Нет, было еще что-то. Может, ее покойный муж? Она помнила, как отдавала ребенка мужчине с черными волосами… Ты мне дороже всех на свете, ты должен взять его с собой и…. И что? Она была уверена, что говорила это… Но кому и зачем? Она пыталась удержать в памяти образ черноволосого человека. Да, у него были черные волосы, густые и длинные. Его черты были словно высечены из гранита… Это было лицо не придворного, а воина. Шрам… Тонкий шрам пересекал его верхнюю губу. Сильные руки, которые были ей знакомы так же хорошо, как собственное тело… Глаза, бездонные и жгучие, ее душа тонула в них. Его глаза были темно-карими, они казались наполненными кипящей смолой…
В саду хрустнула надломленная ветка. Ей показалось, что от ужаса волосы у нее встали дыбом. Чьи это шаги? Ледяной страх охватил ее, и она сунула руку под подушки в поисках кинжала, который ей принесла Геспер. Неслышно ступая босыми ногами, она отошла от кровати и скрылась в самом темном углу комнаты.
Только сейчас она заметила, что перед алтарем Исиды не горит масляная лампа. Но раньше она горела постоянно. А где ее служанки? Где рабыни, спавшие на соломенных тюфяках у ее ложа? Она не слышала голосов охранников с тех пор, как открыла глаза. Сколько прошло времени? Может, она видит все это во сне? Или же запуталась в видениях, порожденных больным, разумом? Возможно, она потеряла способность отличать реальность от вымысла?
Нет, она не спала. Она чувствовала холод плит под ногами и поток прохладного ночного воздуха. Интересно, сколько сейчас времени? Как долго она спала? Она ждала Птолемея дольше обычного, но потом решила, что он не придет. Две девушки были с нею, когда она ложилась спать. Дирцея, у нее светлые волосы и изображение птицы на правой лодыжке, и индианка Вема. Где они сейчас?
Майет прижалась спиной к стене и сжала в руке кинжал. Может, это садовник или, что еще хуже, Птолемей, который решил заявиться к ней среди ночи? Может, он решит, что она сошла с ума? Или же его солдаты убьют ее за то, что она посмела обнажить кинжал в присутствии царя? Угрожала ли ей на самом деле опасность? Или же ее охватило безумие?
Она смотрела на проход, который вел в сад. Лунный свет терялся между входными колоннами, все остальное было погружено во тьму.
Она почувствовала, как холодеет спина. Во рту появился металлический привкус.
Она услышала, как чья-то сандалия шаркнула о плиту пола, и в лунном свете показалась фигура человека. Ее сердце, казалось, остановилось…
Тень была облачена в греческую кирасу, в ее руке был обнаженный меч.
Царь Египта на четвереньках добрался до перил корабля царицы, и его стошнило. Охрана смотрела прямо перед собой, делая вид, что не замечает его позора. Повсюду спали женщины и евнухи: некоторые свернулись калачиком прямо на дощатом настиле палубы, другие растянулись на соломенных тюфяках.
У Птолемея было ощущение, что голова его вот-вот лопнет, во рту был отвратительный привкус. «Хуже, чем в выгребной яме», — подумал он и вытер рот тыльной стороной руки. У него закружилась голова. Он почувствовал новый приступ тошноты, но сдержался. Что же он такое пил, во имя Дионисия?
Он стоял обнаженным, и ладони его были липкими. Он надеялся, что это не кровь, но было слишком темно чтобы рассмотреть. Потрясенный полной потерей контроля над собой, он вернулся в павильон царицы и раздвинул занавеси. Задрапированный павильон освещался масляными лампами, отбрасывавшими желтый свет.
Артакама, первая жена Птолемея, царица Египта, лежала на спине среди подушек, ее грудь была открыта, парик сбился на бок, ногу она забросила на обнаженное бедро какого-то человека. Сурьма стекала из уголка левого глаза Артакамы в ее открытый рот. С обритой головой и блестящим от масла телом, без одежды и украшений, она была прекрасна, как дикая львица.
