«Только бы взяла деньги… Только бы не испугалась непонятного богатства… Только бы менты к ней не прицепились… Начнут копать документы в клинике, узнают о деньгах? Хотя, ерунда! Ерунда, маловероятно!»

Больше он не возвращался туда. В последние дни своей жизни он не думал уже о прошлом, оно осталось за чертой позади. Были только весеннее цветение, солнце, легкий ветерок, приятно раздувающий плащ, запах бензина, скорость, женские красивые лица…

5

После долгих поисков он наконец нашел и купил небольшой уличный градусник в металлическом чехольчике. Вернувшись в гараж, Максим Данилович аккуратно приварил чехольчик к машине с левой стороны, вставил градусник, так, чтобы всегда было видно. Папирос в городе не достать, нигде нет, ни за какие деньги «Север» не купишь, так хоть пусть градусничек будет перед глазами.

— Чудной ты, Макс, чудной! — Выбираясь из машины, Зинаида ткнула пальчиком в сторону градусника. — Ну зачем тебе это? Глупо! Никто так не делает. — В стеклянных дверях она приостановилась и обернулась, Максим запирал дверцы машины. — Ну ты идешь?

Обычно они обедали вдвоем, заказывали столик в ресторане. За предыдущие двадцать лет Максим Данилович был в ресторане только дважды, один раз свадьбу чью-то отмечали, один раз собственный юбилей: Ольга настояла. Его предложение — перед смертью обойти все кабаки города — очень понравилось Зинаиде. Он пошутил, но она настояла на воплощении безумной идеи. Этот ресторан под яркой надписью «Гостиная снов» был одиннадцатым по счету. В маленьком очень теплом зале тихо играла музыка, здесь было светло и пусто. Только в другом конце угрюмо обедали какие-то неприятные азиаты, и двое официантов в длинных серебряных куртках расстилали скатерти и сервировали столы.

— Ты права! Я на этих градусниках слегка завернулся, У меня и на самосвале был такой приверчен. Сменщик спрашивает зачем, а я молчу!

— Действительно, зачем?

Официант с вежливой улыбкой подал закуски и исчез.

— Был случай один, еще в Чехословакии, — неожиданно охотно сказал Максим Данилович. — Убило парня на глазах. Мальчишка самодельную гранату кинул в открытый люк. Нас в танке, как ты понимаешь, четверо, а покалечило только одного. Остальных оглушило. Мы с Макаром вытащили парня на воздух. — Отодвинув тарелочку с салатом, он вытянул из лежащей на столе пачки американскую сигарету, прикурил, затянулся, выпустил через ноздри дым. — Сейчас уж и не припомню, как его звали-то, положили на асфальт. А я, понимаешь, смерти-то рядом еще не видел ни разу, как говорится, в руках еще не держал. — Сигарета показалась совсем слабой, противной, и, еще раз затянувшись, Максим Данилович жестоко раскрошил ее в пепельнице. — Крови лужа, — продолжал он, — лицо посинело. Макар наклонился, послушал сердце. Поднялся, щека и ухо в крови, показывает большой палец вниз: умер, в общем, все. А я понять не могу, как это умер?.. Чувствую, что не умер, но не то чтобы доказать это, сказать даже не могу, в башке звенит, как на колокольне, оглушило. И сообразил! Там окна низко на первом этаже, и к каждому снаружи градусник приделан. Ну, в общем, я один такой градусник отломил, помню, он хрустнул, как ледышка. Отломил и вставил ему под руку.

Бесшумно возникший официант поставил на стол ведерко со льдом, из которого торчало обмотанное в серебряную фольгу горлышко бутылки, поставил хрустальные бокалы. И опять исчез.

— Ну, и что дальше было? — спросила Зинаида.

— Интересно получилось-то. — Максим Данилович вытянул из ведерка бутылку, тряхнул, и пробка с фонтаном полетела в потолок, шампанское зашипело в хрустале. — Сунул я ему градусник этот. Вынимаю, смотрю, а на нем сорок с лишним, какой уж тут мертвый?! Живой. Мертвецы, они, знаешь, остывают довольно быстро.

Он помолчал. Легкое покалывание в боку немного беспокоило его, нужно было сделать укол.

— В шутку я этот градусничек к машине своей пристроил, — продолжал он после паузы. — Меня с танка на штабной газик как раз перебросили. Этот разбился, купил себе другой… Знаешь, как ручные часы, привык к нему. Когда в Припять ехал, все гляжу: нет чего-то слева, не хватает.

