В другой раз Морган повез ее в северную часть долины, к винодельне Стерлингов. Виноградники Стерлингов расположились на большом холме, сквозь них просвечивали белые здания с закругленными колокольнями, напоминая греческий монастырь в Эгейском море. Пока вагончик канатной дороги нес их к вершине горы, Морган и Дина сидели в стальной корзине рука об руку. Затем они бродили по винодельне, почти не замечая романтического окружения, поглощенные только друг другом. Виноградник внизу горел золотом в лучах заходящего солнца. Семена дикой горчицы еще не высыпались в землю.

— Я рассказывала тебе когда-нибудь легенду о горчичном семени? — спросила Дина, прислонившись к белой стене. Морган прижал ее своим теплым телом.

— Не помню, — прошептал он, приподнимая ее волосы и целуя в затылок.

— Так вот, легенда гласит, что, когда отец Антимира впервые посетил Напа-Вэлли в 1823 году, он привез с собой мешок с семенами горчицы, в котором нарочно была проделана дырка.

— Очень интересно, — сказал он отсутствующим тоном. Он следил только за движением ее губ.

Она с трудом проговорила:

— Ты ведь не слушаешь.

— Да нет же, слушаю, — прошептал он с улыбкой.

— Ну вот, мешок с семенами взвалили на одного из осликов отца Алтимира, чтобы они могли равномерно сыпаться по пути. Когда отец возвращался через несколько месяцев, он легко нашел дорогу — просто шел вдоль ленты растущего золота.

Морган рассмеялся от радости, что ее рассказ окончен и можно поцеловаться.

— Я не слышал этой истории. Зато я знаю, что вся эта полезная растительность сохраняет влагу и является зеленым удобрением.

— Ну и познания.

— Занятие фермерством не так уж романтично, Дина. А я — фермер.

— Очень романтичный фермер, — мурлыкала она, в то время как он целовал ее.

Они долго не произносили ни единого слова, пока не вспомнили, что кругом люди. Он изо всех сил прижимал ее к себе.

— Я хочу быть с тобой наедине.

Она молча кивнула и поцеловала его, подходя к вагончику. Они были целиком поглощены поцелуями.

В один из вечеров он пригласил ее в чудесный ресторан в Домэн-Шандоне, на винограднике расцветающей французской фирмы шампанских вин. За изысканной трапезой из лососины и шампанского они тихо ворковали, держась за руки, стараясь как можно лучше узнать друг друга.

Она снова изливала душу, какой несчастной от ревности чувствовала себя в детстве.

— Вряд ли у кого из нас было легкое детство, — сказал он наконец.

Он был мрачен, и она поняла, что он вспоминает свое собственное детство, которое перешло в такую беспокойную юность.

— Ты никогда мне не рассказывал о своем детстве, — закинула она удочку.

— Когда-нибудь потом. Мне все еще трудно вспоминать то время. Я хочу одного — все забыть.

— Морган…

— Это называется самосохранением. Дина. Я не могу выворачивать себя наизнанку, как герой мыльных опер. Могу тебе сказать только одно…

— Что?

— Я был в Лос-Анджелесе. Видел мать.

Дина не знала, что сказать. В его глазах была такая обида, что она просто крепче стиснула его руку под столом.

Он продолжал своим низким голосом:

— Знаешь, я думал, что никогда больше не захочу ее видеть. Я думал, что она умерла для меня. Я жаждал этого! Мне не надо было ехать к ней! Но наша бывшая соседка, которая всегда помогала мне в самых невыносимых ситуациях и с которой я время от времени перезванивался, попросила меня поехать! Она сказала, что мать очень больна. Это было ужасно. Алкоголь так разрушил ее, что она с трудом понимает происходящее. Когда она наконец узнала меня, то пришла в бешенство. Она так меня ненавидит. Она заставила себя поверить в свои же выдумки. Все время спрашивала меня: почему ты так похож на него? Я не знаю, что она этим хотела сказать!

Долгое время они не разговаривали. Они просто были вместе, но после того вечера, когда они говорили о прошлом, между Диной и Морганом возникла новая близость. Она поняла какую-то жизненно важную вещь в нем. Несмотря на кажущуюся самоуверенность, прошлое преследовало его.