«Нет, не львица, — подумал Птолемей, — скорее, тигрица». Прекрасная, чувственная, со смертоносными зубами и когтями. Он посмотрел на свое исцарапанное и избитое тело. Что они делали этой ночью? Что он делал? Он подумал, было ли появление странного существа заранее запланированной частью этого вечера? Кем было это восхитительное танцующее создание — мужчиной или женщиной? Впрочем, какая разница?
Ты предаешься разгулу, как персидский сатрап.
Этот знакомый голос захватил его врасплох, пронзил его подобно скифскому копью.
Если бы молния ударила в него посреди ясного неба, он не был бы так поражен.
— Александр…
Это имя вырвалось из уст Птолемея до того, как он осознал, что говорит. Он обернулся, чтобы увидеть, не стоит ли брат на палубе корабля. Но там никого не было.
Смех Александра отозвался в голове Птолемея.
Да, это я. Ты что, не веришь собственным ушам?
Птолемей растерялся. Он всматривался в темноту, но что ожидал он увидеть? Духа? Своего брата, умершего восемь лет назад, а теперь восставшего из могилы? Смех раздался снова.
Руки Птолемея покрылись гусиной кожей. Он подбежал к борту баржи и прыгнул в море. Охранник закричал. Люди столпились у борта. Птолемей плыл к берегу, сильно загребая руками, не обращая внимания на течение. Лучше утонуть или быть съеденным акулами, чем пробыть здесь еще хоть одно мгновение!
Нет, он не был настолько пьян. Он действительно слышал, как давно умерший человек говорил с ним. Но это невозможно! Кровь застыла в его жилах. Что, если Артакама отравила его? Может, он уже умер, просто ему не хватает ума или смелости признать это?
Он ясно слышал голос Александра, если только не сошел с ума. Он никак не мог разгадать эту загадку…
Лучше ему поторопиться, потому что если он задержится на одном месте, то закончит свою жизнь в желудке гигантского крокодила!
Через четверть часа Птолемей выбрался на песчаный пляж. Его мускулы ныли, голова по-прежнему раскалывалась, но рассудок больше не был замутнен неразбавленным вином. Несколько рыбацких тростниковых лодок стояли на приколе у берега. Он забрался в ближайшую из них, положил голову на скрученный канат и стал смотреть на звезды. Голос больше не беспокоил его. Он слышал лишь плеск волн и крики людей, разыскивавших царя.
Когда взойдет солнце, он пойдет к ближайшему военному посту. Утром будет достаточно времени, чтобы разобраться, что же на самом деле произошло.
Что говорил ему дух Александра? Ты предаешься разгулу, как персидский сатрап. Возможно, голос был прав. Наверно, он чересчур упивался положением царя и стал забывать, что корона правителя Египта будет принадлежать ему лишь до тех пор, пока его власти хватит, чтобы удержать ее.
Предания рассказывали, как боги предупреждали своих избранников о том, что их жизнь в опасности. Может, с ним произошло то же самое? Или боги наказывали его за то, что он безрассудно предался удовольствиям, как того хотела Артакама?
Он никогда не был набожен. Он произносил молитвы богам, делая это, скорее, на всякий случай, нежели по искренней вере. Он приносил жертвы перед битвами. Но, по правде говоря, часто сомневался в существовании богов. А если они и существовали, то им не было никакого дела до забот смертных…
Возможно, он ошибался.
Эта мысль и беспокоила, и утешала его. Если боги действительно существовали, то они любили его. Как всегда говорил Александр, лучше иметь удачу, чем ум. Может, у него были и ум, и удача.
Только одно он знал наверняка. Ни одна из цариц не разделяла его интересов. Это были политические союзы. У него не было никого, кому бы он мог доверять так, как его брат доверял Роксане.
Никого, но скоро все может измениться…
Греческий солдат прошел к возвышению, на котором стояло задрапированное ложе Майет, и она услышала звук удара мечом по подушкам. Он ругался, снова и снова вонзая тяжелый меч.
Беги! Все ее чувства подсказывали, что нужно бежать. Но куда? Она могла выбежать в сад, но он был окружен стеной. Если ворота заперты, она окажется в ловушке! Он стоял между нею и проходом, соединявшим ее покои с дворцом. Сможет ли она бежать быстрее него?