Стивен был старше Зари на полтора года и хотел стать юристом, как и его отец. На следующую осень он собирался поступить в университет и хотел, чтобы Заря поехала с ним уже как его жена. Происходя из состоятельной семьи, он мог содержать их обоих и говорил, что слишком любит Зарю, чтобы оторваться от нее на время учебы. Хотя до сих пор Заря еще не дала ему окончательного ответа, она была полна решимости принять его предложение.

— Я люблю его, Гроза, — призналась сестре Утренняя Заря.

— Тогда в чем же дело? — спросила Гроза, отвлекаясь от своих мрачных мыслей.

— Я не уверена, что хочу уехать отсюда и жить в чужом городе. Ты же знаешь, какая я робкая.

— Ты найдешь там друзей, Заря. Ведь все, кто тебя встречают, сразу же проникаются к тебе любовью.

— Кроме… — Заря остереглась произнести имя Роджера вслух, но по мрачному выражению, проскользнувшему у нее в глазах, Гроза поняла, кого она имеет в виду.

— Зачем ворошить прошлое? — сказала Гроза. — Ты знаешь Стивена с детства. Он тебя обожает и готов сделать для тебя все, что ты пожелаешь. Он никогда не причинит тебе боль. Вы ведь всегда были друзьями. Разве ты ему не доверяешь?

— Конечно, доверяю, — нахмурила брови Заря, — но я не уверена, что смогу быть такой женой, которая ему нужна. Ведь мужчины придают такое большое значение физической стороне брака, а я боюсь, что не очень для этого подхожу.

Гроза покачала головой, зная, что ее сестра должна преодолеть страхи, которые вселил в нее Уиткинс.

— Роджер, — плохой пример. Ведь любовь — это не боль и страх, а чудо, которое невозможно описать. — Она грустно вздохнула: молодое тело не забыло долгие ночи страсти, проведенные в объятиях Вольного Ветра. Ей не хватало его губ, нежно целовавших ее, и его гибкого тела, тесно прижимавшегося к ее телу.

— Занятие любовью может быть одним из самых прекрасных занятий, которое только знает женщина, а когда от этой любви рождается ребенок, она испытывает полное счастье.

— Надеюсь, что ты права, но ведь тебя никогда не пугал мужчина, как меня.

— Тогда поговори с Мелиссой, — мягко посоветовала ей Гроза. — С матерью Стивена плохо обошелся индеец-шайенн, взявший ее в плен, однако она преодолела свои страхи и вышла замуж за Джастина. Возможно, она лучше, чем кто-либо другой, сможет понять тебя и рассеять твои сомнения. Кажется, она вполне довольна отношением к ней Джастина.

Утренняя Заря хихикнула.

— Ты бы видела, как он схватил ее под омелой в прошлое Рождество! Ты права, я поговорю с Мелиссой.

Омела вскоре вновь появилась над широкой аркой, ведущей в просторную гостиную. Рождество нагрянул прежде, чем Гроза успела мысленно подготовиться к этому событию. Ее преследовали воспоминания о том, как она встречала Рождество с Вольным Ветром в Сент-Луисе. Хотя Гроза понимала, что должна пройтись по магазинам, чтобы купить подарки для своих родных и друзей, ей совсем не хотелось этого делать. В конце концов она заперлась в материнской комнате для шитья и изготовила подарки из хранившегося там материала. Таким образом она избежала необходимости покидать ранчо. Ей вовсе не хотелось ехать в город, так или иначе общаться с кем-то, постоянно при этом сталкиваясь с жалостью или презрением. Хотя Гроза прекрасно понимала, что с ее стороны было трусостью прятаться от любопытных глаз, она ничего не могла с собой поделать. Ее единственным желанием было запереться в одиночестве и предаваться горестным воспоминаниям в мирной тишине ранчо.

В дни, последовавшие за их приездом в Пуэбло, Джереми часто наведывался на ранчо. Иногда Гроза с изумлением отмечала, что ему удавалось преодолевать заснеженные дороги, в то время как никто другой не отваживался сделать это. Он не скрывал, что приезжал проведать ее и детей, которые в нем души не чаяли.

