Что ж, эта гадина подстраховалась надежно.

Если же Анн права и носителем Фурии является Дени, то… я не знаю! Жизнь моя в этом случае измеряется днями, если не часами.

Естественно, что я выбрал наиболее вероятный — первый — вариант. Пока Анн возрождается в оздоровительном автоклаве, я могу чувствовать себя в относительной безопасности, даже в том случае, если Фурия сохранила способность действовать из этого металлического бака.

В любом случае мое спасение заключалось в том, чтобы как можно скорее передать все, что мне известно, Джеку и Дороти. Конечно, головы при этом не терять, действовать крайне осмотрительно и осторожно. На рыбалку не ездить, по воздуху не летать… Я рассчитывал на Марка — тот вполне мог защитить меня. Но этот парень чем дальше, тем больше смущал меня. Я не мог понять, дошло ли до него то, что я сказал насчет Парни. Он никак не прореагировал на это. Как же он воспримет то, что рассказала мне Анн? Скорее всего, просто посмеется, как посмеялся над моим предположением, что на Анн напала Гидра. Я понимаю его — он слишком погружен в свои дела. Так что выбора у меня не было: единственное мое убежище находилось за тысячи миль от больницы в Коннектикуте, где я лежал.

В тот день, когда врачи сообщили, что я могу выписаться, я упросил Марка как можно быстрее доставить меня на Кауаи. Весь полет до Гавайев я трясся от страха — вот сейчас что-нибудь случится с рокрафтом и мы грохнемся в океан… Ничего, обошлось… В аэропорту меня встретила Малама Джонсон и сразу доставила меня к себе домой. Там она заявила:

— Успокойся, отдыхай. Я окружу тебя коконом кахуна, так что можешь быть каху аймаки, акуа мано. Никакой монстр до тебя здесь не доберется. Ничто тебя не коколе, пока ты здесь, со мной.

Могу сообщить, что так и случилось. Самые могучие психофизики бьются над загадкой древней магии. Пробить защиту этого самого кокона, рождаемого колдунами племени кахуна, никто не «каколе». Если бы Гидра попробовала, она бы тоже убедилась в этом. Но кажется, она не рискнула — по крайней мере последнюю неделю перед свадьбой я провел в полной безопасности.

В дни моей молодости никому бы не пришло в голову доверить стотридцатитрехлетнему старику стоять в двух шагах от брачующихся и держать поднос с обручальными кольцами. Тем более в компании с толстой старушкой, которой было не меньше сотни лет от роду. Я имею в виду Маламу. В нынешние дни — пожалуйста! Эка невидаль — столетние старики. Теперь на свадьбе и не такое увидишь! Молодые женятся, а кольца держит сердечный друг невесты. Или жениха. А то и экзотику эту почетную обязанность поручат. Случается, что поднос приглашают держать любимых домашних животных. Я сам был свидетелем, как белый ангорский кот, распушив хвост, с не возмутимым видом держал золотое блюдце.

Малама на репетиции держала себя с царственным величием — наряжена она была в бело-зеленое муу-муу, на груди — древнее ожерелье из крупных, необыкновенно красивых раковин. Я чувствовал себя отвратительно, поминутно вздрагивал. Малама без конца успокаивала меня, так что в конце концов я взял себя в руки и к концу просмотра вел себя как чемпион. Когда все было кончено, Малама шепнула, что она проверила все здание и его окрестности. Все тихо… Она сказала, что здесь я могу чувствовать себя в полной безопасности, чмокнула меня в щеку и ушла на прием, организованный Томом Спотедом Оуэлом, президентом Дартмутского колледжа, и его женой Сокорой Ортегой.

Я был бы рад поверить, что могу чувствовать себя в безопасности, однако уверенности Маламы мне показалось маловато. Гидра — это такая хитрая штучка, мастер своего дела, она вполне способна замаскироваться так, что ее и опытный оперант не различит. Если бы за дело взялся Марк вместе с Дени, тогда бы я, может, и поверил. Что мне было делать? В моем положении был только один выход — постоянно быть на людях. А где в тот день могло собраться больше всего народу? Правильно, в баре. Я тоже направился туда. Когда добрался до номера, который мы делили с Марком, мне уже было море по колено.

