К этому времени студия решила снова нагреть руки на своей самой удачной ленте, «Отец невесты», выпустив к ней продолжение. Чтобы не остаться в накладе, в дело был запущен все тот же актерский состав, с той разницей, что Спенсер Трейси теперь играл дедушку, а Элизабет — будущую мать. Элизабет приступила к съемкам сразу по возвращении из свадебного путешествия. Где-то посередине съемок картины, в которой ей перед камерой предстояло разрешиться младенцем, Элизабет обнаружила, что и впрямь беременна.

«Это была ранняя беременность — всего несколько недель, — вспоминала ее дублерша. — Однажды Элизабет стало плохо прямо на съемочной площадке, и ее в срочном порядке увезли домой. Увы, у нее произошел выкидыш. Она должна была оставаться в постели, и ей хотелось, чтобы Ники не отходил от нее ни на шаг, но тот уже решил отправиться на рыбалку. Он поцеловал ее и сказал: «Я вернусь через пару дней. С тобой переночует Марджи». Разумеется, я осталась там ночевать, и именно тогда Элизабет не переставая плакала и рассказывала мне про те ужасные вещи, которые произошли за время медового месяца».

После того как съемки фильма завершились, Элизабет и Ники решили провести еще один «маленький медовый месяц», как назвала его Элизабет, и вылетели в Нью-Йорк. Совершенно неожиданно их самолету пришлось совершить вынужденную посадку. Пассажиры были напутаны, однако никто не пострадал.

«Я крепко сжимала руку Ники и молилась, — рассказывала Элизабет. — Я все время молилась».

Судя по всему, Элизабет дала мужу обещание, что если они останутся живы после катастрофы, то она постарается снова забеременеть и родит ему ребенка.

«Им посчастливилось остаться в живых, но обещания она не сдержала, — рассказывала Бетси фон Фюрстенберг, вторая после Элизабет женщина в жизни Ники Хилтона. — Он сказал, что буквально через неделю застал ее за спринцеванием и ужасно расстроился. Ники позднее сказал мне, что их окончательный разрыв произошел по двум причинам. Во-первых, Лиз позволяла своим собакам гадить по всему дому, а сама сидела с таким видом, словно ничего не произошло, словно так оно и надо. Ники отказывался поверить, что Элизабет никогда не убирает за своими собаками. А еще у нее не было детей, а ему отчаянно хотелось иметь ребенка».

Ники Хилтон был из тех мужей, кому нужна типичная жена-домохозяйка, в то время как его супруга в первую очередь видела в нем пылкого возлюбленного. Они оба были избалованы, оба — страшные эгоисты. Неудивительно, что каждый из них не желал идти на уступки и начинал злиться.

«Всякий раз, стоило Лиз выйти из себя, как она, громко топая, бросалась вон из комнаты, — вспоминает Мэрилин Хилтон. — Во время их медового месяца в Европе она бросала Ника три или четыре раза. Однажды Баррон оказал брату, что если тот не изменит своего поведения, то наверняка ее потеряет, но Ник только отмахивался. «Она вернется, она всегда возвращается».

В ночь на 6 декабря 1950 года — ровно через 7 месяцев с того дня, как Элизабет, вся в белом, словно на крыльях, прошествовала к алтарю, — она в который раз, меча громы и молнии, бросилась вон из дома, который они с Ники снимали неподалеку от океана. В который раз между супругами вспыхнула ожесточенная перепалка, Ник обозвал жену «чертовой занудой», добавив при этом, что если ей с ним не нравится, то пусть она «убирается к чертям собачьим». Вся в слезах, Элизабет бросилась к своей машине, чтобы уехать домой к Марджори Диллон. Элизабет хорошо усвоила, что ей никак нельзя возвращаться в родительский дом. Там ее будет ждать нелицеприятный разговор с матерью — ведь несмотря ни на что, что бы ни сказал, что бы ни сделал Ники Хилтон, мать — а Элизабет была в том уверена — снова заставит ее возвратиться к нему.

«Когда они наконец разошлись, — вспоминает Марджори Диллон, — Элизабет была совершенно сломлена и физически, и морально. Она ушла от мужа посреди ночи и приехала ко мне и моему отцу в Голливуд. Она безутешно рыдала, причитая: «Я больше этого не выдержу, я больше этого не выдержу».

