Широкобедра и высокогруда.
Давно уж ей жилось в девицах худо.
Прельстить могла в ней разве что коса,
Но не смущала никого краса
Ее девичья: мельника боялись,
А матери надменной все чурались.
Священник-дед любимицу свою
Хотел бы выдать в знатную семью,
Из старого дворянства, не иначе.
Тогда б в приданое он ей назначил
Все, что принес ему его приход.
Священник думал, что духовный род
Родниться должен с древними родами,
А не с безродными, пусть богачами.
Он кровь духовную хотел прославить,
Хотя б пришлось при этом поубавить
Сокровища, что церковь накопила:
Ведь в ризнице немало денег было.
Зерном с помола много наживал
Задира Симкин и подряды брал
Молоть зерно со всей своей округи.
«Повадки знаем этого ворюги,
Но где ж молоть? Честней его ведь нет же»,—
Так рассудили в Кембриджском колледже,
И Симкину достался их подряд,
И он молол им много лет подряд.
Случилось раз, лихой весенней стужей,
Их эконом смертельно занедужил,
А мельник, случаю такому рад,
Стал воровать наглее во сто крат.
Бывало, он отсыплет втихомолку,
Теперь же в тайне он не видел толку.
И сколько бы декан ни возмущался,
Наш мельник пренахально отпирался,
И, хвастая, как ловко их провел,
Он, не смущаясь, знай себе молол.
Училось в Кембридже студентов двое;
Не оставляли никого в покое
Буяны шалые, но много раз
Прощали им неслыханных проказ
Лихое озорство за незлобивость,
И нрав открытый, и за их ретивость.
И вот они декана попросили,
Чтоб их с зерном на мельницу пустили;
Побиться, мол, готовы об заклад,
Что полной мерой привезут назад
Муку с помола; мельник не посмеет
Ее коснуться, хоть он и умеет
Уловками иль силой оттягать
Себе сверх следуемого раз в пять.
Декан прочел тут кстати поученье,
Но, поразмыслив, дал им разрешенье,—
И школяры в дорогу собрались.
Их звали Джон и Алан, родились
На севере, но места их рожденья
Я в точности не знаю, к сожаленью.
Джон в кладовой мешок зерна добыл,
На мерина его кой-как взвалил,
И Алан, прихвативши меч и щит,
За ним бегом на мельницу спешит.
У насыпа они зерно сгрузили.
«Здорово, Симон. Нас тут попросили,—
Так начал Алан, — этот вот мешок
К тебе свезти. Ну, как живешь, дружок?»
«А, здравствуй, Алан! — мельник закричал.—
И Джон с тобой? Давненько не видал
Я вас, друзья. Как будто бы с весны?
Что, разве слуги тоже все больны?»
«Да, знаешь, Симон, голод ведь не тетка,
А у птенцов прожорливая глотка.
И учат нас, что, если нет слуги,
Ты сам себе посильно помоги.
Наш эконом уже в преддверье ада,
Чему мы все в колледже очень рады.
Но нам-то надо что-нибудь жевать.
Ну, и взялись мы с Аланом слетать
К тебе на мельницу с мешком вот этим.
Мели скорей, чтоб засветло согреть им
Пустые животы наш пекарь смог».
«Ах, бедные, чтоб я да не помог?
Ссыпай зерно. Я жернов загружу».
«Давай-ка, Симон, я здесь погляжу,
Как насып наполняешь ты зерном.
Ведь, говорят, он ходит ходуном.
Мне это трудно даже и представить».
Второй сказал: «Ты будешь при поставе?
Тогда внизу я постою пока
И погляжу, как сыплется мука.
Когда еще на мельнице случится
Нам мельничному делу подучиться?
В нем нет у нас покуда что сноровки».
Но мельник мигом понял их уловки.
«Вам хочется, птенцы, меня словить,—
Подумал он, — так нет, тому не быть.
Напрасно лезете, глупцы, из кожи,
Премудрость ваша делу не поможет:
Пущу в глаза со всех поставов пыль,
В мешки подсыплю вам труху и гниль —
И угостит вас эконом ваш новый
Крупитчатою булкой из половы.
На опыте поймете, наконец,
Что «грамотей не то же, что мудрец».
Ведь с волка спеси половину сбыло,
Когда его лягнула в лоб кобыла».[113]
Удобную минуту улучив,
Когда от пыли Джона пронял чих,
Он выскользнул украдкою из двери,
Пошел туда, где ждал студентов мерин,
Уздечку потихоньку отвязал,
И конь на луг тотчас же поскакал
С внезапно вспыхнувшим, но тщетным пылом
Сквозь заросли, к резвившимся кобылам.
