро, я попытаюсь. Мне самой жарко и хочется пить, а эти бедняги, наверное, совсем изнемогают. Если я тебе не нужна, позволь я их попою, пока ты распрягаешь.
— Нет, Дора.
— Но… извини.
— Черт, я же сказал — сперва спрашивай. Я как раз собирался объяснить. Сперва мы дадим им часок попастись. Они поостынут, а поскольку хотят пить, то станут искать зеленую травку под высокой сухой травой и хоть немного утолят жажду. А я тем временем собираюсь выяснить, сколько у нас воды. Я знаю, что мы и так экономим воду. Но это следовало сделать еще вчера. Адора, видишь темное зеленое пятно, как раз возле ущелья? Мне кажется, там есть вода, несмотря на то что вокруг сухо. Будем молиться, чтобы так оно и оказалось. Я не рассчитывал обнаружить на этом участке воду. Возможно, последний день или чуть побольше нам придется провести без воды. Я не имею в виду мулов, которые не могут долго переносить жажду; человек немного выносливее.
— Вудро, неужели дела так плохи?
— Да, дорогая. Потому-то я и изучал фотокарты. Самые подробные. Мы с Энди сделали их давным-давно, когда исследовали эту планету, но тогда в этом полушарии была ранняя весна. Кое-что для меня снял и Зак, но «Энди Джи» не изыскательский корабль, на нем нет необходимых приборов. Наверное, я выбрал этот маршрут, потому что он показался короче. Но все русла, которые мы пересекли за последние десять дней, оказались сухими. Я ошибся, и, возможно, в последний раз.