Элизабет прожила у нас три недели. Она спрятала свою машину на заднем дворе моего отца, чтобы — не дай бог — пресса ничего не разнюхала».

Элизабет так и не позвонила родителям. Они же узнали о разрыве, случайно наткнувшись в газете «Лос-Анджелес Икземинер» на подготовленное студией «МГМ» заявление, в котором приводились слова Элизабет: «Мне искренне жаль, что мы с Ники не в состоянии преодолеть противоречия в наших характерах и в конечном итоге вынуждены расстаться друг с другом. Мы оба весьма сожалеем об этом решении, но все как следует взвесив и обсудив, отлично осознаем, что наше примирение невозможно».

Сара тотчас позвонила дочери, умоляя ее немедленно вернуться к мужу и попытаться начать все сначала. Сара заявила, что не переживет, если Элизабет подаст на развод: «В нашей семье никогда не было ни одного развода».

«Лиз все это время пребывала на грани истерики — мы тогда снимали картину «Любовь прекрасна, как никогда». Элизабет поначалу крепилась, а затем не выдержала и разревелась — и так повторялось изо дня в день. Она постоянно ходила зареванная. Семья отвернулась от нее, а ведь она была еще совсем юной!»

В довершение ко всему, Лиз сказала, что Хилтоны — жуткие люди. По ее словам, едва ли не каждая вещица в их доме — от постельного белья до полотенец — была украшена вензелем хилтоновских отелей.

«Там нет ничего, что принадлежало бы мне, — жаловалась Элизабет. — Что ни возьми в руки — все их, хилтоновское». Элизабет поначалу отказывалась верить собственным глазам. Они даже сосчитали простыни, чтобы убедиться, что ничего из их добра не пропало. Лиз сложила все свои свадебные подарки в кладовку и ни разу не достала их оттуда. Впоследствии она говорила, что ей тошно на них смотреть.

«МГМ» вскоре потребовала возвращения свадебного платья стоимостью в три с половиной тысячи долларов, и сказка про принца рассыпалась как карточный домик. Подневестницы тоже должны были вернуть свои платья.«Перед свадьбой у нас у всех сняли мерку и пообещали, что мы сможем оставить себе эти чудесные платья, — сказала одна из девушек. — Конечно же, мы ужасно обрадовались. И вдруг, позднее, от нас потребовали, чтобы мы все вернули — кто бы мог в это поверить! А главное, что за платьями даже не соизволили никого прислать. И мы должны были лично возвращать их на студию».

Когда давление со стороны матери и хилтоновского семейства стало совсем невыносимым, Элизабет пришлось на неделю лечь в клинику «Ливанские кедры» под именем Ребекки Джонс. Эта болезнь положила начало привычке, которой Элизабет оставалась верна всю свою жизнь. Всякий раз, как только эмоциональное напряжение становилось для нее невыносимым, и ей было не под силу справиться с собственными эмоциями, Элизабет тотчас находила убежище среди больничных стен. Там она не только была полностью ограждена от каких бы то ни было стрессов, но и одновременно в избытке получала от окружающих внимание и заботу, без которых она попросту не могла обходиться.

Через несколько дней после выписки из «Ливанских кедров» Элизабет, бледная, и испуганная, предстала перед лос-анджелесским судьей Тэрмондом Кларком с иском о разводе по причине крайне грубого отношения к ней со стороны мужа. Ники Хилтона представлял его адвокат. Сам супруг счел свое присутствие в суде излишним.

Едва слышимым голосом Элизабет дала показания, заявив, что муж проявлял к ней совершенное равнодушие, разговаривал с ней в оскорбительном тоне и во время медового месяца часто бросал ее одну. Элизабет пыталась сдержать слезы, но так и не смогла и, разрыдавшись, закрыла лицо руками.

Ее адвокат обратился к судье с просьбой об отказе от алиментов, однако требовал возвращения Элизабет ее девичьей фамилии. Судья согласился при условии, что она снова выйдет замуж не ранее чем через год. Вся процедура заняла не более двадцати минут — ровно столько, сколько восемь месяцев назад потребовалось для того, чтобы объявить ее женой Ники Хилтона.

В некоторых из газетных сообщений о разводе Элизабет проскользнуло имя Стенли Донена — нечто вроде намека на то, что режиссер картины «Любовь прекрасна, как никогда» может стать ее новым мужем.