— Не так много, как я надеялся услышать, но все же больше того, что мне было известно прежде, — констатировал Франтишек. — Благодарю вас, Григорий, за полноту повествования и доверие. — Акценты стали менее очевидными, голос зазвучал монотонно, но Григорий не сомневался: связанный маг не остался равнодушным к услышанному. — Теперь я должен подумать о том, что вы мне рассказали.

— А что будет со мной? — вырвалось у Григория, и он тут же мысленно выругал себя. Шестьсот лет прожил на свете, а так и не научился держать язык за зубами, когда это просто необходимо.

— Было исключительно приятно с вами познакомиться, милейший Григорий. Я заранее предвидел, что наш союз может оказаться на редкость плодотворным — я буду работать здесь, а вы — там. Между тем грифон умеет читать мысли, что вам, безусловно, прекрасно известно. И прежде чем я приступлю к осуществлению моих замыслов, я должен позаботиться о том, чтобы грифон ничего не проведал о нашем с вами разговоре. Надеюсь, необходимость этого вам понятна.

Григорий крепче сжал ножку кубка. Ему уже доводилось слышать слова, сказанные подобным тоном. В последний раз так с ним разговаривал офицер в Берлине году так в тысяча девятьсот тридцатом. Григорий не сомневался в том, что Франтишек вкладывает в свои слова примерно тот же смысл. Офицер, правда, не мог и догадываться о том, что имеет дело с бессмертным, но так же, как и Франтишек, обладал властью вполне достаточной для того, чтобы наказать Григория за непослушание.

Григорий понял, что должен защищаться. Он напряг мускулы, гадая, не лучше ли будет поразить своих противников физической атакой. Кубок мог стать серьезным и даже смертельным оружием в руках того, кто знал, как им воспользоваться.

Григорий прикинул на глаз расстояние до Франтишека. Конрад не дремал: его рука скользнула под куртку. Григорий попытался прибегнуть к собственной магической силе, но только он занес руку для броска, в ушах у него вдруг зазвенело, что помешало ему сосредоточиться.

Конрад извлек изящный пистолет с особой конструкцией взвода. Пистолет этот стрелял не пулями, а иглами.

— Прошу прощения, дорогой мой Григорий, но, вне всякого сомнения, вы должны понять, что сделать это необходимо. — Связанный человек брезгливо поджал губы и проговорил: — Не следовало бы, конечно, так поступать с союзником, однако обстоятельства вынуждают, увы.

Конрад выстрелил. Хлопка не воспоследовало — только еле слышное шипение.

Левое предплечье Григория пронзила острейшая боль.

Конрад выстрелил снова — на этот раз он целился в голень левой ноги Григория.

Григорий погрузился в сон без сновидений. Быть может, то была самая настоящая смерть. Что именно — этого он не понимал и обнаружил в самый последний миг, что это ему в высшей степени безразлично.

VIII

Это был сон… и все же не сон. Григорий Николау стоял напротив дома, на другой стороне улицы.

Он был не один. Всего в нескольких футах от него, однако при этом не обращая на него никакого внимания — так, словно его и не было вовсе, — стоял мужчина лет сорока с густыми усами, которые, что интересно, не придавали его лицу особой пикантности. Макушка у него в отличие от верхней губы была совершенно лысая. Ее обрамляли редкие жиденькие пряди волос. Сложения мужчина был плотного, ростом немного выше Григория, одет был так, словно отправился на прогулку без особой дели, — в синюю спортивную куртку, видавшие виды черные джинсы и кроссовки. Когда незнакомец вытащил руку из кармана, дабы поскрести щеку, на солнце блеснул перстень с крупным сиреневым камнем, по обе стороны от которого располагались два бесцветных камня размером поменьше.

Григорий хотел было сказать что-то, но с губ его не сорвалось ни единого слова. Тем не менее мужчина сразу посмотрел в его сторону.

Глаза у него оказались серо-голубые.

Первым порывом Григория было дать выход отчаянию, переполнявшему его, но потом он понял, что мужчина смотрит не на него, а мимо него. Еще мгновение — и мужчина повернул голову в другую сторону. Удостоверившись в том, что транспорта на улице нет, незнакомец ступил на проезжую часть и зашагал к дому.