А мельник воротился к жерновам,
Откуда он покрикивал друзьям.
И не стихал его скрипучий голос,
Пока зерно на славу не смололось.
Когда мешок увязан крепко был,
Джон вышел в дверь и вдруг заголосил:
«На помощь! Чертова скотина! Эй!
Скорее, друг! Беги сюда скорей!
Ах, черт! ушел-таки треклятый мерин.
Что делать нам, коль будет он потерян?»
И Алан, позабыв о всем на свете,
Мешок оставил в Мельниковой клети.
Спешит, крича: «Держи его, держи!
И к изгороди крепче привяжи».
Он с мельничихой в воротах столкнулся.
Она ему: «Ваш конь в табун метнулся.
Теперь его и в сутки не разыщешь,
Пока болот и рощ всех не обрыщешь.
Должно быть, укусил лошадку овод.
Вязать покрепче надо было повод».
А Джон кричит: «Брось там и щит и меч,
Ему дорогу надо пересечь,
Пока еще он не ушел за речку.
Ты что ж, дурак, не закрепил уздечку?
В конюшню надо бы замкнуть одра:
Там простоял бы он хоть до утра».
И вот они спешат не чуя ног
К мосту на перекрестке трех дорог.
Лишь только скрыл студентов сумрак серый,
Отсыпал мельник из мешка полмеры,
Взамен муки прибавил отрубей
И хлеб жене велел испечь скорей
Из краденой муки в укромном месте.
«Молокосос! Меня хотел провесть он.
Да я сто раз такому ротозею
И волосы и бороду обрею,
Пока меня хоть раз обманет он.
Задаст теперь учитель им трезвон!
Со мной тягаться захотел, дурак.
Пускай теперь поскачет до утра».
А бедные студенты по болоту
Набегалися до седьмого поту.
«Лови!» — «Постой!» — «Да слушай, бога ради!
Его пугну, а ты останься сзади».
Стемнело, а потом спустилась ночь,
Они ж беде все не могли помочь:
От них коварный мерин уходил,
Пока в потемках в ров не угодил.
Студенты, словно под дождем коровы,
Запарились. А меринок соловый
Послушно плелся, и заохал Джон:
«Так никогда я не был посрамлен.
Все потому, что поступили наспех.
Мешок хоть брось. Ведь нас подымут на смех
Декан и клерки все. Вот чертов мельник!
Поддел он нас и осрамил, бездельник».
Он всю дорогу шел и причитал,
А взнузданный Баярд за ним шагал.
У очага сидел, их поджидая,
Ворюга Симкин, радость не скрывая.
Уж поздно было в Кембридж ворочаться:
На мельнице пришлося им остаться
И со слезами Симкина просить
Хоть где-нибудь их на ночь приютить
И просушить намокнувшее платье,—
За угощенье, мол, сполна заплатят.
«Да было б чем, а угощать я рад,
Особенно коль гость мой тороват.
Мой скуден стол, и дом мой очень тесен,
Но разум ваш на выдумки чудесен.
Пустите в ход ученые приемы[114]
И обратите клеть мою в хоромы.
Так как же мы — в клетушке потеснимся
Иль к вашим заклинаньям обратимся?»
«Шутник ты, Симон! Будет с нас и чарки,
А голод, что искуснее кухарки,
Нам сдобрит снедь. Ведь надо по присловью,
Чтоб всяк вкушал на доброе здоровье
Одно из двух: что на столе нашел
Иль то, с чем в дом к хозяину пришел.
Так вот, прошу, добудь еды, питанья нам
И позабавь. Хоть ты слывешь смутьяном,
113
…Когда его лягнула в лоб кобыла… — Намек на 91-ю новеллу сборника «Сто новелл древности», где речь идет о том, как ослица убеждала волка, что имя ее написано у нее на копыте. Когда же волк попытался прочесть имя, она лягнула его в лоб, на что присутствовавшая при этом лисица отозвалась приведенной сентенцией про грамотея и мудреца. Вариант того же см. в «Рейнеке Лисе».
114
Пустите в ход ученые приемы… — Мельник высмеивает ученые споры об объективной реальности мысли, которые шли между виднейшими учеными схоластами того времени — Дунсом Скоттом и Оккамом.