Когда она постучала в калитку, устроенную в воротах нарочно для одиноких странников, ей не сразу открыли. Стучать пришлось довольно долго, а стоять в жидкой холодной грязи еще дольше. Но потом, наконец, раздались шаги и створка со скрипом распахнулась.

   На пришелицу смотрела, по всей видимости, одна из послушниц Храма. В легких темно-лиловых одеждах, полностью скрывающих тело, лицо и даже волосы. Лишь глаза не прятала ткань. И глаза эти смотрели строго и холодно.

   - Ты пришла к нам, чтобы остаться, наследница лантей? Или твою душу разъедают сомнения? - певуче проговорила женщина и протянула руку чернушке.

   Бедняга, до сих пор не принявшая окончательного решения, застыла в испуге. Горло свело от волнения, благоговейного трепета и... страха. Жрица приняла молчание девушки за нерешительность, а потому схватила прибывшую за худое запястье и решительно повела внутрь. Они миновали пустой, мощеный серым канем неуютный двор, вошли в Храм и двинулись по просторному коридору к широкой лестнице.

   Зария едва успевала переставлять ноги.

   - Нам передали, что ты придешь, - продолжила тем временем обитательница Храма, ведя спутницу по коридорам. - Не бойся, ты сделала правильный выбор. Сейчас тебе необходимо отдохнуть, а завтра поговоришь с Матерью Дев, и она расскажет тебе о том, как устроена жизнь в Обители.

   - Но я...

   - Что?

   И вновь беспричинный страх сковал девушку. Она не нашлась, что ответить, поэтому лишь помотала головой и опустила глаза.

   - Значит ничего. Вот твоя келья. Ты пришла поздно - мы уже поужинали, но я принесу тебе что-нибудь перекусить с кухни.

   - Спасибо...

   - Пока не за что благодарить, Храм всегда дает кров и хлеб своим дочерям, - назидательно заметила ее провожатая и спокойно удалилась.

   Зария оглядела маленькую комнату, поступившую ей в единоличное владение. Жесткая кровать у стены, стол у крошечного оконца, грубый табурет и маленький алтарь Богини в углу - молитвенный свиток и эмалевое сердце в венце из веток морогуна. Здесь пахло воском, свечным чадом и лежалой тканью.

   Да, прежняя Зария обрадовалась бы любой коморке, которую ей выделили, потому что у нее никогда не было своего угла и возможности побыть одной, никого не опасаясь и не вздрагивая от каждого скрипа половиц. Прежняя Зария уже плакала бы от благодарности только за то, что ее не пнули, не ударили, не унизили, а равнодушно встретили и привели сюда, не отвесив по пути подзатыльник. Да, прежняя Зария была бы счастлива жить здесь до конца своих дней.

   Негромко хлопнула дверь - это вернулась послушница со стаканом воды в одной руке и плоской тарелкой, с лежащим на ней подсушенным ломтем хлеба и куском твердого сыра, в другой. Ни слова не сказав, женщина поставила еду на стол и вышла, закрыв за собой дверь.

   Наследница лантей подошла к столу, посмотрела на принесенную ей скудную трапезу и вздохнула. Прежняя Зария с благодарностью и радостью приняла бы и эту еду, и эту келью, и эту обитель... но нынешняя отчего-то не испытывала ни счастья, ни удовлетворения. Нынешней было, с чем сравнивать. Ведь в "Кабаньем Пятаке" у нее осталась уютная комнатка, выделенная во владение Багоем, с мягкой кроватью, заправленной лоскутным покрывалом, с окошком, в которое по утрам ласково заглядывало солнце, с легкими занавесками, пестрым тканым половичком на полу и голубым, как небо платьем, лежащим в сундуке. Это была ее комната. Уютная и светлая.

   А еще нынешняя Зария знала, что еда может приносить удовольствие, а не только утолять голод. Еда может выглядеть красиво и пахнуть вкусно. И тут с опозданием девушка начала понимать, что вспоминает жизнь в харчевне с тоской, как человек, потерявший нечто бесконечно дорогое. Но что? Что она потеряла? Светлую уютную комнату? Вкусные яства? Нет... Она потеряла не это. Точнее не только это. Она потеряла Багоя, вечно ворчащего и всем недовольного. Она потеряла Василису - добрую никогда не унывающую хохотушку. Но самая главная ее потеря - это...