Когда эта причудливая супружеская пара, проследовавшая вслед за мной в ванную в компании с Марком, перестала издеваться над стариком, я действительно почувствовал себя значительно лучше. То есть меня опять пробрал такой страх, что я чуть не взвыл. Трезвость в тот день показалась мне самым страшным наказанием. Определенно я его не заслужил и уже в коридоре невольно начал озираться, потом меня кольнуло: не сходи с ума! Чтобы вот здесь, в присутствии всей семьи Ремилард, в окружении сотни самых сильных оперантов Га лактики, способных совместными усилиями столкнуть Землю с орбиты, Гидра посмела напасть на меня?.. К тому же у меня в заднем кармане брюк таилось мощное оружие — полная плоская бутылка отличного виски, однако воспользоваться ею я не осмелился. Решил дождаться конца церемонии…

Что-то мне еще следовало взять с собой… Ага, вспомнил! Я схватил со стола небольшую кружевную салфетку, на которую нужно положить обручальные кольца, сунул ее в карман и бросился догонять Джека и его друзей. Мы спустились в Рузвельтовский приемный холл на лифте. Гости уже собрались. В первых рядах стояли священник, Дени и Люсиль. Отсут ствовала только Доротея — это обстоятельство повергло меня в тревогу.

— Где невеста? — спросил я у Мари Ремилард. — С ней все в порядке?

Женщина удивленно глянула на меня и ответила на мысленном коде:

Конечно! Существует такая традиция, что до начала церемонии невеста не должна видеть жениха. Доротея в соседней комнате вместе с Маламой и подружками. Молится!.. Я бы в таких обстоятельствах обязательно молилась.

Живописная, должен сказать, компания собралась в тот день в отеле у Белой горы. Все джентльмены образовывали особый, разных оттенков, элегантный серый фон. Исключая Кайла и Яна Макдональдов — эти исполнили свою угрозу и вырядились в невообразимо пестрые шотландские наряды. Все как принято — клетчатые кильты, гетры, чудные рубашки с кружевными жабо на шеях, черные вельветовые а-ля принц Чарльз куртки, и конечно, шапки из Балморала, с лихо заломленными перьями. Впечатление было такое, что стоит им заслышать звуки волынки, и они тотчас бросятся в пляс.

Костюм Джека отличался более темным тоном, только на нем был парчовый, расшитый серебром жилет. Священник, монах-иезуит, которого звали Жорж Дюваль, был любимым учителем Ти-Жана в ту пору, когда он учился в Бребефской академии. Святой отец тоже постарался — раздобыл где-то допотопную черную рясу и одну из этих потешных шапочек с красным помпоном на макушке. Вот стихарь на нем был — загляденье! Сразу видно: кружева древние, ручной работы.

Когда прибыл жених со своими дружками, Дюваль вел неторопливую беседу с Дени Ремилардом. Заметив нас, он скопом перекрестил всех — можно было считать, что грехи наши отпущены и мы невинными агнцами проследуем на торжество. Собственно, какие за мной водились грешки? Так, копеечные… Разве что внебрачные связи и немилосердный зуд — мне так хотелось отомстить Марку и Люку за то, что они сотворили со мной в ванной комнате.

Особую статью представляло собой дамское общество — этакий хор девиц Гибсона[51], скопище разновозрастных лебедушек, разодетых по последней моде 1905 года. Вот какое я сделал открытие[52]: мода модой, но никто из них не надел корсета. Так что насчет осиных талий я и заикаться не буду. Слабы нынешние бабенки в сравнении с их прапрабабушками!.. Те слова громко выговорить не могли, умирали в тесных объятиях из китового уса, но не сдавались, а этим комфорт подавай, чтобы голос лился звонко и свободно. Как, например, у Люсиль, которая быстро построила гостей в колонну и погнала их на приступ. Вероятно, она думала, что освободить место для молодых — это значит штурмом брать алтарь. Гостей было столько, что весь сад и газон оказался забит приглашенными.

Но это так, к слову. Если признаться, то женщины в тот день были изумительно хороши. Могут же постараться!.. Они сами сознавали свою неотразимость и, не стесняясь, на мысленном коде, обменивались мнениями по поводу всяких интимных подробностей туалетов, надевать которые им до этого никогда не приходилось. Тогда я и услышал насчет корсетов…