Григорий протянул ему вслед руку в попытке остановить его. К его ужасу, рука проткнула незнакомца насквозь. Григорий попробовал крикнуть, но опять не сумел издать ни звука. В отчаянии он бросился за мужчиной, надеясь на то, что сумеет что-нибудь предпринять, пока не станет слишком поздно.

Про ворота Григорий вспомнил только тогда, когда и он, и незнакомец уже были, на другой стороне улицы. Против воли Григорий поднял глаза.

Грифон ухмылялся. Фроствинг не шевелился — статуя как статуя, все же Григорию пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы не задать стрекача, как в прошлый раз.

Его спутник подошел к воротам вплотную. Григорий отступил в сторону и стал ждать, что будет дальше.

Незнакомец устремил взгляд на скульптурное изображение Фроствинга и заговорил. К собственному изумлению, Григорий обнаружил, что слышит его голос. А голос звучал решительно, хотя и не бесстрашно:

— Я пришел.

И вот тут Фроствинг зашевелился.

Григорий Николау ахнул. Грифон двухфутового роста раскинул каменные крылья и наклонил голову, дабы получше рассмотреть гостя. Фроствинг прищелкнул языком, отчего Григорий чуть было снова не бросился бегом куда глаза глядят, и произнес:

— Можешь войти, Мэтью Эмрих.

А Григорию — ни слова, ни полслова, ни смешочка. Похоже, грифон только Эмриха из них двоих и видел. Тем не менее Григорий изо всех сил старался стоять неподвижно, дабы не привлечь внимания Фроствинга к своей персоне.

Он вздрогнул от резкого металлического скрипа. Оторвав взгляд от скульптуры, увидел, что ворота сами по себе открываются. Мэтью Эмрих пока не вошел — видимо, ждал, пока ворота распахнутся пошире.

Как только створки разошлись наполовину, лысеющий Эмрих шагнул вперед. Григорий, преодолев панический страх перед склабящимся чудовищем, ухитрился схватить Эмриха за руку. И вновь его рука прошла сквозь тело Эмриха, словно его не существовало, — а может быть, не его, а самого Григория. Григорий отмахнулся от леденящей сердце мысли. Сейчас значение имело только одно: Мэтью Эмрих вошел в ворота и шагал к дому все быстрее и быстрее.

Николау бросил последний взгляд на Фроствинга. Тот повернул голову и глядел вслед удаляющемуся гостю. Наконец у Григория хватило храбрости шагнуть под арку.

Грифон — ноль внимания.

Григорий позволил себе сделать выдох. Однако Эмрих был уже в непосредственной близости от дома. Беззвучно крича, Григорий припустился бегом следом за ним. Если Эмрих переступит порог этого дома, нечего и думать о том, чтобы спасти его. Ну хорошо, он его догонит, а что дальше?

«Послушайте! — пытался прокричать Григорий. — Вернитесь! Вам надо вернуться!» Наконец он поравнялся с Эмрихом.

Тот не слышал предостережений и быстрым шагом приближался к дому по дорожке, идущей под уклоном вверх. Григорий забежал вперед, загородил ему дорогу, но отошел в сторону — не было никаких сомнений в том, что Эмрих попросту пройдет сквозь него.

Еще несколько ярдов — и Эмрих подойдет к дому.

Григорий чувствовал, что в доме кто-то есть, он догадывался, что это создание намного более древнее, нежели сам дом. Ощущение тьмы, мрака заставило Григория вспомнить и о Франтишеке, и о грифоне сразу. Если бы дело касалось его самого, Григорий бы больше ни шагу не сделал в сторону этого мерзкого логовища, но речь шла о жизни другого человека. Эмрих слепо шел вперед, явно торопясь поскорее шагнуть в парадную дверь и встретиться с тем, что ждало его за нею.

Григорий вытянул перед собой руку, попытался воздействовать на Эмриха магической силой, дабы удержать его, но ничего не вышло. Он предпринял несколько попыток подряд, но добился только того, что Эмрих намного опередил его.

Вот он уже ступил на парадную лестницу.

Двери со скрипом распахнулись. Это зрелище могло бы даже позабавить Григория, поскольку разительно напоминало кадр из современного фильма ужасов, вот только, увы, в данный момент Григорий в этом кошмаре участвовал лично. Он побежал, но у самой лестницы резко остановился. Он никак не мог заставить себя занести ногу над первой из деревянных ступеней.