   - Глен.

   Несчастная прикрыла рот ладонью, считая, что здесь - в Обители - упоминание того, кто стал ей так дорог, будет кощунством. Да и почему он ей дорог? Она же ничего о нем не знает. Кто он? Дух, колдун, человек? Злодей?

   Или нет?

   Как понять? Что решить?

   Еда, сон, усталость, встреча с Матерью Дев - все это показалось уже не столь необходимым, когда перед мысленным взором встал Глен.

   В эту ночь девушка лежала без сна, ворочаясь на узком жестком ложе и вспоминая, вспоминая, вспоминая... Впервые в жизни она пыталась принять самостоятельное решение, пыталась понять, какой Зарией хочет быть. Жалкой, убежавшей от трудностей? Или же той, которая попытается избежать самообмана и стать счастливой? На одной чаше весов - тишина обители, защита от враждебного мира, на другой - Глен и связанные с ним сложности, вероятность ошибки и разочарования или вероятность любви.

   Утро наступило внезапно. Казалось, она только прикрыла глаза, измученная непривычно быстрыми мыслями, а в дверь уже стучат.

   - Тебя ждет Матерь.

   Зария торопливо оделась, стыдясь своего грязного мятого платья, и поспешила за равнодушной в своей отстраненной холодности женщиной. Та вела девушку длинными коридорами, пока обе не очутились перед узкой двустворчатой дверью.

   Тонкая рука указала вперед и провожатая, по-прежнему молча, удалилась, оставив растерянную спутницу на пороге.

   - Проходи, девочка, - донеслось из-за двери и наследница лантей, толкнув створки, вошла.

   Она очутилась в просторной длинной зале с высоким, но почему-то давящим на плечи потолком и мозаичным полом. Здесь было неуютно и пусто. В дальнем конце возвышался алтарь богини, у подножия которого, прямо на ступенях сидела женщина, окутанная белыми одеждами. Верховная жрица...

   - Иди, не бойся... - голос Матери Дев показался Зарии странным, что-то до боли знакомое, но ускользающее от слуха, звучало в нем.

   Нерешительно девушка вошла, стараясь понять, что же именно ее смущает в интонациях Белой женщины.

   - Сядь передо мной.

   Она послушно опустилась на несколько ступенек ниже, почти у ног говорившей. Сияющие одежды скрывали жрицу, так что видимыми оставались только глаза. Старые, поблекшие, но острые и внимательные, они окинули пришедшую пронзительным взглядом.

   - Худая.

   - Уже нет, - робко возразила Зария.

   Свечи, расставленные в настенных нишах и вокруг алтаря, лили теплое успокаивающее сияние, но пустая мрачная зала не казалась от этого уютней.

   - Худая, - с нажимом повторила жрица и слегка прищурилась, недовольная строптивостью новой послушницы, но тут же против всякого здравого смысла подытожила: - Это хорошо.

   Девушка открыла было рот, чтобы спросить, что такого хорошего в худобе, но передумала.

   - Ты была счастлива в прошлой жизни? - спросила Матерь.

   - Я... - чернушка смешалась, но все же ответила честно: - Недолго.

   - А сейчас? Ты счастлива?

   - Нет.

   - Тебя ждут обратно?

   - Не знаю.

   - Значит, не ждут, - в глазах жрицы промелькнуло удовлетворение. - А мужчина? У тебя был мужчина?

   - Да... - застенчиво призналась Зария, но тут же добавила: - Он ушел. Сказал, что вернется...

   - Значит, не вернется, - перебила ее жрица. - Ты злишься?

   - Я...

   - Злишься?

   - Матушка, я...

   - Отвечай на вопросы. Ты злишься?

   "На вас".

   - Да.

   - Обижена?

   "Вы не такие, как я себе представляла".

   - Да.

   - Хорошо. Твое сердце... в нем есть любовь. Но есть ли там боль от этой любви?

   - Есть.

   - Прекрасно. Ты подходишь нам, - женщина хлопнула в ладоши и в этот миг Зария поняла, что же было не так с ее голосом.

   - Вы сломлены... - ошеломленно проговорила девушка. - Вы несчастны. И ненавидите все, что вас окружает.

   - Не все, - с прежней холодностью произнесла Матерь. - Я жрица богини любви. И не умею ненавидеть. Скорее, я испытываю презрение.