— Лучше бы ты к дозиметру привык! — сказала Зинаида, одним большим глотком добивая свое шампанское. -

Толку больше, — она пьяно прищурилась, — особенно здесь, в Киеве.

— Простудишься! — сказал Максим Данилович. — Холодное очень! Нельзя его так!

Зинаида сама взяла бутылку и наполнила свой бокал. Пена побежала на скатерть.

— А кто этот Макар? — спросила она.

— Тебе интересно?

— Да странно как-то. — Теперь она пила маленькими быстрыми глотками, полностью сосредоточившись на этом занятии. — Раненого ты как зовут забыл, а этого помнишь!

— Помню, точно. Он земляк наш, отсюда, из Киева. Я потом за ним по прессе следил. Он корреспондент в «Событиях и фактах», известный человек. Да ты читала, наверно. Макар Дмитриев. Не помнишь?

— Не читаю я газет, Максик, знаешь ведь, не читаю!

Она поставила свой бокал на стол и взялась за длинную серебряную вилку. — Что-то горячего нам не несут. — Она посмотрела над тарелкой. Глаза Зинаиды, только что прищуренные, пьяненькие, вдруг оказались холодными и трезвыми. — Нам с тобой, между прочим, кое-что решить надо! — сказала она с иной интонацией. — Пока ты жив еще, Максик, мне бы хотелось шубы сбросить!

— Тебе мало денег? — удивился он. — Зачем людей портить? Ты же знаешь, что от такой шубки бывает. Может, остановимся пока? — Он хотел как-нибудь пошутить, сбить напряжение, но не получалось. — Пойдем, по вечернему Киеву с ветерком прокачу, придем домой, трахнемся! Шампанского можно еще взять!

Он осекся под ее взглядом.

— Извини, но я с тобой больше не буду, — сказала Зинаида. — Я выздоравливаю. А ты скоро умрешь. Мне такая любовь больше не нужна. Я и так к тебе привыкла. Отвыкать придется. Доктор убит, и больше нам никто не поможет. Нужно сбывать шубы.

— Прости, но как? Как ты себе это представляешь? Сбывать? Как? В комиссионки их больше не берут, туда даже подходить опасно, опознать могут. Парня, обещавшего доктору сбыть меха, мы все равно не знаем, да и был ли он вообще, не знаем!..

— Был, — сказала уже чуть спокойнее Зинаида и налила себе еще шампанского. — Он умер в клинике, на день опередил доктора.

— Ну, тогда я вообще не понимаю! Как ты собираешься?..

— Частный сектор. Из рук в руки будем торговать: без налога на драгоценные меха. Спросишь, кому это нужно? — Глаза ее блеснули. — Любая проститутка купит, из дорогих, конечно. Дешевые в кролике ходят, а приличные дамочки за такого соболя, да еще за полцены, тебе, Максик, такую ночь любви обеспечат, что на том свете радостно вспоминать будешь! А мне на операцию в Америке хватит.

6

Никакого верхнего света. Даже люстры на потолке не было. Подчеркивали интим маленькие коричневые бра. Они множились в выпуклых светлых полировках — на изогнутых медных стержнях круглые матерчатые абажурчики, золотая бахрома по краю. В комнате, куда он вошел, было душновато, Максим непроизвольно расстегнул ворот. Немного надавив пальцами, ослабил узел галстука. Пахло чем-то сугубо женским. Глухие светлые занавеси на окнах. Пышный палас, крадущий шорох шагов.

— Выпить хотите?

Прошуршав длинной шелковой юбкой, она первой вошла в комнату и присела в кресло, разметала по круглой мягкой спинке светлые волосы, скрестила ноги. Максим ощутил неловкость. Часы на туалетном столике показывали ровно восемь.

— Коньяк есть у вас?

— Вполне! Какой предпочитаете?

Розовые острые ногти постукивали по подлокотнику кресла. Складки на платье шевелились, дышали. Одна нога в золотистой высокой туфельке покачивалась над полом, другая туфелька тонула в длинном ворсе паласа.

— Не знаю даже, хотелось бы, чтоб оборотов было побольше!

— Бар там! — Тонкий длинный палец указал направление. — Пейте, что хотите, а мне немного сухого.