В ту пятницу после обеда, пока Грациела убирала посуду со стола, Морган прошептал:

— Тебе два дня не надо ходить в колледж, а Брюс звонил и сказал, что не вернется до вторника. Почему бы нам не смыться? Я знаю одно очень романтическое местечко.

Они смотрели друг на друга горящими глазами. Чувственное напряжение в комнате накалилось до крайности. Ее сердце бешено колотилось. А он продолжал:

— Когда я ездил в Лос-Анджелес, моя старая подруга предложила мне пожить на ее ранчо в Марине. Вместо этого я приехал сюда — к тебе. Мы можем сегодня туда отправиться, вместе.

Она страстно поцеловала его в ответ, так что у него перехватило дыхание.

Дом на ранчо, окруженный скалами, врезающимися в Тихий океан, был таким большим и красивым, что напоминал мавританский дворец. Морган и Дина ходили из комнаты в комнату, одна роскошнее другой, выходящие на океан.

— Морган, кому принадлежит это имение?

— Я говорил тебе. Подруге.

— Очевидно, она очень богата.

— А также знаменита. Она актриса, — улыбнулся он ее любопытству.

— Как.., твоя мать?

— Как когда-то моя мать. — Он помрачнел. — Дина, я не хочу о ней говорить.

Дине тоже вдруг расхотелось. Тема была слишком опасной, а ей хотелось совсем другого.

— Моя подруга держит лошадей. Чистопородных арабских скакунов, — сказал Морган. — Я попросил ее человека по имени Джо оседлать двух лошадей. Он сказал, что у них в конюшне есть кобыла со спокойным нравом, как раз для тебя.

Моргану захотелось скакать на лошадях в разгар ночи, в то время как ей хотелось только одного — оказаться в его объятиях! Горькое разочарование разозлило ее.

— Дай мне жеребца! Я езжу не хуже тебя! — огрызнулась она негодующе.

— Мой котенок сейчас настоящий лев.

— Морган, я езжу верхом так же хорошо, как и ты.

— Ну, положим, хорошо, но не так, как я, — поддразнивал он. — Я вижу, ты совершенно не знаешь, как вести себя со мной. Могла бы по крайней мере сделать вид, что думаешь, будто я немного лучше тебя езжу верхом.

Она не заметила игру в его глазах.

— Эти идеи старомодны.

— В них есть некоторый шарм, и сегодня ты поедешь на кобыле. Я не хочу, чтобы ты свалилась с лошади прежде, чем.., станешь моей.

— Я отказываюсь подчиняться мужчине.

— Тогда наша совместная жизнь никогда не будет скучной, — ответил он невозмутимо, — потому что я не намерен подчиняться женщине.

Он провел рукой по изгибу ее шеи и повернул к себе ее лицо. На мгновение у Дины остановилось дыхание. Затем она почувствовала его губы в своих полуоткрытых губах и легкий запах табака в его дыхании. Сильной рукой он притянул ее к себе.

— Открой рот. Дина, — наставлял он хриплым шепотом.

Она подчинилась, и он поцеловал ее в губы, сначала нежно, потом все глубже и чувственнее. Ее тело охватило пламенем от его смелых ласк.

Внезапно раздался стук в дверь, и они отпрянули друг от друга, продолжая гореть желанием. Это оказался Джо, который пришел сказать, что лошади готовы. Морган вздохнул:

— А, да, лошади. Спасибо, Джо. Копыта приглушенно цокали по мокрому песку. Берег раскинулся перед двумя наездниками, как серебряная лента. Вдали вспыхивал белый огонек на фоне чернеющего мыса.

Дина скакала впереди Моргана. Ее кобыла была легче и проворнее. Позади себя она слышала тяжелый цокот конских копыт. Она наклонилась вперед, привстала на носки, пригнула голову и понеслась так, что ветер трепал ее длинные черные волосы, лежащие на лошадиной гриве.

— Дина, подожди, — закричал Морган. — Ты победила.

Дина расслабилась от того, как легко нанесла ему поражение. Им предстояло проскакать не меньше мили по песку узкого длинного берега. Она знала, что он подумал о лошадях, когда окликнул ее. Ему вовсе не хотелось загнать лошадей просто для того, чтобы победить в заезде. Дина начала осторожно натягивать поводья. Морган на своем коне поравнялся с ней, и они пошли рядом в том же вековечном ритме, как и темный сверкающий океан, ласкающий скалы, лежащие вдали.