Ведь в ту роковую ночь Идущее Облако вцепился в него, как медвежонок в дерево. И теперь маленький негодник очень привязался к этому высокому белокурому мужчине с блестящими зелеными глазами. Анжела его просто обожала. В свои полтора года она очень разборчиво относилась к тому, к кому идти на руки, а к кому нет. И в данном случае Джереми был ее излюбленным насестом. Она карабкалась к нему на колени, таращила на него свои большие голубые глазенки, засовывала свой большой палец в пухлый ротик и ни за что не хотела слезать. Ее крошечные розовые губки недовольно кривились, когда он отвлекался на что-нибудь другое. Часто он так и сидел, пока она не засыпала, тесно прижавшись к его голове своей белокурой головкой. Было совершенно очевидно, что он нежно любит обоих детей.

Поначалу Джереми очень сочувствовал горю Летней Грозы. Он так же оплакивал потерю своего друга. Но поскольку время шло, а Гроза продолжала оставаться ко всему безучастной, он решился высказать ей свои соображения:

— Тебе надо начинать выезжать в город, Гроза. Ты ни разу не покидала ранчо с тех пор, как мы приехали сюда.

— Мне не хотелось, Джереми.

— А тебе не кажется, что ты прячешься здесь точно так же, как пряталась Утренняя Заря после нападения на нее Уоткинса?

Гроза ощетинилась, но Джереми не обратил на это никакого внимания. Это было единственной бурной эмоцией, которую она проявила с тех пор, как погиб Вольный Ветер. Все что угодно, даже гнев, было лучше, чем эта безжизненная отрешенность, которая завладела ее в последнее время.

— Ты считаешь меня трусихой, Джереми? — гневно спросила она.

— Да, — резко ответил он. — Я понимаю, что ты горюешь по Вольному Ветру, Гроза. Но твои друзья и родные очень беспокоятся о тебе. Ты по крайней мере могла бы навещать их время от времени. Ведь для того, чтобы тебя повидать, им надо совершить довольно долгий путь, а твои бабушки и дедушка да и Джордж с Элизабет не очень-то молоды. Тебе гораздо легче выбраться в город. К тому же, чего ты так боишься? Ведь немного поболтать вовсе не смертельно.

— Меня останавливает не только это. Я думаю о своем сыне. Ты сам знаешь, как обращались с Вольным Ветром, когда он мальчиком ходил там в школу.

— Да, но мне также известно, что Охотник и Стрелок тоже могли бы пострадать от этого предрассудка, но твоих родителей это не остановило.

— О чем это ты говоришь, Джереми?

Он твердо встретил ее взгляд, его изумрудные глаза с вызовом сверкали.

— Когда твоя мать впервые приехала в Пуэбло с двумя маленькими сыновьями, все знали, что она была пленницей шайенна. Они также знали, что Охотник и Стрелок были наполовину шайеннами. Поначалу Тане пришлось нелегко, но она резко давала отпор всякому, кто пытался высмеивать ее или ее сыновей. Она с гордостью провозгласила свою любовь к мужу-шайенну и не пасовала ни перед кем, будь то мужчина или женщина, кто пытался запятнать его или ее честное имя. Она бы плюнула в лицо любому, кто попытался бы это сделать, и защищала своих сыновей, как тигрица. Она ходила по городу с гордо поднятой головой, и никто не отваживался критиковать ее в открытую.

— Очевидно, ты думаешь, что я должна поступить точно так же, — надменно сказала Гроза.

— А разве ты не способна это сделать ради себя и своих детей? — спокойно парировал Джереми.

Это был вызов, прямой и откровенный, от которого Гроза не могла уклониться. С большим опасением она начала совершать короткие поездки в город. Сначала она лишь ненадолго заезжала к бабушкам и деду. Затем к ним прибавились Колин и еще парочка ее старых друзей. Постепенно Гроза начала заходить в магазины за покупками или просто для того, чтобы посмотреть на товары. И наконец она нашла в себе достаточно мужества, чтобы начать ходить на церковную службу вместе со своей семьей, зная, что весь город с любопытством смотрит на нее и на ее детей. Только к весне она освоилась настолько, что стала принимать приглашения на чай или тратить по полдня на хождение по магазинам.

Во время этих робких попыток Джереми всегда был рядом, спокойно подбадривая или подзадоривая ее, делая все, чтобы она начала общаться с людьми. Это произошло не в одно мгновение. Гроза была слишком глубоко погружена в свое горе, чтобы так быстро освободиться от тяготивших ее мыслей. Но мало-помалу она все-таки начала выбираться из скорлупы одиночества.